Дело Маттеотти ( 3 фото )

- первый кризис правительства Муссолини. Хорошая иллюстрация к тезису о том, что главное - это не "как", а "когда".


К началу лета 1924 года фашистская партия и ее лидер могли чувствовать себя вполне уверенно. Помимо дипломатических побед и множащихся признаков экономического оздоровления, Муссолини удалось хорошо закрепить свое положение в политической жизни Италии и государственном аппарате страны. Отныне фашистов представляла не только улица, но и почти четыре сотни мест в нижней Палате. Несколько сотен тысяч чернорубашечников вышагивали по улицам городов в качестве милиции, ставшей частью военной и полицейской организации Италии. Беззубая пресса либо восхваляла реальные и выдуманные успехи нового правительства, либо ограничивалась аккуратной и "конструктивной" критикой "отдельных" недостатков. Осторожный монарх если и не поддерживал правительство Муссолини открыто, то очевидным образом считал его меньшим злом, в сравнении с "либеральной болтовней" или кабинетом из социалистов. Такого же мнения придерживалось большинство политических сил в стране.

И вот теперь, Муссолини мог позволить озвучить свои надежды на широкую политическую коалицию. Он был настолько великодушен, что упомянул о возможности - даже надежде! - на сотрудничество с умеренными левыми, то есть социалистами. Почему бы и нет? Это лишь еще больше расколет лагерь его противников, а точнее - предотвратит саму возможность его формирования. Кроме того, как уже говорилось, Муссолини был крайне осторожен и продолжал опасаться радикалов в собственном лагере. Публичный призыв к сотрудничеству с левыми был сильным и рискованным ударом по фашистскому единству. Однако, не стоит думать, что Муссолини руководствовался исключительно правилами политической борьбы. Пожалуй, что в этом случае (как и во многих других) его чувства временно взяли верх над логикой построения диктатуры, требовавшей от Муссолини поскорее раздавить своих разобщенных и бессильных противников, завершив начальный этап политической унификации "новой Италии". Такие моменты эмоциональных колебаний накануне принятия жестких решений вообще были характерны для него, они же впоследствии давали Гитлеру многочисленные поводы упрекать своего итальянского друга в мягкотелости, ненастоящем диктаторстве и прочих недостойных "подлинного вождя" слабостях. Итальянский диктатор действительно всегда тяготел к "войнам без сражений", пусть в итоге и поступал "как должно".

Муссолини проявил определенную наивность, если всерьез рассчитывал на то, что его внутриполитические планы могут быть воплощены в жизнь не только без какого-либо противодействия, но и при полном одобрении всех не фашистских политических и общественных сил Италии. Кажется, что крайне трудно определить насколько далеко он был готов зайти в своем маневре навстречу левым - слишком недолго продлился этот флирт с социалистами, но нельзя согласиться с теми исследователями, кто всерьез поднимает вопрос о неких упущенных шансах того года. Сама скорость и та легкость, с которой Муссолини перейдет от предложений сотрудничества с левыми к курсу на полное подавление политического инакомыслия, говорит о том, что с его стороны эти призывы были не более чем красивым жестом. Это не значит, что в тот момент он был неискренен в своем желании обойтись без ожесточенной борьбы с социалистами, но вполне определенно определяет границу, на которой заканчивались и терпимость Муссолини, и его "добрые намерения".

Между тем, социалисты, потерявшие на выборах половину своих мест в Палате, сами пошли на обострение ситуации, посчитав, что терять им больше нечего.
30 мая 1924 года на парламентскую трибуну поднялся депутат Джакомо Маттеотти, один из лидеров "Унитарной социалистической партии". Под неистовые, почти истерические крики фашистов он спокойно перечислил злоупотребления на прошедших выборах и потребовал аннулирования их результатов, пригрозив в противном случае использовать обструкционные формы протеста. Оппозиция еще имела возможности для маневра - депутаты левых фракций могли покинуть парламент, лишив его значительной доли легитимности.

По зрелому размышлению, эти угрозы были не так уж опасны для режима, но смелый депутат попал в болевую точку фашистской легенды о "триумфальном успехе" 1924 года. Состоявшиеся в апреле выборы действительно были "грязными", а итальянцы, при всем их одобрении наступившей стабильности, еще помнили избирательные кампании прежних лет и могли сравнивать их не в пользу последней. Из многочисленных источников поступала информация о том, что среди населения речь Маттеоти получила определенную поддержку. Оказалось, что смелые слова, произнесенные в трусливые времена, имеют немалую силу.
Муссолини, присутствовавший в Палате во время выступления оппозиционного политика, был в ярости. Недавняя попытка "навести мосты с социалистами", делала возникший скандал для него особенно досадным - он не мог позволить себе выглядеть "слабаком", протянутую рука которого с презрением отвергалась. Более того, давно уже в парламенте никто из оппозиции не осмеливался выступать в столь жестком стиле.

Маттеотти и до этого дня был костью в горле у фашистов: в 1924 году была издана его книга, в которой подводились итоги работы первого года правительства Муссолини, лишенный возможности публиковаться на родине, итальянский социалист печатался в европейских газетах. Еще до того, как он потребовал аннулировать выбора, в английской прессе появилась статья за его авторством - Маттеотти писал о коррупции среди пришедших во власть фашистских назначенцев. Останавливаться на этом он не собирался - была анонсирована целая серия статей, что уже само по себе выводило Муссолини из себя: речь шла о международном престиже Италии и его лично!

К сожалению, для Муссолини, смелого депутата-социалиста нельзя было просто подкупить или запугать. Будучи весьма состоятельным человеком, к социализму он пришел не из-за личной бедности, как многие итальянцы, а вполне сознательно. В 1914-1915 гг. Маттеотти отказался поддержать сторонников вступления Италии в Мировую войну, а в начале двадцатых годов подвергся нападению чернорубашечников, жестоко избивших и пытавших его. Это был убежденный, принципиальный человек.
Еще выходя из парламентской залы Муссолини в присутствии своих паладинов "в сердцах" бросил несколько резких фраз по адресу Маттеотти. Затем контролируемая фашистами пресса обрушила шквальный огонь проклятий на смельчака. Вокруг парламента собирались чернорубашечники - несколько оппозиционных депутатов подверглись насилию. Самого Маттеотти пока еще не трогали.

Маттеотти (в центре) и партийные товарищи.


Симпатизирующие Муссолини источники склонны оправдывать его за последовавшие позднее события. Он-де не давал прямого приказа, а просто "высказывался", как всегда эмоционально и несдержанно. Подобные аргументы не более чем софистика, ведь даже если не принимать во внимание сказанные им среди ближайших соратников угрозы, то из всей этой истории невозможно вычеркнуть слов Муссолини, напечатанных в официозной "Il Popolo d’Italia", где он фактически призвал затравить Маттеотти насмерть. Могло ли это расцениваться не как сигнал к действиям? Муссолини очень часто отдавал такие «полу-приказы» через газеты – ничего нового в этом не было.

Гневная статья вышла 1 июня, а 10 июня пятеро крепких молодых людей среди бела дня схватили Маттеотти прямо на одной из центральных улиц Рима и принялись запихивать его в машину. Что характерно, прохожие приняли нападавших за полицейских, что весьма забавно, так как почти все из похитителей были ранее осуждены за уголовные преступления и только один являлся героем Мировой войны. Этим человеком был Америго Думини - родившийся в США итальянец, бывший "ардити", примкнувший к фашистам после войны и сразу зарекомендовавший себя как жестокий предводитель боевых отрядов чернорубашечников. В 1924 году этот тридцатилетний боевик входил в узкий круг итальянской "ЧК" - небольшого числа наиболее преданных Муссолини головорезов, охотно выполняющих деликатные задачи вроде запугивания оппозиционных политиков. Эта тайна структура фашистской партии впоследствии разовьется в гигантских аппарат итальянской тайной полиции.

Как уже было сказано, Думини вместе с четырьмя товарищами не сумел проделать все "чисто" - Маттеотти отчаянно сопротивлялся. С большим трудом затащенный в автомобиль, он не прекращал борьбы с "чекистами". В какой-то момент ему удалось разбить ногой одно из боковых стекол автомобиля и выбросить наружу свое депутатское удостоверение, а затем ударить в пах одного из людей Думини. Тот в сердцах выхватил нож - и все было кончено. Возможно, что Маттеотти еще можно было спасти, но горе-похитители, очевидно шокированные переходом от "обычного" запугивания к убийству, ездили еще несколько часов в окрестностях Рима - и депутат попросту истек кровью. Думини приказал закопать Маттеотти в лесу, в двух десятках километрах от Рима. Вечером вся компания вернулась в Рим.

Им предстояла трудная задача отчитаться перед Джованни Маринелли, который занимал пост партийного секретаря и был тогда одним из четырех высших функционеров "Национальной фашистской партии". Еще один бывший социалист, последовавший за Муссолини во время раскола 1914 года, Маринелли судя по всему и был главным организатором столь неудачно закончившегося похищения. Известно, что он был среди тех приближенных, кого Муссолини гневно распекал после произнесенной Маттеотти речи - исполнительный и не отличавшийся выдающимся умом Маринелли решил "проучить" строптивого депутата и тем самым продемонстрировать свою полезность Муссолини. К сожалению для всех, исполнители явно перестарались. Очевидно, что Маринелли не приказывал убивать опального социалиста. Его нужно было избить, напугать, а в общем - "разобраться", но не убивать, тем более столь топорно!

На следующий день известие об исчезновении депутата облетело страну. Впавшие в ступор убийцы сумели спрятать труп, но не концы в воду. Консьержка дома, в котором проживал Маттеотти, записала номер машины, показавшейся ей подозрительной. Было совсем не трудно установить, что автомобиль принадлежал редактору одной из фашистских газет. Полиция без труда связала обнаруженный на одной из римских улиц автомобиль с происходившим на глазах у десятка прохожих нападением. Несколько подростков наблюдали драку в машине с близкого расстояния. Нашлись и другие свидетельства - вскоре о том, что Маттеоти похитили или убили фашисты, говорила вся Италия. А вслед за этим были установлены и все члены группы Думини - даже несмотря на то, что полиция с самого начала не проявляла особенной активности в расследовании "исчезновения".

В ретроспективе вызывает удивление сила, с которой проявилось общественное негодование - реакция на убийство Маттеотти. Ведь не пройдет и полугода после этих событий, как фашистский режим ощутит себя еще увереннее чем прежде, а затем окончательно перейдет к разряд политических диктатур. Можно сказать, что своей смертью Маттеотти позволил всем оппозиционным силам дать свой последний бой - бой, после которого им на двадцать лет предстояло быть скрытыми за помпезным фасадом "новой фашистской Италии". Как уже говорилось, это убийство трудно назвать заранее запланированным, но очень многие итальянцы (и не только придерживающиеся левых политических взглядов) восприняли его именно так.

Разве убийцы не поехали к Маринелли? Разве Чезаре Росси - восходящая звезда фашистской партии, бывший социалист и "великолепное перо" партийной печати, человек возглавивший в правительстве Муссолини отдел прессы и пропаганды, - разве он не попытался замять расследование, отстранив в первые дни же после случившегося "слишком ретивого" следователя? Наконец, возглавлявший полицию генерал де Боно, один из квадрумвиров - не его ли люди пытались скрыть личность владельцы автомобиля, в котором был убит Маттеотти? Следов было слишком много и все они вели к одному человеку - премьеру Муссолини.
А что же он? Его реакция на эти события говорит в пользу того, что никакого запланированного убийства не было, а случившееся явилось классическим примером эксцесса исполнителей, не сумевших ни выполнить своей задачи, ни скрыть следов преступления, ни даже держать язык за зубами. Все это мало походило на расчетливое убийство-инсценировку, а действия Росси, де Боно и других фашистов, стремившихся затормозить расследование, были не частью хитроумного плана, а отчаянной и не очень умной попыткой выиграть хоть немного времени. Это действия не заговорщиков, а людей, оказавшихся в безвыходном положении.

Разумеется, Муссолини был подавлен - разве он желал этого? Нет! Разве не он выступил с примирительным обращением к социалистам незадолго до этого злосчастного события? Кажется, Муссолини легко позабыл о том, как публично называл своего противника бандитом, грозя ему соответствующей карой. Не вспоминал он и о том, что высказанные им сгоряча угрозы могли сподвигнуть Маринелли устроить это нападение. Нет, Муссолини не желал брать на себя моральную ответственность за случившееся, как это сделал оказавшийся некогда в схожей ситуации английский король Генрих II Плантагенет. И так же как в случае с убийством Томаса Бекета, Муссолини пришлось столкнуться с волной общественного негодования, своеобразным моральным бунтом.

Разразился страшный скандал. Муссолини пришлось "катать голову в пыли". Он гневно отрицал всякую причастность к случившемуся, но слишком многие сомневались в искренности его слов - не с тем же пылом совсем недавно им отрицалось и существование "итальянской ЧК"? Левые ощутили определенную поддержку со стороны населения. О покойном скорбели не только симпатизирующие социалистам - общим мнением было то, что фашисты зашли слишком далеко. Смерти случались и раньше, но погибшие, как правило, были участниками уличных схваток, со всей сопутствующей такой борьбе неразберихой. Теперь же налицо было спланированное нападение на оппозиционного депутата, причастность к которому высшего руководства фашистской партии не была уже ни для кого секретом.

Муссолини вынужден был продолжить отступление. Думини и его люди были арестованы вместе с другими фашистами, обвиняемыми в причастности к совершенному. Среди них оказались и Маринелли, и Росси. Де Боно, слишком явственно обнаруживший свой интерес к ходу расследования, стал козлом отпущения и потерял свой пост начальника полиции. Но этого уже было явно недостаточно - в тот же день в нижней Палате был сформирован оппозиционный блок, объявивший о невозможности какой-либо работы парламента, до тех пор, пока в деле Маттеотти не будет поставлена точка. Угроза, озвученная покойной социалистом, претворилась в жизнь.

И Муссолини решил расставить все точки над i. Выступая в парламенте 3 января 1925 года он заявил о том, что принимает на себя всю ответственность за действия своих сторонников. Маттеотти был идеалистом, погибшим от рук дураков, с которыми фашизм не хочет иметь ничего общего, но новые жертвы неизбежны, если только он, Муссолини, потеряет возможность управлять Италией. Конституция должна уважаться, но "авентинцы" хотят разрушить монархию, а он стремиться ее защитить. Левой оппозиции нужны социальные беспорядки, анархия, а фашисты и "Национальный блок" олицетворяют собой здоровую основу политических сил страны. Муссолини не станет безучастно глядеть на то, как враги Италии разрушают все достижения последних лет. Грядет "вторая волна" фашистской революции!

Призыв к сохранению стабильности встретил поддержку как в Европе, так и в самой Италии, а обещание продолжать "фашизацию" страны успокоило партию. Муссолини преодолел кризис и готовился перейти в контрнаступление. Убийство оппозиционного политика дало старт процессам, ознаменовавшим окончательную перестройку Италии на базе фашистского режима. События 1924-25 гг. не случайно расцениваются большинством историков как переход Рубикона - тонкой грани, отделявшей относительно умеренную автократию премьера Муссолини от тоталитарной диктатуры фашизма.

Организаторы и исполнители нашумевшего похищения отделались легким испугом. Стараниями фашистской юстиции, процесс над по делу Маттеотти растянулся на весь 1925 год и проходил без "излишнего" внимания прессы. Маринелли, проявивший в ходе следствия завидную лояльность и фактический взявший все на себя, был амнистирован и вскоре восстановил свое положение в партии. Мы еще встретимся с этим человеком в переломные для фашизма 1943-44 гг.
В отличие от партийного секретаря, сумевшего заслужить своим поведением признательность Муссолини, начальник отдела печати и пропаганды Росси был полностью скомпрометирован: он не только "наговорил лишнего", но и вел себя на следствии как трус. Также попавший под амнистию, он поспешно выехал из Италии... чтобы присоединиться к антифашистской эмиграции в Париже. Несколько лет спустя Росси попадется в силки тайной полиции Муссолини и проведет долгие годы в тюрьме и ссылке, освободившись лишь в 1943 году. Он благополучно избежит опасностей последующих лет и умрет, пережив фашистским режим на два десятка лет.

Думини, непосредственно руководивший всей операцией, был одним из троих обвиняемых, кого суд все же вынужден был признать виновными в убийстве Маттеотти (со смягчающими обстоятельствами в виде непредумышленности и превышения норм самообороны), он окажется на свободе уже к лету 1926 года. Едва выйдя из тюрьмы, Думини тут же отправился в нее обратно, получив 8 лет за неловкую попытку прорваться к на личную аудиенцию к Муссолини. Думини отпустили только после того, как находчивый бандит сообщил о том, что изложил все подробности убийства Маттеотти на бумагах, которые хранятся у нотариуса в США. Удачливому шантажисту назначили большую государственную пенсию и отправили с глаз долой - в африканские колонии. В Ливии Думини благополучно дожил до прихода британских войск и сумел перебраться в Италию, после чего встретил конец войны на территории Итальянской Социальной Республики. После войны дело было пересмотрено и Думини приговорили к пожизненному заключению, которое этот счастливец также "пережил", выйдя на свободу после 8 лет тюрьмы. Счастливо преодолев все испытания, Думини погиб в результате нелепого несчастного случая.

Что же до остальных, то все они были признанны невиновными, включая и владельца машины, в которой был убит Маттеотти. Большинство причастных к этому убийству провели в тюрьмах не более двух лет - значительная часть этого срока пришлась на предварительное заключение. К весне 1926 года общественный интерес к этому делу упал до нижайшей отметки и выносимые в условиях узаконенной диктатуры решения суда не вызвали в обществе никакого резонанса.


Не удивительно, что Муссолини считал свое январское выступление в парламенте переходом Рубикона - теперь ему действительно не оставалось ничего другого кроме построения диктаторского режима. В ином случае, согласие взять на себя личную ответственность за все "эксцессы" фашистской партии могло бы дорого обойтись ему. Но отныне все колебания были оставлены - кризис развившийся вокруг "дела Маттеотти" одновременно и напугал, и взбодрил его, вернув прежнюю боевитость. Муссолини будто бы очнулся, разом смахнув с себя "наваждение коалиций". Теперь, когда он лишился всяких надежд на достижение компромисса с левыми, перед ним открывалась заманчивая перспектива без малейшей опаски добить бессильных врагов, дав выход долго сдерживаемому гневу. В конечном счете, политика такого рода была его стихией, и он всегда знал, что именно следует предпринять на данном этапе, да и логика развития диктатуры безошибочно подсказывала ему следующие шаги. Поиски соглашения с социалистами были оставлены, и начинавшие уже недовольно ворчать о предательстве идеалов "старые бойцы" могли быть довольными. Между 1925 и 1927 годом все остатки прежнего конституционно-монархического и парламентского режима Италии XIX века были окончательно снесены фашистским бульдозером.