Катастрофа ( 1 фото )

- Тридцатилетняя война, часть первая.

Ах этот славный 1626 год!


Что же, государи мои, не прошло и... скольки? почти двух лет, если мне не изменяет память? А она мне изменяет, дрянь такая, да еще с откровенным бесстыдством. В иные моменты я сам себе начинаю напоминать мэра из шестой части "Полицейской академии" - и все чаще и чаще. Впрочем, оставим этот элегический тон и перейдем к делу. Итак, давненько у нас не было "исторических циклов" в блоге - и это, как пел Вертинский, "очень жаль". Хочется порой вот так запросто, в халате и шлепанцах, образно выйти на крыльцо и покалякать с читателям о королях и курфюрстах.

Между тем, пребывая этой весной в поисках новой темы и раздумывая над сравнительными отличиями Бадена и Вестфалии, я как-то незаметно для себя застучал пальцами по клавиатуре и вот, пожалуйста - получилась трехактовая политическая драма, с прологом и финалом. Она в общем-то узка, но не в бедрах, а в смысле затронутых тем: в известной степени игнорируются культурные, религиозные, военно-тактические и аспекты тех событий. Они, говоря драматически, приносятся в жертву.

Чему? Политической глупости и жестокой исторической необходимости.

Для Европы Тридцатилетняя война - это глобальный конфликт, главным сюжетом которого стало крушение испанской "сверхдержавы". Для Германии - одна тех из трех катастроф, первой их которых стало падение династии Гогенштауфенов, вторая вам уже известна, а третья - это Мировая война и ее преемница. 1250, 1648 и 1945 гг. - политический, социальный и военный кризисы, оказавшие огромное влияние не только на германские государства, но и на всю Европу.

В этом отношении Тридцатилетняя война может бросить вызов даже Второй мировой, тем более, что установленная в Вестфалии система международных отношений оказалась куда долговечнее Версальского мира или Потсдамского соглашения.

Первое десятилетие XVII века стало свидетельством раскола австрийской ветви династии Габсбургов. Страдавший от ряда физических и психических недугов Рудольф II с годами все менее был способен исполнять даже внешние обязанности правителя. Возводивший в Праге "воздушные замки" химерических проектов вроде большого похода на турок или полного искоренения "еретиков", выпустивший из рук бразды правления наследственными землями и не пользовавшийся уважением имперских князей император постепенно оказался в изоляции. Его двоюродный брат Матиас, из Вены пытавшийся править громоздкой габсбургской колесницей, вступил с Рудольфом в утомительное противостояние. Это была борьба не сражений, но туманных угроз и подбора союзников.

Рудольф II был обречен в ней на поражение, однако титул первого государя христианского мира все еще значил очень многое и даже полубезумный император представлял из себя силу, с которой приходилось считаться. Матиас медлил, не решаясь сделать последний шаг, а его брат упорно не желал уступать корону. Стараясь удержать хотя бы Прагу, окружение императора пошло на значительные уступки чешским протестантам. По тем же причинам на это вынужден был пойти и Матиас, но уже в своих австрийских и венгерских владениях. Наконец, в 1608 году наследственные габсбургские владения были разделены на две неравных части, меньшая из которых - Богемское королевство, осталась в распоряжении Рудольфа. Однако этот династический конфликт был лишь частью нарастающего кризиса в Священной Римской империи и Европе.

Аугсбургский договор 1555 года подарил Центральной Европе шестьдесят лет религиозного мира, выгодно отличавшего положение Германии и Империи на фоне непрекращающейся войны во Франции или упорных попыток Испании подавить голландский "мятеж". Однако к началу XVII века "религиозный паритет" католической и протестантской частей Империи уже трещал по швам. Начиная с восьмидесятых годов XVI века публичная агитация с обеих сторон становилась все активнее и агрессивнее. Протестанты, среди которых образовалось немало отдельных конфессий, подчас настроенных по отношению друг к другу не менее враждебно чем к католикам, опасались того, что Габсбурги в конце концов используют свое императорское положение для наступления на "германские свободы" - и конфессиональные, и региональные, то есть политические.

Это не было напрасными подозрениями и выросший в атмосфере нетерпимости испанского двора Рудольф II первым подал к ним повод. Один инцидент следовал за другим. В 1605 году баварский город Донауверт, преимущественно населенный протестантами, был захвачен герцогскими войсками, после чего все лютеранские и кальвинистские церкви были обращены в католические храмы. Максимилиан I выступил на собственный страх и риск, в равной степени движимый и католическим рвением, и честолюбием правителя Баварии, но агрессивные действия Мюнхена были поддержаны и Прагой, и Веной, и Мадридом. Габсбургская солидарность была продемонстрирована наиболее болезненным для имперского единства образом.

Реакцию немецких протестантов не трудно было предугадать. В 1607 году курфюршество Пфальц вступает в союз с герцогствами Бадена и Вюртемберга, ставший основной созданной в следующем году Евангелической Унии. Молодой и честолюбивый пфальцский курфюрст Фридрих V становится неформальным лидером Унии, собравшей под своими знаменами большую часть лютеранских и кальвинистких земель Германии. Распри, прежде препятствовавшие политическому союзу двух религиозных направлений протестантства, были отложены. В свою очередь, в 1609 году Максимилиан I возглавляет Католическую Лигу, созданную при поддержке Мадрида и отчасти на испанские средства. Новое поколение, не знавшее тяжелых испытаний времен правления императора Карла V, когда германские войска одновременно вели борьбу и с французами, и с турками, горело желанием взяться за оружие и силой разрешить все противоречия своего времени.

Последовавший затем конфликт между Берлином и Веной из-за выморочного Юлих-клэвского наследства носил уже все признаки международного. Спор о том, какому правителю - австрийцу-католику или бранденбуржцу-протестанту должно достаться герцогство, - привлек внимание не только Империи, но и франко-голландских союзников, стянувших к Юлиху свои войска. В 1610 году большой войны удалось избежать, - не в последнюю очередь благодаря убийству Генриха IV, а также очередному витку противостояния Рудольфа и Матиаса, - однако взаимное недоверие охватило и Европу, и Империю.

Оно не было напрасным. Пфальцский курфюрст всерьез рассматривал возможность проложить себе дорогу к императорскому трону, опираясь на Унию и поддержку своего тестя английского короля, а также французов и голландцев. Баварский герцог вел дело к войне, рассчитывая расширить собственные владения за счет Пфальца. Не удивительно, что имперский рейхстаг 1613 года оказался парализованным: в Регенсбурге протестанты отказывались поддерживать военные усилия Габсбургов в Венгрии, открыто указав на то, что запрашиваемые средства будут потрачены не на боевые действия против турок, а для наступления на "германские свободы".

Ситуация накалялась - "имперский мир" мог поддерживаться и дальше лишь в том случае, если габсбургский император сумел бы дистанцироваться от Лиги и развеять худшие опасения протестантской оппозиции. К сожалению, после смерти Рудольфа в 1612 году эта и без того предельно трудная задача легла на слабые плечи Матиаса II и его главного политического советника кардинала Мельхиора Клезля.

Они не справились. Кардинал, в течение многих лет выступавший в качестве активного противника немецких протестантов, попытался было развернуть идущий на скалы имперский корабль, но не преуспел в этом. А новый император, тщеславный, но слишком слабохарактерный для того, чтобы активно участвовать в политических интригах, хотя и оказывал Клезлю поддержку, однако в критические моменты предпочитал уступать давлению своих радикально настроенных родственников. Бездетный Матиас вынужден был признать наследником своего двоюродного брата Фердинанда Штирийского - воинственно настроенного и полного религиозного пыла молодого Габсбурга. Примирительная политика Клезля явно терпела крах и европейские противники Габсбургов вполне определенно могли рассчитывать на поддержку немецких протестантов, с тревогой ожидавших смерти немолодого и болезненного Маттиаса II.

Беспокойство охватило и католический лагерь. Корона Карла Великого не передавалась по наследству, а потому и в Вене, и в Мадриде не без опасений размышляли над перспективами новых имперских выборов. Австрийские Габсбурги не собирались уступать трон кандидату-"еретику" и в разделившейся на несколько военных лагерей Империи уже открыто готовились к предстоящей борьбе. Однако, если большинство протестантских князей Германии не шло в своей поддержке Унии и пфальцского курфюрста дальше оборонительного мотива отстоять основные положения Аугсбургского мира и собственные права наследственных правителей, то в Вене и Мадриде поставили перед собой куда более далекие цели. Фердинанд Штирийский, готовившийся к тому, чтобы в самое ближайшее время унаследовать габсбургские владения и быть избранным на императорский престол, собирался добиться "религиозной унификации", разом покончив с конфессиональным разделением и собственных, и в имперских землях. Наследник Матиаса рассчитывал и на союзников из Католической Лиги, и на испанских Габсбургов.

И в самом деле, для Мадрида контроль обеих ветвей габсбургской династии над Империей представлялся ключевым элементом "мировой стратегии" иберийской монархии. Еще в 1613 году посол Испании при венском дворе указал на то, что без Германии испанцам не удержать ни Фландрии, ни своих итальянских владений. Полностью разделявший эту оценку первый министр и глава внешнеполитического ведомства Испании граф Бальтасар де Суньига убедил короля Филиппа III добиться урегулирования спорных вопросов, существовавших между Мадридом и Веной. Тайное соглашение, подписанное в 1617 году в Вене и известное как "договор Оньяте", напоминало скорее план военной кампании, нежели дипломатический документ. Действуя последовательно и скоординировано, австрийские и испанские Габсбурги должны были покончить с "протестантской ересью" в наследственных землях Фердинанда Штирийского и политически сокрушить Евангелическую Унию. Договор предусматривал не только отказ от дальнейшего соблюдения "конфессионального паритета", но и определенный демонтаж внутриполитического баланса в Империи: поражение протестантской оппозиции должно было избавить габсбургского императора от большинства связывающих его ограничений в отношениях с наследственными германскими династиями.

Расплатой за участие в этом испанских войск и финансовую поддержку императора стала бы передача Мадриду части имперского Эльзаса, а также ряда территорий в Северной Италии, контроль над которыми должен был послужить стратегическому обеспечению знаменитой "Испанской дороги", по которой солдаты Филиппа III маршировали во Фландрию. Торжество над протестантскими князьями Империи означало также и приближение победы над Нидерландами, лишившимися бы своих немецких союзников и наемников, составлявших большую и лучшую часть нидерландской армии. Перемирие с Гаагой заканчивалось в 1621 году и в Мадриде рассчитывали возобновить борьбу, покончив наконец-то с затянувшимся "мятежом". К войне с Нидерландами подталкивали и беспрестанные жалобы поданных короны - особенно португальцев испытывавших сомнения в решимости Испании защитить их интересы в колониях и на морских коммуникациях, регулярно подвергающихся голландским атакам. Кроме того, окончательный разгром Нидерландов должен был восстановить пояс габсбургских владений, изолировавших Францию от Пиренеев до Рейна. Под угрозой оказывались и соединенные династической унией королевства Англии и Шотландии. И хотя у "римского императора" не было права распоряжаться не принадлежавшими ему землями Империи, Матиас II в очередной раз поддался давлению, дав согласие на все испанские предложения. Таким образом, действуя сообща, оба габсбургских дома рассчитывали добиться достижения своих внешне и внутриполитических задач.

Грандиозный династический проект страдал как от очевидности своих далеко идущих замыслов, так и от определенной умозрительности. Сложное внешнеполитическое положение Империи приводило к тому, что любой сколько-нибудь крупный конфликт на ее территории практически неизбежно должен был перерасти в общеевропейскую войну. Находившаяся в центре Европы Священная Римская империя была и слишком обширна, и слишком важна для того, чтобы избежать этого. Между тем, всецело полагаясь на пассивность большинства своих противников, в Мадриде и Вене будто бы рассчитывали расправиться с ними по очереди - и в удобный для себя момент. Однако возможности, потенциальные открывающиеся для Габсбургов в Империи, были очевидны не только одним лишь испанцам.

Тем временем, провозглашение в 1617 году Фердинанда Штирийского чешским королем вызвало ожидаемое недовольство богемских сословий. Оппозиция ревниво следила за действиями нового правителя, ища лишь повод для того, чтобы открыто выступить против Габсбурга. Разумеется, ждать долго не пришлось - в то время как император Маттиас проводил последние месяцы своей жизни в тиши венского Хофбурга, новая администрация Богемии принялась за дело, изгоняя протестантов из магистратов и допуская в храмах исключительно католическое богослужение. Прага не стала исключением - с не меньшим рвением линия "контрреформации" проводилась и в австрийских, и в венгерских владениях Габсбургов. "Национальный вопрос", впоследствии ставший частью чешской патриотической мифологии, на деле не играл в тех событиях особой роли: так, вызывавшие всеобщее негодование императорские наместники Богемии были чехами, а значительная часть богемской оппозиции состояла из немецких дворян.

К весне 1618 года настроения в королевстве достигли точки кипения и радикально настроенная часть оппозиции сознательно решилась на демонстративный акт. 23 мая толпа напала на представителей императора, в буквально смысле воспроизведя знаменитые события Пражской дефенестрации, двумя столетиями ранее ставшей началом эпохи жестоких гуситских походов. На этот раз последствия оказались еще более катастрофическими. К своей чести, без пяти минут двенадцать Матиас захотел остановить стрелки часов.

Немало испуганный ходом дел император предоставил Клезлю полномочия разрешить "пражский инцидент" мирным путем. Но было уже слишком поздно. Робкую попытку примирения решительно пресек не колебавшийся в своих намерениях наследник императора. Фердинанд приказал арестовать главу Тайного совета, поставив на его место преданного ему штирийского барона. И, как это уже не раз бывало, Матиас предпочел уступить без борьбы, смиренно признав случившееся необходимым. О его подлинных чувствах не трудно догадаться - оставленный всеми, фактически лишенный власти, он умер весной следующего года совершенно разбитым и сломленным человеком. К этому времени на территории Империи уже шла война.

Изгнав гарнизоны Фердинанда, богемцы пригласили известного наемного полководца Петера фон Мансфельда возглавить их спешно набираемую армию. Прага заключила союз с трансильванским князем и попыталась оказать поддержку австрийским протестантам. Однако, несмотря на то, что противники Габсбургов несколько раз подходили к предместьям Вены, общее положение дел складывалось для них совершенно неудовлетворительно. Фердинанд Штирийский, к услугам которого были предоставлены испанская казна и армия, располагал куда большими возможностями для проведения успешных военных кампаний. Габсбургские войска сломили сопротивление австрийской оппозиции, а дипломатия сумела парализовать военные усилия Трансильвании.

Стремясь найти выход из сложившегося положения, богемцы предложили пфальцскому курфюрсту занять "вакантный" королевский трон, разом превращая "мятеж" в защиту собственной государственности. Помимо этого, в Праге рассчитывали и на то, что династическая уния с Пфальцем станет основой предполагавшегося союза с Евангелической Унией. Честолюбивый Фридрих V с готовностью пошел на встречу пожеланиям своих новых подданных, в августе 1619 года сообщив о своей готовности принять корону. Несколькими дня позднее во Франкфурте-на-Майне его венский противник был провозглашен императором Фердинандом II.

Коронация Габсбурга стала для Богемии и Пфальца тяжелейшим политическим поражением, но едва ли Фридрих V мог избежать подобного развития событий. Избрание Фердинанда II стало возможным благодаря расколу в Евангелической Унии, большинство правителей которой расценили действия пфальцского курфюрста как опасную авантюру. Не слишком высоко оценивая Габсбурга, они еще меньше полагались на молодого и не пользовавшегося их доверием курфюрста, лишь номинально возглавляющего Унию. Таким образом, в 1619 году у Фердинанда II не оказалось достойных соперников, а богемские сословия находились теперь в состоянии мятежа и против короля, и против императора.

Поздней осенью 1619 года Фридрих V прибыл в Прагу для торжественной коронации, но это уже мало на что могло повлиять. Дело шло к неизбежной развязке и положение пфальцско-богемских союзников ухудшалось день ото дня. Император заручился поддержкой могущественных союзников: баварскому герцогу была обещана значительная часть Пфальца и титул ее мятежного правителя, а с курфюрстом Саксонии Вена расплатилась Силезией, входившей тогда в состав чешского королевства. К началу новой военной кампании 1620 года габсбургской дипломатии удалось парализовать Евангелическую Унию: в время как в Империю уже спешили испанские войска, а Пфальц был приговорен к разделу между Мюнхеном и Мадридом, император Фердинанд II гарантировал протестантам, что предстоящие боевые действия ограничатся Богемией, после завоевания которой пфальцскому курфюрсту будет предложен мир на условиях статус кво. Соглашение, подписанное летом 1620 года в Ульме, обозначало изоляцию Пфальца, оставленного его протестантскими союзниками по Унии.

Между тем, Фридрих V вовсе не являлся тем человеком, личные дарования которого способны были уравновесить столь неудачно складывающееся соотношение сил. Некстати развязанный конфликт с гессенским ландграфом послужил еще одной причиной раскола в протестантском союзе, а впоследствии предоставил врагам курфюрста предлог для вторжения в Пфальц. В качестве военного руководителя курфюрст тоже не обнаружил особых способностей - не сумев скоординировать усилия пфальцских, богемских и трансильванских войск, Фридрих предоставил событиям идти своим чередом. Не оправдались расчеты и на немедленную помощь со стороны Англии, Нидерландов и Франции.

Его тесть Яков I уже был связан теми разногласиями с английским парламентом, описание противостояния с которым красной нитью проходит через историю Стюартов. Осторожный по природе, разделявший с протестантскими правителями Империи ошибочное представление о локальном характере событий в Богемии, он даже не думал о том, чтобы из-за "пражской авантюры" своего зятя вступать с императором в войну. В то же время этот монарх рассчитывал на улучшение отношений с Мадридом и в течение нескольких следующих лет настойчиво пытался добиться от испанцев согласия на брак инфанты со своим сыном и наследником. Король все же позволил организовать в Англии сбор средств для отправки в Богемию добровольцев, но несколько тысяч англичан, с трудом добравшиеся до Пфальца, конечно не могли оказать протестантскому курфюрсту сколько-нибудь серьезной поддержки.

Франция же совсем недавно освободилась от провального во всех отношениях регентства вдовы Генриха IV Марии Медичи, находившейся под влиянием своего итальянского фаворита. Однако боевые действия между войсками короля и его матери продолжались несколько лет, а потому французская дипломатия была крайне осторожна в отношении каких-либо гарантий германским протестантам. Политика Парижа в значительной степени предопределила нейтралитет Унии, подтвержденный заключенным в Ульме соглашением.

Позиция Нидерландов также основывалась на стремлении ограничить предстоящие события военной кампанией в Богемии. В Гааге не верили в возможность военного успеха Фридриха V, но с опасением ожидали окончания перемирия с Испанией. Развал Евангелической Унии и завоевание Пфальца габсбургскими войсками были недопустимы, но поскольку и Лондон, и Париж продемонстрировали явственное стремление к дипломатическому разрешению конфликта, то голландцы предпочли проследовать в фарватере своих союзников. Тем более что Ульмский договор, оставлявший Фридриха V наедине с военной машиной императора и испанского короля, казалось бы обеспечивал неприкосновенность Пфальца, что для Нидерландов имело не только политическое, но и военное значение.

Таким образом, практически все потенциальные союзники пфальцского курфюрста в Империи и Европе предпочли избрать политику нейтралитета, разменяв отказ от поддержки протестантской Праги на габсбургские гарантии безопасности для Пфальца и Евангелической Унии. "Король" Богемии остался в одиночестве, поддерживаемый лишь Трансильванией. Нехватка средств лишила Фридриха V большей части его наемной армии именно в тот момент, когда императорские, испанские и саксонские войска уже готовились обрушиться на Богемию со всех сторон.

В ноябре 1620 года битва при Белой Горе покончила с недолгим правлением Фридриха Пфальцского, приобретшим после поспешного бегства из Праги насмешливое прозвище "зимний король". Богемия была завоевана, Трансильвания вышла из войны, а остатки протестантских войск Мансфельда с трудом смогли отступить в Пфальц. Стремительно покидаемая участниками Евангелическая Уния агонизировала. Военно-политический успех Фердинанда II был очевиден, но связанный соглашениями с Мадридом и Мюнхеном, движимый собственными религиозными чувствами император был неспособен им воспользоваться.

В начале 1621 года Фердинанд II санкционировал оккупацию и раздел Пфальца баварскими и испанскими войсками, открыто нарушив взятые на себя в Ульме обязательства. Титул пфальцского курфюрста, был передан баварскому герцогу, что означало отказ от принципов Аугсбургского религиозного мира, непременным условием которого был католическо-протестантский паритет в имперской "коллегии выборщиков". Вместе с этим и в Богемии, и в Пфальце сохранявшие свою приверженность протестантству лишались и должностей, и земель. Известия о религиозных преследованиях вместе с рассказами о произволе испанских войск распространялись по Германии. Весной того же года Испания возобновила войну с Нидерландами, которые немедленно предоставили субсидии опальному Фридриху V.

Несмотря ни на что, в течение последующих нескольких лет габсбургские армии шли от победы к победе. Хотя протестантские армии и пополнились солдатами из Бадена и Брауншвейга, военное превосходство императорских, испанских и баварских войск было доказано серией сражений, приведших в итоге к полной оккупации Пфальца и капитуляции всех противников императора в Германии - только укрывшаяся в Нидерландах армия Мансфельда не сложила оружия. В это же время испанские солдаты подавили восстание в Вальтеллине, стратегической долине в Альпах, контроль над которой позволял Мадриду беспрепятственно проводить войска через Италию.

Могло показаться, что до конечной победы испанских и австрийских Габсбургов было уже рукой подать, но в действительности время уже работало против них. Осадные операции во Фландрии не слишком соответствовали амбициозным планам Мадрида, а принятая Веной стратегия "контрреформации" препятствовала завершению конфликта в Империи. Военные успехи габсбургских войск были очевидны, но все же совершенно недостаточны для реализации поставленных договором Оньяте задач. Возникал своеобразный замкнутый круг: если правительство Испании отчаянно нуждалось в средствах и солдатах, направленных на поддержку Фердинанда II, то император вынужден был столкнуться с последствиями постоянного расширения пространства войны. Голландские субсидии уже привели к тому, что имперские и испанские войска оказались скованными войной в Германии, а последовавшие затем политические перемены в Париже и Лондоне окончательно придали конфликту затяжной характер.

Летом 1624 года должность первого министра Франции занял кардинал Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье. Вынужденный постоянно лавировать для того чтобы удержать свое положение при оппортунистически настроенном Людовике XIII, Ришелье перенес усвоенные им принципы придворного выживания на внешнюю политику. В течение следующих десяти лет усилия французской дипломатии были направлена на то, чтобы по возможности избежать непосредственных боевых действий против Мадрида и Вены, но таким образом, чтобы испанский король и император ни на день не оставались предоставленными самим себе. Стратегия нового главы французского правительства предусматривала финансовую, а если и потребуется, то и ограниченную военную поддержку любых противников Габсбургов в Европе. Прежде всего Парижу следовало укрепить голландские позиции во Фландрии, но главной целью кардинала было возобновление боевых действий в Империи.

Обстановка благоприятствовала планам Ришелье. Летом 1654 года в Компьене ему удалось добиться формирования первой антигабсбургской коалиции, в ряды которой наряду с Францией вошли Нидерланды и Англия. Не собираясь еще вступать войну с Испанией и императором, кардинал добился от осторожного Якова I отправления английских войск во Фландрию и Германию. К этому времени тяжело болевший английский монарх, немало разочарованный провалом брачных переговоров с Мадридом, уже не мог противиться требованиям парламентской оппозиции, прямо призывавшей объявить Испании войну. Наследник короля и его фаворит Джордж Вильерс, герцог Бэкингем, также выступали за более активную внешнюю политику. Ришелье даже не потребовалось прилагать особенных усилий, а после того как весной 1625 года Карл I сменил своего отца на английском троне, французский министр скрепил политический союз династическим браком, связавшим вместе Стюартов и Бурбонов - новой английской королевой стала сестра Людовика XIII.

Поддержав голландское сопротивление английским оружием, кардинал нанес удар по позициям Габсбургов в Италии. Французская дипломатия спровоцировала нападение савойского герцога Карла Эммануила I на Генуэзскую республику, последние восемьдесят лет выступавшую в качестве верного союзника Испании. И хотя осада Генуи закончилась провалом, боевые действия на время прервали ручеек испанского серебра, подпитывавший военные усилия императорских и испанских войск в Германии и Фландрии. В том же 1625 году Ришелье заключил союз со Швейцарией, что позволило последней взять под контроль Вальтеллину. Обозначив угрозу стратегическим коммуникациям Испании, кардинал искусно избежал втягивания в большую войну: мирное соглашение предусматривало швейцарский суверенитет над спорным регионом, но все же сохраняло за Мадридом право и дальше перебрасывать через долину своих солдат. Однако теперь это право не поддерживалось испанским гарнизоном, покинувшим Вальтеллину.

В Германии Ришелье рассчитывал противопоставить Габсбургам возрожденную армию Мансфельда и шведско-датский союз, к которому впоследствии могло примкнуть большинство протестантских князей. Однако на этот раз французская дипломатия добилась лишь частичного успеха: шведский король Густав II Адольф предпочел возобновить войну с польско-литовским государством, а в Бранденбурге, крупнейшем протестантском курфюршестве Империи, с подозрением следили за маневрами обеих скандинавских держав. Таким образом, лишь датский король, в распоряжение которого были переданы немалые средства из английского, французского и голландского бюджетов, оказался готовым выступить против армий Фердинанда II. Движимый опасениями за свое положение в качестве герцога Шлезвиг-Гольштейна, делавшего его одним из протестантских правителей Империи, и честолюбивым желанием возглавить германских единоверцев, Христиан IV принял командование войсками и весной 1625 года объявил императору войну.

Датчанам не удалось добиться успеха. Сперва расчет на то, что французская "диверсия" в Италии парализует войско императора и его испанского союзника казался вполне оправданным, однако Фердинанд II сумел найти временное решение своих военно-финансовых проблем. Военачальник чешского происхождения Альбрехт Валленштейн, составивший себе на службе у Габсбургов имя и положение, предложил императору на собственные средства набрать большое войско, содержать которое впоследствии предполагалось за счет совершенно безжалостного даже по тем временам разграбления вражеских, а при необходимости - и союзных земель. Собственно говоря, в самом грабеже не было ничего принципиально нового, однако чешский полководец и его коллеги сумели поставить дело на такую широкую ногу, что эта война, сама по себе достаточно инновационная в отношении военной тактики, вошла в историю главным образом за счет впечатлений ее современников от безнаказанности солдатчины и всех последствий этого.

Военное дело стало чрезвычайно выгодным предприятием: со времен позднеантичного "переселения народов" и до начала Великой французской революции Европа не видела таких огромных армий, как в эпоху Тридцатилетней войны. Было замечено, что в одном из сражений на тридцать тысяч императорских солдат приходилось вчетверо больше количество вооруженных обозников и прочего сброда, следовавшего за войском. Многочисленность таких армий, произвол их гарнизонов, но, главное, продолжительность и ожесточенность боевых действий предопределили опустошение целых регионов.

Ничего подобного соглашению между французскими католиками и протестантами времен "религиозных войн" во Франции XVI века, позволявшего обеим сторонам беспрепятственно обрабатывать собственные поля, в этой войне не предусматривалось. Между тем, если новый виток религиозного противостояния во Франции, продолжавшийся чуть больше года и в основном проходивший вокруг Ла-Рошели, одному лишь этому городу стоил более 80% жителей, погибших во время осады или вынужденных покинуть свои дома, то в некоторых европейских регионах боевые действия продолжались десятилетиями. Человеческие жертвы оказались крайне велики.

Валленштейновская "метода" оказала громадное влияние на ход боевых действий, немало поспособствовав их продолжительности, однако в тот момент неожиданно проявившаяся способность императорских командиров вести активные боевые действия "в долг" стала неприятной неожиданностью для всех противников Фердинанда II. Из-за распространившейся эпидемии чумы и ограниченности военных способностей Христиана IV первая военная кампания прошла в подготовке обеих сторон к предстоящим сражениям. Воспользовавшись предоставленным ему временем, Валленштейн собрал войско, значительно превосходившее по численности армии Христиана IV и его протестантских союзников. Весной 1626 года императорский полководец при Дессау нанес поражение Мансфельду, а летом в битве при Луттере баварский генерал Иоганн Тилли обратил в бегство солдат датского короля. Надежды компьенских союзников на формирование мощного военного блока в Северной Германии были разрушены самым жестоким образом.