dmitryparmenov
300 лет тому назад ( 1 фото )
- политическая карта Европы 1700-го года. Некоторые замечания.
Францией управляет "король-солнце" Людовик XIV - не слишком интеллектуальный, но весьма настойчивый монарх. Дипломатические приемы Людовика не особенно искусны - король предпочитает использовать простые средства, сводящиеся главным образом к насилию. Вот уже без малого пятьдесят лет стремится он распространить французское влияние на всю Европу (то есть, до польских границ) - и не только. Французы уже основали форпосты в Индии, колонии в Канаде и Латинской Америке, а в Европе Людовик надеется занять место римского императора, то есть возглавить Священную Римскую империю, став главным правителем христианского мира.
Однако, политика его совсем не христианская. В стремлении ослабить своих главных европейских соперников "великий монарх" делает все для того, чтобы османы продвинулись в Европу как можно дальше. Падение Вены должно было ознаменовать и падение австрийских Габсбургов, утративших бы вместе со своей столицей и веками принадлежавшую им императорскую корону. В этот момент на сцене должен был появиться Людовик - и всех спасти. Французское войско, увеличившееся за счет немецких армий, двинулось бы к Вене, а дальше - кто знает? - быть может и к самому Константинополю.
Все это уходило корнями в "Великий проект" Сюлли, министра Генриха IV, но если в начале 17 века подобный план выглядел абсолютно утопично, то со времен правительств кардиналов Ришелье и Мазарини политическое положение в Европе изменилось в пользу Парижа. А уж франко-османское сотрудничество и вовсе начиналось еще во времена Франциска I, в 1530-х гг. позволившего османской эскадре разместиться на юге Франции и начать жестокие нападения на итальянское побережье.
От Ришелье и Мазарини Людовик унаследовал Европу, в которой Франции открыто противостояла лишь до крайности обессиленная Испания. Протестантские правители Германии смотрели на Париж как на защитника от католических габсбургских императоров; английские монархисты рассчитывали с его помощью восстановить свое королевство, тогда как голландские республиканцы надеялись вместе с французским флотом воевать против англичан и испанцев, заодно избавившись от собственной армии (потенциально опасной для республиканского строя).
У Людовика было большое пространство для маневрирования, но вместо этого он принялся реализовывать все замыслы сразу. Постепенно, но неуклонно французская внешняя политика становилась все более топорной, уже ничем не напоминая о временах двух кардиналов, сделавших Францию первой европейской державой. Если Ришелье и Мазарини брались за оружие для того, чтобы довершить действия своей дипломатии, то король-солнце предпочитал развязывать войны в надежде извлечь впоследствии какой-нибудь политический успех. В конце концов, все свелось к простому завоеванию - или даже хуже того, войнам "за славу", то бишь политический престиж.
В попытках отнять у Габсбургов императорскую корону Бурбон проявил характерную для него неуклюжесть. Шестидесятые-девяностые года ознаменовались почти беспрерывными французскими атаками на западные границы империи - не слишком затрудняя себя с предлогами, Людовик наносил по немцам удар за ударом. Париж поддерживал османские и шведские военные усилия - казалось, что еще немного и цель будет достигнута. Но этого не произошло.
Удивительное дело, но австрийцам удалось сотворить нечто вроде чуда. Не имея надежных естественных границ вроде испанских Пиренеев и находясь в крайне трудном внешнеполитическом положении, они сумели не только противостоять давлению на севере, западе и юге, но и преуспеть там, где другие непременно потерпели бы неудачу. Парадоксально, но Людовик во многом сам поспособствовал этому успеху Вены.
Разумеется, его давление на западные границы Священной Римской империи вынуждало императора отвлекать часть сил на противостояние французам и - в еще большей степени - сковывало возможности германских государств, но намного более важное значение имело то, что своей политикой Париж фактически укреплял, а не разрушал империю. Необходимость вести войну на Западе связывала Вену и протестантские германские государства вместе - теперь они были вынуждены объединиться ради того, чтобы остановить французское продвижение в Германию.
Людовик собственными руками разрушал то, что можно было использовать. Унаследовав от предшественников католическо-протестантский дуализм в империи, он фактически сделал все, чтобы германские правители вновь начали смотреть на габсбургского императора как на своего единственного защитника. Ришелье и Мазарини, так много сделавшие для того, чтобы разделившая империю в Тридцатилетнюю войну пропасть никуда не исчезла, только покачали бы головами.
В результате столь недальновидной французской дипломатии Габсбурги не только надолго избавились от противников на севере рейха, но и получили возможность укрепить собственные вооруженные силы за счет отрядов германских правителей. Без этой помощи австрийцы наверняка бы не сумели добиться столь впечатляющих военных успехов в продолжительных кампаниях против турок, без перерыва продолжавшихся последние двадцать лет 17 века. Таким образом, Людовик не только укрепил практически развалившуюся после 1648 года Священную Римскую империю, но и лишил себя всяких надежд заполучить императорскую корону.
Казалось бы, что столь однозначная политика в империи требовала такой же однозначной поддержки Швеции, ставшей благодаря французским деньгам и участию в Тридцатилетней войне, почти что великой европейской державой. Раз уж Людовик хотел унаследовать имперские руины, то следовало как можно более укрепить Швецию, сделав положение северогерманских правителей и императора невыносимым. Однако, если Ришелье просто использовал Стокгольм, фактически купив его участие в войне против Вены, то Париж задался смутной задачей поддержания шведского великодержавия таким образом, чтобы Швеция одновременно и сохранила свое положение, и в то же время не стала слишком независимой от Франции.
Такая политика редко удается даже при сопутствии всевозможных благоприятных факторов - тем более она не вышла у французов, что шведы действовали в Северной Европе с изящество спятившего слона. Поддержка Франции, никак недостаточная для того, чтобы шведы сумели закрепить доставшееся им положение, одновременно антагонизировала и Берлин, и Варшаву, и Копенгаген и даже Гаагу. Если Ришелье сколотил союз северогерманских государств и шведской монархии, сделавший победу императора в Тридцатилетней войне пирровой (а после вступления в войну Франции и невозможной), то теперь шведы бросали вызов всему рейху, присовокупив к своим врагам и поляков, и русских, и датчан и даже голландцев. Исход этой борьбы не трудно было предугадать.
Шведы, с их "непобедимой" грабительской армией, были наголову разбиты на море датчанами, а на суше австро-бранденбургским альянсом и вынуждены были покинуть и Польшу, и Данию. Французская дипломатия позволила шведам сохранить остатки своего влияния, но именно тогда, в шестидесятые-восьмидесятые годы были разрушены претензии Стокгольма на статус господствующей на Балтике державы. В то же время резко усилился Бранденбург, превратившийся из крупного, но заурядного курфюршества в Прусское королевство - безусловно враждебное к Парижу. В протестантское германское государство потянулись беженцы из Франции - в 1914 году потомок одного из французских гугенотов будет командовать корпусом, сыгравшим решительную роль в разгроме армий Самосонова. Но вернемся в 17 век.
Шведы перестали быть угрозой и с трудом, но было удержано австрийское господство в Северной и Центральной Италии. Однако, главный успех ожидал Габсбургов на юге - победа под Веной в 1683 году стала началом целой серии военных кампаний, сломавших шею Османской империи и превративших Австрию в первоклассную военную державу. Людовик напрасно примерял императорскую корону - ему так и не пришлось ее надеть. При этом, в отличие от Франции, австрийские военные успехи дополняли внутреннее развитие страны, а не истощали его. На фоне грязного Парижа Вена превратилась в один из красивейших городов мира - и в то же время австрийским крестьянам не доводилось есть кору деревьев или поднимать голодные бунты.
...
История частенько прибегает к назидательности - иногда персонифицируя ее. "Подарив" Габсбургам имперский мир, Людовик не остановился и дал им самое грозное оружие, какое можно было только представить - Евгения Савойского одного из самых великих полководцев в истории.
Сын племянницы Мазарини и французского графа (впрочем, тоже итальянца по отцу), он попал в немилость после нашумевшего дела о ядах - большого скандала, потрясшего Версаль в семидесятых годах. Интриги между французскими министрами вынудили его покинуть страну и предложить свои услуги императору. Но если в данном случае трудно упрекать короля конкретно за это упущение - в конце концов, кто бы мог предположить, что этот невзрачный юноша может добиться чего-то на военном поприще? кажется, ему больше пристала роль монаха, а не военного - то в другом деле вина короля намного очевиднее.
Фридрих фон Шёнберг начал свою военную карьеру в армиях протестантских немецких государств во время Тридцатилетней войны. После Вестфальского мира он поступил на французскую военную службу и добился блестящих успехов. Надо заметить, что во многом именно благодаря возможности нанимать немецкие войска французской монархии удалось добиваться успехов в войнах с испанцами в пятидесятых-шестидесятых годах 17 века, а если добавить сюда еще и хитроумную итальянскую дипломатию Мазарини, то... Впрочем, продолжим.
Офранцузивший свою фамилию Шомберг не только отличился в кампаниях на севере Франции, но и помог португальцам отразить испанское вторжение, одержав серию впечатляющих военных побед. Протестантизм и происхождение не помешали ему воевать против голландцев и имперцев, однако в начале восьмидесятых годов все же был вынужден покинуть Францию. Почему же Людовик лишился услуг одного из лучших своих полководцев?
Причиной стала отмена Нантского эдикта - компромисса, позволявшего гугенотским (протестантским) поданным французской монархии совмещать свои религиозные убеждения с лояльностью по отношению к наихристианнейшему королю-католику. С начала восьмидесятых годов политике относительной веротерпимости, наступившей после того, как бывший гугенот Генрих IV возглавил королевство, постепенно пришел конец. Символом перемен стали знаменитые драгонады - размещение в упорствующих в своей ереси регионах многочисленных отрядов легкой кавалерии, ничуть не стеснявшей себя в методах убеждения. Французским протестантам оставалось либо разоряться, либо переходить в католичество, либо эмигрировать.
В 1685 году Людовик посчитал себя достаточно сильным (а гугенотскую общину уже достаточной ослабленной), чтобы отменить эдикт и наконец-то покончить с французским протестантизмом. Вместе с десятками тысяч французских эмигрантов страну покинул и маршал Шомберг. И тут самое время еще раз напомнить о том, что король был не слишком умен - и как дипломат, и как государственный деятель. Он учился - и учился в течении всей жизни, но, судя по всему, научился слишком поздно.
...
Провальная политика в империи дополнилась еще более катастрофическими планами на севере Европы. К началу шестидесятых годов Франция оказалась в ситуации о которой - казалось бы - можно было только мечтать. В Англии произошла реставрация монархии и благодарные Стюарты были настроены в отношении французов весьма терпимо, если не прямо дружественно (во многом благодаря тому, что и Карл II и его брат-наследник были тайными католиками, надеявшимися с помощью Парижа если и не восстановить католицизм, то хотя бы сделать положение своих единоверцев более терпимым). В то же время, английская монархия унаследовала от Кромвеля торговые распри с Нидерландами (ставшие причинами трех войн между Лондоном и Гаагой).
Очевидно было, что в силу одних лишь только географических причин голландцы никак не могли бы угрожать могуществу Франции в Европе, но вполне способны были сыграть огромную роль в зарождавшейся уже колониальной распре с англичанами. Париж мог как поддержать голландцев, так и остаться третьим радующимся - что может быть приятнее вражды двух соседей, каждый из которых в чем-то от тебя зависит? Но вместо этого Людовик предпочел безыскусное нападение на слабейшего - французский монарх попытался завоевать Нидерланды, буквально подтолкнув флегматичных голландцев к активному участию в каждой антифранцузской коалиции.
Несколько вторжений не привели ни к какому ощутимому результату... не считая подрыва голландской экономики, к вящей радости англичан. Теперь республиканцев, опиравшихся на морскую торговлю и, следовательно враждебных Англии, сменили оранжисты, делавшие ставку на сухопутные вооруженные силы. И действительно - голландцев не было иного выбора, если они хотели сохранить свою независимость, но что приобрела в результате этого Франция? Несколько крепостей на границе - и нового врага (лишив заодно Англию опасного противника). Теперь республику возглавил принц Вильгельм Оранский, ставшей для Людовика настоящим "злым гением".
В 1688 году этот сын немца и англичанки - дочери казненного Карла Стюарта, высадится в Англии и объявит свою жену - дочь дружественно настроенного к Франции английского короля-католика Якова II - королевой. И себя, разумеется, тоже. Свои притязания Вильгельм подтвердит голландским и немецкими полками... которыми командовал уже знакомый нам фельдмаршал фон Шомберг. Он оказался в Англии благодаря союзу между Нидерландами и Бранденбургом, курфюрст которого "одолжил" Вильгельму прославленного вояку.
Людовик, слишком поздно осознавший, что у него "украли" Англию буквально из-под носа, попытался переиграть врагов, но было слишком поздно. В 1690 году фон Шомберг погиб в решающем бою с франко-ирландской армией, но сражение было выиграно - Людовик потерял и Англию, и Ирландию, и Шотландию. Более того, его заклятый враг объединил оба государства, до того бывшие враждебными. Могла ли внешняя политика привести к большему провалу? Надеясь опередить складывавшуюся коалицию, Людовик поспешил начать очередную европейскую войну.
Боевые действия продолжались девять лет - французы разбили пьемонтцев и отразили английское вторжение в Канаду, но в остальном ход войны свидетельствовал о том, что силы Франции уже подорваны: англо-голландский флот разорял ее побережье, а тяжелые потери на суше привели к занятию нескольких крепостей. Гейдельбергский замок был разрушен французской артиллерией, но складывавшегося соотношения сил это не изменило.
В 1697 году уже было очевидным, что от благоприятной политической конъюнктуры середины 17 века не осталось и следа - Людовик растратил "наследие кардиналов" не добившись успеха ни на одном из направлений своей внешней политики. Союз с Пьемонтом и баварцами ничуть не компенсировал враждебности большей части Европы - и если в девяностые годы Франция еще могла добиваться некоторых успехов за счет неготовности противников, то будущее не сулило французам ничего хорошего.
Ухудшилось и внутреннее положение Франции - страна была буквально разорена. Внутренние трудности стали следствием дипломатических затруднений: как известно, активная внешняя политика всегда требует больших денег, но неправильная - становится для любой страны совсем уж неподъемной. В качестве характерного примера можно привести Испанию, буквально купавшуюся в "американском золоте" и все же ставшей к началу 17 века одной из беднейших стран Европы.
И именно Испания стала причиной следующей войны. Людовик не устоял перед искушением - быть может, провалы его внешней политики будут с лихвой возмещены успехом в Мадриде? И в самом деле, перспектива, на первый взгляд, открывалась очень заманчивая - выродившихся испанских Габсбургов должны были сменить Бурбоны в лице Филиппа Анжуйского, внука французского короля. А потом он мог бы унаследовать оба трона и на свет родилась бы новая всемирная монархия, как мечтал еще император Карл V. Правда в Мадриде рассчитывали, что новая династия, как это было с Габсбургами, будет разделена и испанский король не сможет одновременно "исполнять обязанности" французского - однако, в Версале мало беспокоились на этот счет.
Людовик думал так же, как столетием позднее будет рассчитывать Наполеон (для французского императора эта ошибка по понятным причинам является намного более непростительной): презрительно относясь к испанскому двору и монархии, французский король слишком высоко оценивал потенциальные возможности, предоставляемые испанскими колониями. Казалось, что достаточно "обновить администрацию" и богатства обеих Америк сделают династический союз Франции и Испании неодолимым для любой коалиции европейских держав. Эти соображения перевесили любые опасения и прежний "умеренный план" разделить часть испанских владений с англичанами и австрийцами был отставлен в сторону. Так, в 1701 году началась война за Испанское наследство, ставшая одной из главных войн столетия.
О ней - в следующий раз.
Францией управляет "король-солнце" Людовик XIV - не слишком интеллектуальный, но весьма настойчивый монарх. Дипломатические приемы Людовика не особенно искусны - король предпочитает использовать простые средства, сводящиеся главным образом к насилию. Вот уже без малого пятьдесят лет стремится он распространить французское влияние на всю Европу (то есть, до польских границ) - и не только. Французы уже основали форпосты в Индии, колонии в Канаде и Латинской Америке, а в Европе Людовик надеется занять место римского императора, то есть возглавить Священную Римскую империю, став главным правителем христианского мира.
Однако, политика его совсем не христианская. В стремлении ослабить своих главных европейских соперников "великий монарх" делает все для того, чтобы османы продвинулись в Европу как можно дальше. Падение Вены должно было ознаменовать и падение австрийских Габсбургов, утративших бы вместе со своей столицей и веками принадлежавшую им императорскую корону. В этот момент на сцене должен был появиться Людовик - и всех спасти. Французское войско, увеличившееся за счет немецких армий, двинулось бы к Вене, а дальше - кто знает? - быть может и к самому Константинополю.
Все это уходило корнями в "Великий проект" Сюлли, министра Генриха IV, но если в начале 17 века подобный план выглядел абсолютно утопично, то со времен правительств кардиналов Ришелье и Мазарини политическое положение в Европе изменилось в пользу Парижа. А уж франко-османское сотрудничество и вовсе начиналось еще во времена Франциска I, в 1530-х гг. позволившего османской эскадре разместиться на юге Франции и начать жестокие нападения на итальянское побережье.
От Ришелье и Мазарини Людовик унаследовал Европу, в которой Франции открыто противостояла лишь до крайности обессиленная Испания. Протестантские правители Германии смотрели на Париж как на защитника от католических габсбургских императоров; английские монархисты рассчитывали с его помощью восстановить свое королевство, тогда как голландские республиканцы надеялись вместе с французским флотом воевать против англичан и испанцев, заодно избавившись от собственной армии (потенциально опасной для республиканского строя).
У Людовика было большое пространство для маневрирования, но вместо этого он принялся реализовывать все замыслы сразу. Постепенно, но неуклонно французская внешняя политика становилась все более топорной, уже ничем не напоминая о временах двух кардиналов, сделавших Францию первой европейской державой. Если Ришелье и Мазарини брались за оружие для того, чтобы довершить действия своей дипломатии, то король-солнце предпочитал развязывать войны в надежде извлечь впоследствии какой-нибудь политический успех. В конце концов, все свелось к простому завоеванию - или даже хуже того, войнам "за славу", то бишь политический престиж.
В попытках отнять у Габсбургов императорскую корону Бурбон проявил характерную для него неуклюжесть. Шестидесятые-девяностые года ознаменовались почти беспрерывными французскими атаками на западные границы империи - не слишком затрудняя себя с предлогами, Людовик наносил по немцам удар за ударом. Париж поддерживал османские и шведские военные усилия - казалось, что еще немного и цель будет достигнута. Но этого не произошло.
Удивительное дело, но австрийцам удалось сотворить нечто вроде чуда. Не имея надежных естественных границ вроде испанских Пиренеев и находясь в крайне трудном внешнеполитическом положении, они сумели не только противостоять давлению на севере, западе и юге, но и преуспеть там, где другие непременно потерпели бы неудачу. Парадоксально, но Людовик во многом сам поспособствовал этому успеху Вены.
Разумеется, его давление на западные границы Священной Римской империи вынуждало императора отвлекать часть сил на противостояние французам и - в еще большей степени - сковывало возможности германских государств, но намного более важное значение имело то, что своей политикой Париж фактически укреплял, а не разрушал империю. Необходимость вести войну на Западе связывала Вену и протестантские германские государства вместе - теперь они были вынуждены объединиться ради того, чтобы остановить французское продвижение в Германию.
Людовик собственными руками разрушал то, что можно было использовать. Унаследовав от предшественников католическо-протестантский дуализм в империи, он фактически сделал все, чтобы германские правители вновь начали смотреть на габсбургского императора как на своего единственного защитника. Ришелье и Мазарини, так много сделавшие для того, чтобы разделившая империю в Тридцатилетнюю войну пропасть никуда не исчезла, только покачали бы головами.
В результате столь недальновидной французской дипломатии Габсбурги не только надолго избавились от противников на севере рейха, но и получили возможность укрепить собственные вооруженные силы за счет отрядов германских правителей. Без этой помощи австрийцы наверняка бы не сумели добиться столь впечатляющих военных успехов в продолжительных кампаниях против турок, без перерыва продолжавшихся последние двадцать лет 17 века. Таким образом, Людовик не только укрепил практически развалившуюся после 1648 года Священную Римскую империю, но и лишил себя всяких надежд заполучить императорскую корону.
Казалось бы, что столь однозначная политика в империи требовала такой же однозначной поддержки Швеции, ставшей благодаря французским деньгам и участию в Тридцатилетней войне, почти что великой европейской державой. Раз уж Людовик хотел унаследовать имперские руины, то следовало как можно более укрепить Швецию, сделав положение северогерманских правителей и императора невыносимым. Однако, если Ришелье просто использовал Стокгольм, фактически купив его участие в войне против Вены, то Париж задался смутной задачей поддержания шведского великодержавия таким образом, чтобы Швеция одновременно и сохранила свое положение, и в то же время не стала слишком независимой от Франции.
Такая политика редко удается даже при сопутствии всевозможных благоприятных факторов - тем более она не вышла у французов, что шведы действовали в Северной Европе с изящество спятившего слона. Поддержка Франции, никак недостаточная для того, чтобы шведы сумели закрепить доставшееся им положение, одновременно антагонизировала и Берлин, и Варшаву, и Копенгаген и даже Гаагу. Если Ришелье сколотил союз северогерманских государств и шведской монархии, сделавший победу императора в Тридцатилетней войне пирровой (а после вступления в войну Франции и невозможной), то теперь шведы бросали вызов всему рейху, присовокупив к своим врагам и поляков, и русских, и датчан и даже голландцев. Исход этой борьбы не трудно было предугадать.
Шведы, с их "непобедимой" грабительской армией, были наголову разбиты на море датчанами, а на суше австро-бранденбургским альянсом и вынуждены были покинуть и Польшу, и Данию. Французская дипломатия позволила шведам сохранить остатки своего влияния, но именно тогда, в шестидесятые-восьмидесятые годы были разрушены претензии Стокгольма на статус господствующей на Балтике державы. В то же время резко усилился Бранденбург, превратившийся из крупного, но заурядного курфюршества в Прусское королевство - безусловно враждебное к Парижу. В протестантское германское государство потянулись беженцы из Франции - в 1914 году потомок одного из французских гугенотов будет командовать корпусом, сыгравшим решительную роль в разгроме армий Самосонова. Но вернемся в 17 век.
Шведы перестали быть угрозой и с трудом, но было удержано австрийское господство в Северной и Центральной Италии. Однако, главный успех ожидал Габсбургов на юге - победа под Веной в 1683 году стала началом целой серии военных кампаний, сломавших шею Османской империи и превративших Австрию в первоклассную военную державу. Людовик напрасно примерял императорскую корону - ему так и не пришлось ее надеть. При этом, в отличие от Франции, австрийские военные успехи дополняли внутреннее развитие страны, а не истощали его. На фоне грязного Парижа Вена превратилась в один из красивейших городов мира - и в то же время австрийским крестьянам не доводилось есть кору деревьев или поднимать голодные бунты.
...
История частенько прибегает к назидательности - иногда персонифицируя ее. "Подарив" Габсбургам имперский мир, Людовик не остановился и дал им самое грозное оружие, какое можно было только представить - Евгения Савойского одного из самых великих полководцев в истории.
Сын племянницы Мазарини и французского графа (впрочем, тоже итальянца по отцу), он попал в немилость после нашумевшего дела о ядах - большого скандала, потрясшего Версаль в семидесятых годах. Интриги между французскими министрами вынудили его покинуть страну и предложить свои услуги императору. Но если в данном случае трудно упрекать короля конкретно за это упущение - в конце концов, кто бы мог предположить, что этот невзрачный юноша может добиться чего-то на военном поприще? кажется, ему больше пристала роль монаха, а не военного - то в другом деле вина короля намного очевиднее.
Фридрих фон Шёнберг начал свою военную карьеру в армиях протестантских немецких государств во время Тридцатилетней войны. После Вестфальского мира он поступил на французскую военную службу и добился блестящих успехов. Надо заметить, что во многом именно благодаря возможности нанимать немецкие войска французской монархии удалось добиваться успехов в войнах с испанцами в пятидесятых-шестидесятых годах 17 века, а если добавить сюда еще и хитроумную итальянскую дипломатию Мазарини, то... Впрочем, продолжим.
Офранцузивший свою фамилию Шомберг не только отличился в кампаниях на севере Франции, но и помог португальцам отразить испанское вторжение, одержав серию впечатляющих военных побед. Протестантизм и происхождение не помешали ему воевать против голландцев и имперцев, однако в начале восьмидесятых годов все же был вынужден покинуть Францию. Почему же Людовик лишился услуг одного из лучших своих полководцев?
Причиной стала отмена Нантского эдикта - компромисса, позволявшего гугенотским (протестантским) поданным французской монархии совмещать свои религиозные убеждения с лояльностью по отношению к наихристианнейшему королю-католику. С начала восьмидесятых годов политике относительной веротерпимости, наступившей после того, как бывший гугенот Генрих IV возглавил королевство, постепенно пришел конец. Символом перемен стали знаменитые драгонады - размещение в упорствующих в своей ереси регионах многочисленных отрядов легкой кавалерии, ничуть не стеснявшей себя в методах убеждения. Французским протестантам оставалось либо разоряться, либо переходить в католичество, либо эмигрировать.
В 1685 году Людовик посчитал себя достаточно сильным (а гугенотскую общину уже достаточной ослабленной), чтобы отменить эдикт и наконец-то покончить с французским протестантизмом. Вместе с десятками тысяч французских эмигрантов страну покинул и маршал Шомберг. И тут самое время еще раз напомнить о том, что король был не слишком умен - и как дипломат, и как государственный деятель. Он учился - и учился в течении всей жизни, но, судя по всему, научился слишком поздно.
...
Провальная политика в империи дополнилась еще более катастрофическими планами на севере Европы. К началу шестидесятых годов Франция оказалась в ситуации о которой - казалось бы - можно было только мечтать. В Англии произошла реставрация монархии и благодарные Стюарты были настроены в отношении французов весьма терпимо, если не прямо дружественно (во многом благодаря тому, что и Карл II и его брат-наследник были тайными католиками, надеявшимися с помощью Парижа если и не восстановить католицизм, то хотя бы сделать положение своих единоверцев более терпимым). В то же время, английская монархия унаследовала от Кромвеля торговые распри с Нидерландами (ставшие причинами трех войн между Лондоном и Гаагой).
Очевидно было, что в силу одних лишь только географических причин голландцы никак не могли бы угрожать могуществу Франции в Европе, но вполне способны были сыграть огромную роль в зарождавшейся уже колониальной распре с англичанами. Париж мог как поддержать голландцев, так и остаться третьим радующимся - что может быть приятнее вражды двух соседей, каждый из которых в чем-то от тебя зависит? Но вместо этого Людовик предпочел безыскусное нападение на слабейшего - французский монарх попытался завоевать Нидерланды, буквально подтолкнув флегматичных голландцев к активному участию в каждой антифранцузской коалиции.
Несколько вторжений не привели ни к какому ощутимому результату... не считая подрыва голландской экономики, к вящей радости англичан. Теперь республиканцев, опиравшихся на морскую торговлю и, следовательно враждебных Англии, сменили оранжисты, делавшие ставку на сухопутные вооруженные силы. И действительно - голландцев не было иного выбора, если они хотели сохранить свою независимость, но что приобрела в результате этого Франция? Несколько крепостей на границе - и нового врага (лишив заодно Англию опасного противника). Теперь республику возглавил принц Вильгельм Оранский, ставшей для Людовика настоящим "злым гением".
В 1688 году этот сын немца и англичанки - дочери казненного Карла Стюарта, высадится в Англии и объявит свою жену - дочь дружественно настроенного к Франции английского короля-католика Якова II - королевой. И себя, разумеется, тоже. Свои притязания Вильгельм подтвердит голландским и немецкими полками... которыми командовал уже знакомый нам фельдмаршал фон Шомберг. Он оказался в Англии благодаря союзу между Нидерландами и Бранденбургом, курфюрст которого "одолжил" Вильгельму прославленного вояку.
Людовик, слишком поздно осознавший, что у него "украли" Англию буквально из-под носа, попытался переиграть врагов, но было слишком поздно. В 1690 году фон Шомберг погиб в решающем бою с франко-ирландской армией, но сражение было выиграно - Людовик потерял и Англию, и Ирландию, и Шотландию. Более того, его заклятый враг объединил оба государства, до того бывшие враждебными. Могла ли внешняя политика привести к большему провалу? Надеясь опередить складывавшуюся коалицию, Людовик поспешил начать очередную европейскую войну.
Боевые действия продолжались девять лет - французы разбили пьемонтцев и отразили английское вторжение в Канаду, но в остальном ход войны свидетельствовал о том, что силы Франции уже подорваны: англо-голландский флот разорял ее побережье, а тяжелые потери на суше привели к занятию нескольких крепостей. Гейдельбергский замок был разрушен французской артиллерией, но складывавшегося соотношения сил это не изменило.
В 1697 году уже было очевидным, что от благоприятной политической конъюнктуры середины 17 века не осталось и следа - Людовик растратил "наследие кардиналов" не добившись успеха ни на одном из направлений своей внешней политики. Союз с Пьемонтом и баварцами ничуть не компенсировал враждебности большей части Европы - и если в девяностые годы Франция еще могла добиваться некоторых успехов за счет неготовности противников, то будущее не сулило французам ничего хорошего.
Ухудшилось и внутреннее положение Франции - страна была буквально разорена. Внутренние трудности стали следствием дипломатических затруднений: как известно, активная внешняя политика всегда требует больших денег, но неправильная - становится для любой страны совсем уж неподъемной. В качестве характерного примера можно привести Испанию, буквально купавшуюся в "американском золоте" и все же ставшей к началу 17 века одной из беднейших стран Европы.
И именно Испания стала причиной следующей войны. Людовик не устоял перед искушением - быть может, провалы его внешней политики будут с лихвой возмещены успехом в Мадриде? И в самом деле, перспектива, на первый взгляд, открывалась очень заманчивая - выродившихся испанских Габсбургов должны были сменить Бурбоны в лице Филиппа Анжуйского, внука французского короля. А потом он мог бы унаследовать оба трона и на свет родилась бы новая всемирная монархия, как мечтал еще император Карл V. Правда в Мадриде рассчитывали, что новая династия, как это было с Габсбургами, будет разделена и испанский король не сможет одновременно "исполнять обязанности" французского - однако, в Версале мало беспокоились на этот счет.
Людовик думал так же, как столетием позднее будет рассчитывать Наполеон (для французского императора эта ошибка по понятным причинам является намного более непростительной): презрительно относясь к испанскому двору и монархии, французский король слишком высоко оценивал потенциальные возможности, предоставляемые испанскими колониями. Казалось, что достаточно "обновить администрацию" и богатства обеих Америк сделают династический союз Франции и Испании неодолимым для любой коалиции европейских держав. Эти соображения перевесили любые опасения и прежний "умеренный план" разделить часть испанских владений с англичанами и австрийцами был отставлен в сторону. Так, в 1701 году началась война за Испанское наследство, ставшая одной из главных войн столетия.
О ней - в следующий раз.
Взято: Тут
684