kurnosik
Карл и карта ( 1 фото )
- вторник и пост.
Испания - первая космическая держава планеты. Не в техническом, но в организационном смысле.
Давайте поговорим об эпохе Карла V, начав, как водится, немного издалека. Только Бог может сотворить новый мир из ничего - людям же приходится строить на фундаменте из событий прошлого. Так и переход из Средневековья в Новое время случился "не вдруг": "ломка старых форм" в экономике, культуре и политике растянулась более чем на столетие. Однако, если бы потребовалось указать на конкретную дату, то нельзя подобрать ничего удачнее, чем 1453 год.
В Западной Европе была подведена последняя черта под вековым противостоянием между английским королевством и Францией, закончившимся вступлением французских войск в Бордо. "Английская империя" на европейском континенте прекратила свое существование. В том же году погибла и другая держава, имевшая куда большие основания причислять себя к великим державам: после упорной и изобилующей драматическими сценами осады, османские войска ворвались в Константинополь, покончив с тысячелетней политической историей "империи ромеев", известной нам как Византия. Наконец, в 1453 году Москва окончательно утвердила свою гегемонию на северо-восточных землях, заставив и Новгород, и Литву признать себя в качестве одного из главных игроков на территории разгромленной монголами Киевской Руси. Все эти события, ставшие следствием многолетних усилий, можно было бы назвать рубежами, отделяющими политическую историю Средних веков от Нового времени. И во времена первых Крестовых походов происходившее на Ближнем Востоке, в Африке, на Балканах или в Восточной Европе не оставалось без внимания со стороны политической элиты европейских стран, но после 1453 года дипломатия постепенно утрачивала свой "фрагментарный", региональный характер и к концу XV века известный европейцам мир впервые приобрел некую цельность.
И завоевание английских владений на юго-западе Франции, и захват Константинополя, ставший возможным, в том числе, и благодаря построенной венграми бомбарде, и ревностным усилиям янычар, как правило уроженцам христианских государств Балканского полуострова, и разгром Москвой удельных княжеств северо-восточной Руси стали началом новых процессов, определивших дальнейший ход XV века. Возобновившееся после падения византийской столицы продвижение осман на Балканах, казавшееся практически неодолимым, не только стало для жителей Европы постоянным источником страхов и опасений, но и подтолкнуло Кастилию и Арагон, ведущие христианские государства Иберии, к более активным действиям против Гранады - последнего анклава мусульманских завоеваний на полуострове. Пушки и бомбарды, купленные арагонцами у французов и бургундцев, стали таким же решающим фактором победы, что и многочисленная османская артиллерия. К концу столетия молодое Испанское королевство уже могло считаться одной из ведущих стран Европы, наряду с Францией и османским государством. В то же время, победа Парижа в Столетней войне означала, что франко-бургундское противостояние, обозначившееся еще в ходе завершающей трети грандиозного векового противостояния с островным королевством, приобретало теперь особую остроту. А на востоке московские князья уже подготавливались к тому беспрестанному наступлению на земли северо-западной и юго-западной Руси, что несколькими столетиями позднее приведет к появлению новой империи.
Бургундский кризис разрешился прежде остальных. Одноименное герцогство, обретшее могущество благодаря вакууму власти в северо-западной Европе, сумело присоединить к себе богатые торговые города Фландрии и Нидерландов, а начавший свое правление в 1467 году герцог Карл Смелый (или же Шарль Ужасный, что вернее во всех смыслах) уже открыто стремился к королевской и даже императорской коронам. К сожалению для Бургундии, этот наиболее известный из бургундской ветви династии Валуа правитель оказался и весьма посредственным политиком, и не слишком удачливым полководцем. Внешнее и внутреннее положение Бургундии требовало от ее лидеров особой расчетливости действий - подобной той, что впоследствии была характерной чертой бранденбургско-прусских Гогенцоллернов, - но именно к такому роду действий герцог Карл был исключительно неспособен. Подобно нетерпеливому ребенку он бросался от одной политической затеи к другой. Неудачей закончилась его попытки связать Париж созданием т.н. "Лиги общего блага" - союза крупнейших феодальных правителей Франции. Этот провал мог быть исправлен за счет намечавшегося династического союза с Габсбургами, но верный себе Карл сам испортил все дело, напрочь рассорившись с императором Фридрихом III. В результате его необдуманных действий, Бургундия вместо сильного союзника приобрела еще одного врага. В концов концов, герцог пал жертвой политических амбиций и военных поражений: оказавшийся втянутым в войну одновременно со Швейцарским союзом, Империй и Францией, Карл проиграл все три решающих сражения, погибнув в начале 1477 года в битве при Нанси. С Бургундией, как с независимым государством между французскими и немецкими землями, было покончено навсегда, но смерть воинственного герцога стала отправной точкой для начала куда более масштабного и продолжительного конфликта, принявшего характер многовекового противостояния французских Валуа и Бурбонов с австрийскими Габсбургами.
Эта южногерманская династия, во второй половине XIII века подхватившая императорскую корону из рук Гогенштауфенов, опиралась на свои австрийские владения, сделавшиеся центром их наследственных земель. В 1453 году особенное положение Габсбургов среди германских правителей было подтверждено наделением Австрии статуса эрцгерцогства, сделавшего эту часть Священной Римской империи первой среди равных. Пятнадцатью годами ранее во Франкфурте-на-Майне немецкие князья вновь возвели представителя этой династии на германский трон: тогда никто и предположить не мог, что Габсбурги удержатся на нем в течение трехсот пятидесяти лет. Положение их в те годы не представлялось особенно блестящим: уже упомянутому выше Фридриху III приходилось вести трудную борьбу с чехами, венграми, французами и турками. И все же, управляя из венского Хофбурга конгломератом из своих императорских, королевских и эрцгерцогских владений, флегматичный император, которого его подданные наградили не слишком лестным прозвищем "ночной колпак", рискнул вступить в борьбу со "всемирным пауком" - наиболее выдающимся политиком той эпохи, французским королем Людовиком XI.
Битва при Нанси привела франко-имперско-швейцарскую коалицию к распаду: теперь вчерашние союзники готовились к разделу "бургундского наследства". Первоначально борьба приняла облик соперничества за руку Марии Бургундской - дочери и наследнице Карла Смелого. И если французский король предлагал двадцатилетней Марии выйти замуж за семилетнего дофина, то император выставил куда более привлекательную для девушки кандидатуру - своего восемнадцатилетнего сына и наследника Максимилиана, не случайно вошедшего в историю как "последний рыцарь Европы". Помимо этого, успеху австрийцев поспособствовали и щедрость обычно скупого на траты императора, и расквартированные в Эльзасе имперские войска, готовые выступить против бряцающего оружием французского короля. Состоявшаяся в том же 1477 году свадьба стала не только редким примером счастливого брака по расчету, но и началом открытой войны между Веной и Парижем. Военная кампания Людовика оказалась не намного удачнее его матримониальных намерений, но Франция все же сумела получить и Бургундию, и остальные французские земли из наследства Карла, а Габсбурги утвердились в Нидерландах и Эльзасе. Обе стороны остались недовольны компромиссом, однако только в следующем столетии этот конфликт приобрел общеевропейский масштаб.
Это стало возможным благодаря сочетанию двух факторов: французской экспансии в Италию и династическому союзу между Австрией и Испанией. Итальянские войны, начавшиеся вторжением французской армии на Апеннины в 1494 году, совершенно перевернули прежнюю политическую систему на полуострове: местные властители не могли противостоять армиям Карла VIII и Людовика XII, при помощи многочисленного орудийного парка захватывающих города за считанные дни. Только сифилис, по мнению ряда исследователей "привезенный" в Неаполь испанскими моряками из только что открытой Америки, обратил вспять победоносный поход французских войск. И тем не менее, самостоятельно противостоять Франции итальянские государства были неспособны даже при соединении всех своих сил, что само по себе было маловероятно на раздираемом соперничеством полуострове. Вероятно что оставшись предоставленными своей участи, большая часть итальянских правителей рано или поздно оказались бы в полной зависимости от Франции, однако на ход событий уже начал оказывать влияние второй фактор.
Брак между Максимилианом Австрийским и Марией Бургундской послужил началом целой серии династических союзов, в конце концов сделавших Вену одним из политических центров Европы. Сын Марии и Максимилиана, известный как Филипп Красивый, в 1496 году женился на Хуане Кастильской, дочери и наследнице Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской - знаменитой паре, брак которых привел к рождению испанской монархии, распространившей свое влияние за океан. В то же время Максимилиан, овдовевший после ранней смерти своей первой супруги, женился на дочери миланского герцога, оказавшейся после начала Итальянских войн в ситуации, схожей с той, в которой очутилась после битвы при Нанси Мария Бургундская. Миланское герцогство заняли французы, уже близкие к тому, чтобы взять под контроль большую часть Северной Италии. Борьба за Милан приняла характер открытого противостояния между Габсбургами и Валуа.
И снова на пути у французов оказались австрийцы. Недовольство Парижа можно было понять - возглавлявший с 1493 года Габсбургский дом Максимилиан и в самом деле отличался рыцарским характером: он дважды приходил на помощь "беззащитным девицам" – и не без выгоды для Австрии. Тем не менее, возможности габсбургского императора для противостояния французской экспансии в Италии все еще были весьма ограниченными - Максимилиан вынужден был одновременно проводить "имперскую реформу", вести борьбу с османами, венграми, чехами и швейцарцами. В отличие от него, король Людовик XII мог достаточно свободно концентрировать военные усилия на Апеннинах - это порождало у французов известное бахвальство, заставившее флорентийского дипломата Никколо Макиавелли с досадой отметить, что они "считаются лишь с теми, кто обладает оружием", совершенно позабыв о политике. Справедливое замечание, для подтверждения которого требовалось лишь время.
Ограниченность французской "силовой политики" в Италии стала очевидной после того, как смерть отца и душевная болезнь матери расчистила дорогу к испанскому престолу для сына Филиппа и Хуаны - Карлосу I Габсбургу. Объединив королевства Кастилия и Арагон, внук императора Максимилиана выдвинул свою кандидатуру на освободившийся в начале 1519 года императорский трон. Его главным претендентом стал король Франциск I Валуа: если бы французский кандидат одолел испанского, то вся потенциальная мощь Священной Римской империи оказалась бы на стороне Парижа. Но германские князья предпочли Карла Габсбурга и золото Якоба Фуггера, оплатившего львиную долю избирательной кампании одного из главных клиентов этого аугсбургского торгового дома. Став "римским императором" Карлом V, выросший в Нидерландах испанский король объединил под своей властью большую часть Европы. Казалось, что сбывалось предсказание Фридриха III, оставившего своим потомкам таинственную аббревиатуру AEIOU, истинное значение которой он унес с собой в могилу: уже спустя много лет ее начали расшифровывать как латинское "Austriae est imperare orbi universo" – "Австрия должна править миром".
Резко увеличившиеся возможности династии Габсбургов, к наследственным австрийским владениям которой добавилась теперь могучая Испания, проявились в многочисленных победах испанских аркебузиров и германских ландскнехтов над французскими рыцарями, швейцарской пехотой и итальянскими кондотьерами. Победы в Италии дополнились завоеваниями конкистадоров, которые принесли в империю Карла V еще и богатства Нового Света. В 1525 году битва при Павии закончилась разгромом французской армии и пленением короля Франциска, а в 1528 году в Венесуэле был заложен Новый Аугсбург. Могло показаться, что появление "универсальной империи" уже близко.
Однако между испанской и германской коронациями Карла V произошли два важных события, поначалу не слишком оцененные современниками. В 1517 году из Виттенберга саксонский священник и доктор теологии Мартин Лютер пишет свои 95 тезисов против продажи индульгенций, а в Египте артиллерия османского султана Селима I сокрушает стены Каира, покончив с политической независимостью одного из трех ведущих мусульманских государств. Последовавшие за этим Реформация в Европе и "реставрация халифата" в Азии в значительной степени нивелировали династический успех Габсбургов. Карл V и его империя были достаточно сильны для того, чтобы одолеть Валуа в борьбе за Италию и с достаточной эффективностью выступать против турецкой экспансии, но даже серебро "обеих Америк" не могло помочь им одолеть всех противников сразу.
Между тем турки, избавившиеся от необходимости воевать с Египтом и не слишком опасавшиеся персов, быстро распространили свое влияние на Аравийский полуостров, Северную Африку и беспрерывно расширяли свои владения в Средиземноморье и на Балканах, создав австрийским и испанским Габсбургам целый комплекс практически неразрешимых проблем. А "наихристианнейший король" Франциск I Валуа предоставил османскому флоту порты Южной Франции для нападения на итальянское и испанское побережья, наглядно продемонстрировав пример "реальной политики" XVI века. В то же время Венгерскому королевству все с большим трудом удавалось сдерживать атаки османских войск, в 1529 году безуспешно попытавшихся взять Вену. Наступление султанской армии провалилось, но угроза турецкого нашествия сохранялась в течение следующих ста пятидесяти лет. Франко-османская дружба, просуществовавшая вплоть до египетской экспедиции генерала Бонапарта, стала "стратегическим ответом" на династический союз Мадрида и Вены.
Одновременно с внешней угрозой Габсбурги оказались втянуты в борьбу с набиравшим силу протестантизмом. Начинавшаяся как незначительная "лютеранская ересь", Реформация вскоре охватила значительную часть Европы, разделив ее на католическую и протестантскую части. К середине XVI века протестанты преобладали на северо-востоке, тогда как католики - на юго-западе континента. Священная Римская империя, находящаяся в центре этого противостояния, оказалась первой жертвой нового конфликта - католическая церкви в Германии принадлежали обширные земли. И все же, несмотря на "религиозный пыл" всех сторон этого противостояния, нетрудно заметить, что помимо собственно теологических причин ничуть не меньшую роль играли и политические, и экономические факторы.
"Нетерпимость" Карла V к "учению Лютера" становится более понятной, если учесть тот факт, что протестантские правители, охотно прибравшие к рукам владения католической церкви в своих землях (секуляризация оставалась самым масштабным "переделом" земельной собственности в Европе вплоть до событий ВФР), так или иначе должны были либо смириться с возросшим авторитетом императорской короны, либо выступить против него. Религия придавала этому противостоянию характерный оттенок нетерпимости, не изменяя его по сути. Со времен угасшей в середине XIII династии Гогенштауфенов века император представал не столько в роли правителя единой державы, сколько в качестве третейского судьи запутанных дел Священной Римской империи. Разумеется, при необходимости он мог обратиться к князьям за поддержкой в борьбе с внешним врагом или взбунтовавшимся вассалом, но в целом власть императора и близко не напоминала обширные полномочия и права английской или французской короны. Такое положение не устраивало сколько-нибудь энергичных правителей. Уже дед Карла, император Максимилиан, попытался провести "имперскую реформу", придав конфедеративному характеру германского государства более упорядоченные черты. В конечном счете Максимилиан потерпел неудачу - во многом из-за нехватки средств. Его преемник, казалось, мог рассчитывать на большее.
Однако политический провал "усмирительного похода" императора в Северную Германию во время Шмалькальденской войны продемонстрировал, что даже для такого монарха, как Карл V, существуют пределы возможного. Противостоя турецкой угрозе и сражаясь с французами в Италии, Нидерландах и Бургундии, Габсбурги были не в состоянии одновременно воевать и с половиной империи. Поставленный перед сложнейшим выбором между политической необходимостью заручиться поддержкой протестантских князей Германии и моральными принципами, требовавшими от императора защитить "церковь Христа", измученный тремя десятилетиями непрерывных трудов Карл V отказался от власти, явив миру неслыханный со времен императора Диоклетиана пример. Перед отречением он скрепя сердце позволил рейхстагу собраться в Аугсбурге и выработать условия мирного сосуществования католиков и протестантов, установившие "религиозный дуализм" в Священной Римской империи. Это был весьма необычный для того времени пример религиозной терпимости, особенно заметный на фоне разгоравшейся гражданской войны между французскими католиками и кальвинистами, на пятьдесят лет превратившей королевство Валуа в поле битвы. Но даже относительно мирный исход религиозного конфликта в империи не мог скрыть главного - находясь на вершине своего могущества, величайший из правителей династии Габсбургов потерпел поражение в борьбе с непокорными князьями.
Была ли она обречена на неудачу с самого начала, или Карл пал жертвой изменившихся геополитических условий, заставивших его распылить силы между Италией, Алжиром, Германией и Балканами? Как правило, утверждается, что идея "универсальной" европейской и католической империи изначально являлась утопической - и с этим можно согласиться. Однако допустима и другая трактовка - не попытайся император разрешить все проблемы военным вторжением в Саксонию, загнав себя таким образом в политическую ловушку и лишившись поддержки значительной части германских сословий, ему, что весьма вероятно, удалось бы упрочить свое положение в качестве немецкого короля, в конечном счете придав Священной Римской империи более современный характер. Спустя сто лет, в куда более тяжелых условиях, Габсбургам удастся закрепить свое положение в Германии при помощи ряда продуманных мер, но Карлу V этого сделать не удалось.
Не только из-за неспособности оценить потенциал Реформации или упрямого желания нанести Франции окончательное военное поражение, но и потому, что поставленные перед ним задачи оказались куда более трудновыполнимыми, нежели вызовы, предложенные его османскому коллеге. Овладевший Меккой Селим I сумел стать "повелителем всех правоверных" (то есть суннитов), а захвативший Рим император потерпел поражение в стремлении возглавить христианский мир. Последовавший после отречения Карла раздел габсбургских владений на испанскую и австрийскую части стал зримым воплощением этой неудачи. Несмотря на оказываемую испанскими и австрийскими Габсбургами друг другу поддержку, "империя, над которой никогда не заходит солнце" осталась в прошлом.
Испания - первая космическая держава планеты. Не в техническом, но в организационном смысле.
Давайте поговорим об эпохе Карла V, начав, как водится, немного издалека. Только Бог может сотворить новый мир из ничего - людям же приходится строить на фундаменте из событий прошлого. Так и переход из Средневековья в Новое время случился "не вдруг": "ломка старых форм" в экономике, культуре и политике растянулась более чем на столетие. Однако, если бы потребовалось указать на конкретную дату, то нельзя подобрать ничего удачнее, чем 1453 год.
В Западной Европе была подведена последняя черта под вековым противостоянием между английским королевством и Францией, закончившимся вступлением французских войск в Бордо. "Английская империя" на европейском континенте прекратила свое существование. В том же году погибла и другая держава, имевшая куда большие основания причислять себя к великим державам: после упорной и изобилующей драматическими сценами осады, османские войска ворвались в Константинополь, покончив с тысячелетней политической историей "империи ромеев", известной нам как Византия. Наконец, в 1453 году Москва окончательно утвердила свою гегемонию на северо-восточных землях, заставив и Новгород, и Литву признать себя в качестве одного из главных игроков на территории разгромленной монголами Киевской Руси. Все эти события, ставшие следствием многолетних усилий, можно было бы назвать рубежами, отделяющими политическую историю Средних веков от Нового времени. И во времена первых Крестовых походов происходившее на Ближнем Востоке, в Африке, на Балканах или в Восточной Европе не оставалось без внимания со стороны политической элиты европейских стран, но после 1453 года дипломатия постепенно утрачивала свой "фрагментарный", региональный характер и к концу XV века известный европейцам мир впервые приобрел некую цельность.
И завоевание английских владений на юго-западе Франции, и захват Константинополя, ставший возможным, в том числе, и благодаря построенной венграми бомбарде, и ревностным усилиям янычар, как правило уроженцам христианских государств Балканского полуострова, и разгром Москвой удельных княжеств северо-восточной Руси стали началом новых процессов, определивших дальнейший ход XV века. Возобновившееся после падения византийской столицы продвижение осман на Балканах, казавшееся практически неодолимым, не только стало для жителей Европы постоянным источником страхов и опасений, но и подтолкнуло Кастилию и Арагон, ведущие христианские государства Иберии, к более активным действиям против Гранады - последнего анклава мусульманских завоеваний на полуострове. Пушки и бомбарды, купленные арагонцами у французов и бургундцев, стали таким же решающим фактором победы, что и многочисленная османская артиллерия. К концу столетия молодое Испанское королевство уже могло считаться одной из ведущих стран Европы, наряду с Францией и османским государством. В то же время, победа Парижа в Столетней войне означала, что франко-бургундское противостояние, обозначившееся еще в ходе завершающей трети грандиозного векового противостояния с островным королевством, приобретало теперь особую остроту. А на востоке московские князья уже подготавливались к тому беспрестанному наступлению на земли северо-западной и юго-западной Руси, что несколькими столетиями позднее приведет к появлению новой империи.
Бургундский кризис разрешился прежде остальных. Одноименное герцогство, обретшее могущество благодаря вакууму власти в северо-западной Европе, сумело присоединить к себе богатые торговые города Фландрии и Нидерландов, а начавший свое правление в 1467 году герцог Карл Смелый (или же Шарль Ужасный, что вернее во всех смыслах) уже открыто стремился к королевской и даже императорской коронам. К сожалению для Бургундии, этот наиболее известный из бургундской ветви династии Валуа правитель оказался и весьма посредственным политиком, и не слишком удачливым полководцем. Внешнее и внутреннее положение Бургундии требовало от ее лидеров особой расчетливости действий - подобной той, что впоследствии была характерной чертой бранденбургско-прусских Гогенцоллернов, - но именно к такому роду действий герцог Карл был исключительно неспособен. Подобно нетерпеливому ребенку он бросался от одной политической затеи к другой. Неудачей закончилась его попытки связать Париж созданием т.н. "Лиги общего блага" - союза крупнейших феодальных правителей Франции. Этот провал мог быть исправлен за счет намечавшегося династического союза с Габсбургами, но верный себе Карл сам испортил все дело, напрочь рассорившись с императором Фридрихом III. В результате его необдуманных действий, Бургундия вместо сильного союзника приобрела еще одного врага. В концов концов, герцог пал жертвой политических амбиций и военных поражений: оказавшийся втянутым в войну одновременно со Швейцарским союзом, Империй и Францией, Карл проиграл все три решающих сражения, погибнув в начале 1477 года в битве при Нанси. С Бургундией, как с независимым государством между французскими и немецкими землями, было покончено навсегда, но смерть воинственного герцога стала отправной точкой для начала куда более масштабного и продолжительного конфликта, принявшего характер многовекового противостояния французских Валуа и Бурбонов с австрийскими Габсбургами.
Эта южногерманская династия, во второй половине XIII века подхватившая императорскую корону из рук Гогенштауфенов, опиралась на свои австрийские владения, сделавшиеся центром их наследственных земель. В 1453 году особенное положение Габсбургов среди германских правителей было подтверждено наделением Австрии статуса эрцгерцогства, сделавшего эту часть Священной Римской империи первой среди равных. Пятнадцатью годами ранее во Франкфурте-на-Майне немецкие князья вновь возвели представителя этой династии на германский трон: тогда никто и предположить не мог, что Габсбурги удержатся на нем в течение трехсот пятидесяти лет. Положение их в те годы не представлялось особенно блестящим: уже упомянутому выше Фридриху III приходилось вести трудную борьбу с чехами, венграми, французами и турками. И все же, управляя из венского Хофбурга конгломератом из своих императорских, королевских и эрцгерцогских владений, флегматичный император, которого его подданные наградили не слишком лестным прозвищем "ночной колпак", рискнул вступить в борьбу со "всемирным пауком" - наиболее выдающимся политиком той эпохи, французским королем Людовиком XI.
Битва при Нанси привела франко-имперско-швейцарскую коалицию к распаду: теперь вчерашние союзники готовились к разделу "бургундского наследства". Первоначально борьба приняла облик соперничества за руку Марии Бургундской - дочери и наследнице Карла Смелого. И если французский король предлагал двадцатилетней Марии выйти замуж за семилетнего дофина, то император выставил куда более привлекательную для девушки кандидатуру - своего восемнадцатилетнего сына и наследника Максимилиана, не случайно вошедшего в историю как "последний рыцарь Европы". Помимо этого, успеху австрийцев поспособствовали и щедрость обычно скупого на траты императора, и расквартированные в Эльзасе имперские войска, готовые выступить против бряцающего оружием французского короля. Состоявшаяся в том же 1477 году свадьба стала не только редким примером счастливого брака по расчету, но и началом открытой войны между Веной и Парижем. Военная кампания Людовика оказалась не намного удачнее его матримониальных намерений, но Франция все же сумела получить и Бургундию, и остальные французские земли из наследства Карла, а Габсбурги утвердились в Нидерландах и Эльзасе. Обе стороны остались недовольны компромиссом, однако только в следующем столетии этот конфликт приобрел общеевропейский масштаб.
Это стало возможным благодаря сочетанию двух факторов: французской экспансии в Италию и династическому союзу между Австрией и Испанией. Итальянские войны, начавшиеся вторжением французской армии на Апеннины в 1494 году, совершенно перевернули прежнюю политическую систему на полуострове: местные властители не могли противостоять армиям Карла VIII и Людовика XII, при помощи многочисленного орудийного парка захватывающих города за считанные дни. Только сифилис, по мнению ряда исследователей "привезенный" в Неаполь испанскими моряками из только что открытой Америки, обратил вспять победоносный поход французских войск. И тем не менее, самостоятельно противостоять Франции итальянские государства были неспособны даже при соединении всех своих сил, что само по себе было маловероятно на раздираемом соперничеством полуострове. Вероятно что оставшись предоставленными своей участи, большая часть итальянских правителей рано или поздно оказались бы в полной зависимости от Франции, однако на ход событий уже начал оказывать влияние второй фактор.
Брак между Максимилианом Австрийским и Марией Бургундской послужил началом целой серии династических союзов, в конце концов сделавших Вену одним из политических центров Европы. Сын Марии и Максимилиана, известный как Филипп Красивый, в 1496 году женился на Хуане Кастильской, дочери и наследнице Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской - знаменитой паре, брак которых привел к рождению испанской монархии, распространившей свое влияние за океан. В то же время Максимилиан, овдовевший после ранней смерти своей первой супруги, женился на дочери миланского герцога, оказавшейся после начала Итальянских войн в ситуации, схожей с той, в которой очутилась после битвы при Нанси Мария Бургундская. Миланское герцогство заняли французы, уже близкие к тому, чтобы взять под контроль большую часть Северной Италии. Борьба за Милан приняла характер открытого противостояния между Габсбургами и Валуа.
И снова на пути у французов оказались австрийцы. Недовольство Парижа можно было понять - возглавлявший с 1493 года Габсбургский дом Максимилиан и в самом деле отличался рыцарским характером: он дважды приходил на помощь "беззащитным девицам" – и не без выгоды для Австрии. Тем не менее, возможности габсбургского императора для противостояния французской экспансии в Италии все еще были весьма ограниченными - Максимилиан вынужден был одновременно проводить "имперскую реформу", вести борьбу с османами, венграми, чехами и швейцарцами. В отличие от него, король Людовик XII мог достаточно свободно концентрировать военные усилия на Апеннинах - это порождало у французов известное бахвальство, заставившее флорентийского дипломата Никколо Макиавелли с досадой отметить, что они "считаются лишь с теми, кто обладает оружием", совершенно позабыв о политике. Справедливое замечание, для подтверждения которого требовалось лишь время.
Ограниченность французской "силовой политики" в Италии стала очевидной после того, как смерть отца и душевная болезнь матери расчистила дорогу к испанскому престолу для сына Филиппа и Хуаны - Карлосу I Габсбургу. Объединив королевства Кастилия и Арагон, внук императора Максимилиана выдвинул свою кандидатуру на освободившийся в начале 1519 года императорский трон. Его главным претендентом стал король Франциск I Валуа: если бы французский кандидат одолел испанского, то вся потенциальная мощь Священной Римской империи оказалась бы на стороне Парижа. Но германские князья предпочли Карла Габсбурга и золото Якоба Фуггера, оплатившего львиную долю избирательной кампании одного из главных клиентов этого аугсбургского торгового дома. Став "римским императором" Карлом V, выросший в Нидерландах испанский король объединил под своей властью большую часть Европы. Казалось, что сбывалось предсказание Фридриха III, оставившего своим потомкам таинственную аббревиатуру AEIOU, истинное значение которой он унес с собой в могилу: уже спустя много лет ее начали расшифровывать как латинское "Austriae est imperare orbi universo" – "Австрия должна править миром".
Резко увеличившиеся возможности династии Габсбургов, к наследственным австрийским владениям которой добавилась теперь могучая Испания, проявились в многочисленных победах испанских аркебузиров и германских ландскнехтов над французскими рыцарями, швейцарской пехотой и итальянскими кондотьерами. Победы в Италии дополнились завоеваниями конкистадоров, которые принесли в империю Карла V еще и богатства Нового Света. В 1525 году битва при Павии закончилась разгромом французской армии и пленением короля Франциска, а в 1528 году в Венесуэле был заложен Новый Аугсбург. Могло показаться, что появление "универсальной империи" уже близко.
Однако между испанской и германской коронациями Карла V произошли два важных события, поначалу не слишком оцененные современниками. В 1517 году из Виттенберга саксонский священник и доктор теологии Мартин Лютер пишет свои 95 тезисов против продажи индульгенций, а в Египте артиллерия османского султана Селима I сокрушает стены Каира, покончив с политической независимостью одного из трех ведущих мусульманских государств. Последовавшие за этим Реформация в Европе и "реставрация халифата" в Азии в значительной степени нивелировали династический успех Габсбургов. Карл V и его империя были достаточно сильны для того, чтобы одолеть Валуа в борьбе за Италию и с достаточной эффективностью выступать против турецкой экспансии, но даже серебро "обеих Америк" не могло помочь им одолеть всех противников сразу.
Между тем турки, избавившиеся от необходимости воевать с Египтом и не слишком опасавшиеся персов, быстро распространили свое влияние на Аравийский полуостров, Северную Африку и беспрерывно расширяли свои владения в Средиземноморье и на Балканах, создав австрийским и испанским Габсбургам целый комплекс практически неразрешимых проблем. А "наихристианнейший король" Франциск I Валуа предоставил османскому флоту порты Южной Франции для нападения на итальянское и испанское побережья, наглядно продемонстрировав пример "реальной политики" XVI века. В то же время Венгерскому королевству все с большим трудом удавалось сдерживать атаки османских войск, в 1529 году безуспешно попытавшихся взять Вену. Наступление султанской армии провалилось, но угроза турецкого нашествия сохранялась в течение следующих ста пятидесяти лет. Франко-османская дружба, просуществовавшая вплоть до египетской экспедиции генерала Бонапарта, стала "стратегическим ответом" на династический союз Мадрида и Вены.
Одновременно с внешней угрозой Габсбурги оказались втянуты в борьбу с набиравшим силу протестантизмом. Начинавшаяся как незначительная "лютеранская ересь", Реформация вскоре охватила значительную часть Европы, разделив ее на католическую и протестантскую части. К середине XVI века протестанты преобладали на северо-востоке, тогда как католики - на юго-западе континента. Священная Римская империя, находящаяся в центре этого противостояния, оказалась первой жертвой нового конфликта - католическая церкви в Германии принадлежали обширные земли. И все же, несмотря на "религиозный пыл" всех сторон этого противостояния, нетрудно заметить, что помимо собственно теологических причин ничуть не меньшую роль играли и политические, и экономические факторы.
"Нетерпимость" Карла V к "учению Лютера" становится более понятной, если учесть тот факт, что протестантские правители, охотно прибравшие к рукам владения католической церкви в своих землях (секуляризация оставалась самым масштабным "переделом" земельной собственности в Европе вплоть до событий ВФР), так или иначе должны были либо смириться с возросшим авторитетом императорской короны, либо выступить против него. Религия придавала этому противостоянию характерный оттенок нетерпимости, не изменяя его по сути. Со времен угасшей в середине XIII династии Гогенштауфенов века император представал не столько в роли правителя единой державы, сколько в качестве третейского судьи запутанных дел Священной Римской империи. Разумеется, при необходимости он мог обратиться к князьям за поддержкой в борьбе с внешним врагом или взбунтовавшимся вассалом, но в целом власть императора и близко не напоминала обширные полномочия и права английской или французской короны. Такое положение не устраивало сколько-нибудь энергичных правителей. Уже дед Карла, император Максимилиан, попытался провести "имперскую реформу", придав конфедеративному характеру германского государства более упорядоченные черты. В конечном счете Максимилиан потерпел неудачу - во многом из-за нехватки средств. Его преемник, казалось, мог рассчитывать на большее.
Однако политический провал "усмирительного похода" императора в Северную Германию во время Шмалькальденской войны продемонстрировал, что даже для такого монарха, как Карл V, существуют пределы возможного. Противостоя турецкой угрозе и сражаясь с французами в Италии, Нидерландах и Бургундии, Габсбурги были не в состоянии одновременно воевать и с половиной империи. Поставленный перед сложнейшим выбором между политической необходимостью заручиться поддержкой протестантских князей Германии и моральными принципами, требовавшими от императора защитить "церковь Христа", измученный тремя десятилетиями непрерывных трудов Карл V отказался от власти, явив миру неслыханный со времен императора Диоклетиана пример. Перед отречением он скрепя сердце позволил рейхстагу собраться в Аугсбурге и выработать условия мирного сосуществования католиков и протестантов, установившие "религиозный дуализм" в Священной Римской империи. Это был весьма необычный для того времени пример религиозной терпимости, особенно заметный на фоне разгоравшейся гражданской войны между французскими католиками и кальвинистами, на пятьдесят лет превратившей королевство Валуа в поле битвы. Но даже относительно мирный исход религиозного конфликта в империи не мог скрыть главного - находясь на вершине своего могущества, величайший из правителей династии Габсбургов потерпел поражение в борьбе с непокорными князьями.
Была ли она обречена на неудачу с самого начала, или Карл пал жертвой изменившихся геополитических условий, заставивших его распылить силы между Италией, Алжиром, Германией и Балканами? Как правило, утверждается, что идея "универсальной" европейской и католической империи изначально являлась утопической - и с этим можно согласиться. Однако допустима и другая трактовка - не попытайся император разрешить все проблемы военным вторжением в Саксонию, загнав себя таким образом в политическую ловушку и лишившись поддержки значительной части германских сословий, ему, что весьма вероятно, удалось бы упрочить свое положение в качестве немецкого короля, в конечном счете придав Священной Римской империи более современный характер. Спустя сто лет, в куда более тяжелых условиях, Габсбургам удастся закрепить свое положение в Германии при помощи ряда продуманных мер, но Карлу V этого сделать не удалось.
Не только из-за неспособности оценить потенциал Реформации или упрямого желания нанести Франции окончательное военное поражение, но и потому, что поставленные перед ним задачи оказались куда более трудновыполнимыми, нежели вызовы, предложенные его османскому коллеге. Овладевший Меккой Селим I сумел стать "повелителем всех правоверных" (то есть суннитов), а захвативший Рим император потерпел поражение в стремлении возглавить христианский мир. Последовавший после отречения Карла раздел габсбургских владений на испанскую и австрийскую части стал зримым воплощением этой неудачи. Несмотря на оказываемую испанскими и австрийскими Габсбургами друг другу поддержку, "империя, над которой никогда не заходит солнце" осталась в прошлом.
Взято: Тут
111