ZurabSTK
Урал хтонический ( 15 фото )
Этим летом, за несколько дней до своего дня рождения, я шёл по улице, где прошла большая часть моего детства – окраина Рязани, район пятиэтажек, выстроенных на излёте «косыгинской пятилетки» - и размышлял о том, что в те времена, когда я учился в школе, по этой улице передвигались главным образом герои Владимира Маканина, а теперь – вы только гляньте! – сплошь персонажи Юрия Мамлеева, ни дать ни взять. Выглядят они колоритно, и матерок у них бодрый, но никакого будущего им не светит. Люди-огрызки, думал я. И в тот момент, когда мне в голову пришла эта мысль, я увидел около одного из мусорных баков стопку книг. Так делают в совеременной России – не бросают ненужные книги в вонючий бак, а культурненько ставят стопкой рядом, в грязь. Вдруг кому-нибудь пригодится? На этот раз пригодилось мне.
Там была книжка воспоминаний какой-то английской шпионки, изданная в 20-е годы, солидный синий томик повествований о героях гражданской войны, выпущенный к 1967 году, Роберт Бернс в переводах Маршака 1959 года, с иллюстрациями Фаворского, первый том известного двухтомника Герберта Уэллса и растрёпанная книжка уральских сказов Павла Бажова, издания 1956 года, Амурское книжное издательство, город Благовещенск.
Очень интересная находка – некоторые сказы я прочитал впервые. Конечно, это не полное издание, ибо полное составляет три тома, но всё равно интересно. В те времена, когда я читал сказки, некоторые тексты Бажова массовыми тиражами не переиздавались.
Забавно, мой первый сказ Бажова не был сказкой. То есть, он был сказкой, но весьма специфической – псевдофольклорной стилизацией на тему «простонародные рассказы о Ленине». Такие былины пеклись в 30-е годы массово. Вот, и Бажов отметился «Солнечным камнем». Дивно то, что этот сказ был помещён в совершенно замечательный сборник сказок советских писателей «Жар Мечты» 1970 года. Надо полагать, в выборе именно «Солнечного камня» для эталонного сборника сказалось специфческое чувство юмора составителей – у Пришвина, с которым фрондирующая советская интеллигенция носилась, как дурень с писаной торбой, был взят довольно гадкий сталинистский рассказик «Весна света», и у Паустовкого не «Растрёпанный воробей», а невыносимо пафосные «Похождения жука-носорога». Но это так, к слову.
В общем, первый «настоящий» уральский сказ Бажова пришёл ко мне чуть позже, и это было «Серебряное копытце». Мне было восемь лет, я пришёл в восторг и перечитал всего Бажова, до которого смог дотянуться в трёх библиотеках, в коих был на ту пору записан. Запомнились мне тексты Бажова намертво, и потому я их до этого года не перечитывал. А теперь перечитал и не пожалел о потраченном времени.
В общем, получается, что бажовские сказы относятся к детской литературе факультативно. Они писались не для детей. Хотя, конечно, Бажов детскую аудиторию учитывал – ведь именно дети открыты для некритического восприятия интересных смыслов. А смыслы там ой какие хитроумные. Бажов, получается, разрабатывал оригинальную демонологию Урала. Он не использовал реальный фольклор, а вписывал свои экзерсисы в фольклорный контекст, создавал своего рода амальгамные тексты, подделки в духе «Песен Оссиана». Макферсон, если помните, в своих «Песнях» целыми эпическими поэмами заполнял пространство между скупыми фольклорными фрагментами. Вот и Бажов не то чтобы полностью выдумывал свои истории, но расширял уже имеющиеся былички до полноценных мифов. И при этом тщательно избегал создавать связный демонологический пантеон.
В самом деле, достаточно посмотреть на то же «Серебряное копытце» с чуть изменённой оптикой (например, убрать отовсюду уменьшительные и ласкательные суфиксы), как история девочки Подарёнки предстаёт перед нами начальным периодом жизни юной ведьмы, со всеми положенными оккультными онёрами. А о жути, расползающейся вокруг «Синюшкиного колодца» и «Великого полоза», я уж и не говорю.
Зачем же это делалось? Ясно, что Бажов не по своей инициативе затеял такое большое дело. Мне кажется, что кто-то с самого верха озаботился духовным окормлением советского народа. К концу тридцатых, когда Бажов взялся за свои «сказы», революционная коммунистическая идеология выветрилась до состояния бессмыслицы, но народу-то нужно во что-то верить. Без веры никак нельзя. И вот, начался монтаж родноверия. Сначала запускали пробные шары, ставили эксперименты, проверяли почву (заодно удобряя её специально подобранным комплектом минералов), а потом... Потом начало войны прервало эксперимент. Но окончательно закрыт он был лишь в 1943 году, после решения Иосифа Сталина возродить православную церковь.
Можно спросить, почему коммунисты-оккультисты не пошли по дорожке своих западных коллег с телемой и Кроули, но ответ прост: они были дилетанты, попросту не специалисты в герметических искусствах. Герметика Советской Власти для поколения сталинских «инженеров душ» оказалась «сейфом без ключа». Хотя большевики затевали своё дело с полным пониманием сути – вот вам символ Красной Магии, вот вам благословение от Махатм из Шамбалы, вот вам синкретические ритуалы штайнерианцев и антропософия на марше... Однако на смену большевикам-интеллектуалам пришли свиномордые ворошиловы и всё испортили. Бажову (и Демьяну Бедному, кстати) пришлось начинать почти с нуля, ибо знатоки тайных наук,типа Рубакина, Ягдфельда и Витковича, предпочитали держаться от Советской Власти в стороне.
Таким образом, недостроенный храм советского сатанизма превратился в детскую игровую площадку, и сразу после войны самый умный, самый циничный мифолог сталинского кинематографа Александр Птушко получил премию на Каннском Кинофестивале за цветовое решение сказочной интерпретации «Каменного цветка».
С этого времени началось последовательное превращение «Уральских сказов» Бажова с их хтоническим ужасом и вкрадчивым предложением присоединиться к Темной Стороне Силы в забавные книжки с картинками, в кич. Из комплекса текстов отсеивалось всё, что могло вызвать тревогу у детей, оставшиеся сказы чуть-чуть редактировались для издания серии «Мои первые книжки». Впрочем, к столетию Павла Бажова Глеб Панфилов и Константин Ершов попытались пересказать историю Хозяйки Медной Горы языком взрослых людей. У них, как и следовало ожидать, ничего не получилось, прежде всего потому что мистика этого вялого фильма оказалась тщательно «обытовлена», а сексуальное напряжение напрочь отсутствовало.
Можно также помянуть многочисленные балеты по мотивам фильма Птушко – один из этих балетов омузыкалил не кто-нибудь, а сам Прокофьев – но можно и не упоминать, равно как плохие мультфильмы по «Уральским сказам», ничем не отличающиеся от малышовых адаптушек.
Другими словами, работа Павла Бажова по созданию оригинальной уральской мифологии не была востребована, не было оценена по достоинству. Он по прежнему силдит в шкафу с полузабытыми детскими книжками и в лучшем случае его именуют автором «советского фейклора». Это обидно. Мне кажется, что Бажов заслуживает большего.
Возможно, его время ещё впереди и его книги когда-нибудь будут прочитаны так, как они этого заслуживают. Но вряд ли это случится раньше распада России на независимые регионы.
Там была книжка воспоминаний какой-то английской шпионки, изданная в 20-е годы, солидный синий томик повествований о героях гражданской войны, выпущенный к 1967 году, Роберт Бернс в переводах Маршака 1959 года, с иллюстрациями Фаворского, первый том известного двухтомника Герберта Уэллса и растрёпанная книжка уральских сказов Павла Бажова, издания 1956 года, Амурское книжное издательство, город Благовещенск.
Очень интересная находка – некоторые сказы я прочитал впервые. Конечно, это не полное издание, ибо полное составляет три тома, но всё равно интересно. В те времена, когда я читал сказки, некоторые тексты Бажова массовыми тиражами не переиздавались.
Забавно, мой первый сказ Бажова не был сказкой. То есть, он был сказкой, но весьма специфической – псевдофольклорной стилизацией на тему «простонародные рассказы о Ленине». Такие былины пеклись в 30-е годы массово. Вот, и Бажов отметился «Солнечным камнем». Дивно то, что этот сказ был помещён в совершенно замечательный сборник сказок советских писателей «Жар Мечты» 1970 года. Надо полагать, в выборе именно «Солнечного камня» для эталонного сборника сказалось специфческое чувство юмора составителей – у Пришвина, с которым фрондирующая советская интеллигенция носилась, как дурень с писаной торбой, был взят довольно гадкий сталинистский рассказик «Весна света», и у Паустовкого не «Растрёпанный воробей», а невыносимо пафосные «Похождения жука-носорога». Но это так, к слову.
В общем, первый «настоящий» уральский сказ Бажова пришёл ко мне чуть позже, и это было «Серебряное копытце». Мне было восемь лет, я пришёл в восторг и перечитал всего Бажова, до которого смог дотянуться в трёх библиотеках, в коих был на ту пору записан. Запомнились мне тексты Бажова намертво, и потому я их до этого года не перечитывал. А теперь перечитал и не пожалел о потраченном времени.
В общем, получается, что бажовские сказы относятся к детской литературе факультативно. Они писались не для детей. Хотя, конечно, Бажов детскую аудиторию учитывал – ведь именно дети открыты для некритического восприятия интересных смыслов. А смыслы там ой какие хитроумные. Бажов, получается, разрабатывал оригинальную демонологию Урала. Он не использовал реальный фольклор, а вписывал свои экзерсисы в фольклорный контекст, создавал своего рода амальгамные тексты, подделки в духе «Песен Оссиана». Макферсон, если помните, в своих «Песнях» целыми эпическими поэмами заполнял пространство между скупыми фольклорными фрагментами. Вот и Бажов не то чтобы полностью выдумывал свои истории, но расширял уже имеющиеся былички до полноценных мифов. И при этом тщательно избегал создавать связный демонологический пантеон.
В самом деле, достаточно посмотреть на то же «Серебряное копытце» с чуть изменённой оптикой (например, убрать отовсюду уменьшительные и ласкательные суфиксы), как история девочки Подарёнки предстаёт перед нами начальным периодом жизни юной ведьмы, со всеми положенными оккультными онёрами. А о жути, расползающейся вокруг «Синюшкиного колодца» и «Великого полоза», я уж и не говорю.
Зачем же это делалось? Ясно, что Бажов не по своей инициативе затеял такое большое дело. Мне кажется, что кто-то с самого верха озаботился духовным окормлением советского народа. К концу тридцатых, когда Бажов взялся за свои «сказы», революционная коммунистическая идеология выветрилась до состояния бессмыслицы, но народу-то нужно во что-то верить. Без веры никак нельзя. И вот, начался монтаж родноверия. Сначала запускали пробные шары, ставили эксперименты, проверяли почву (заодно удобряя её специально подобранным комплектом минералов), а потом... Потом начало войны прервало эксперимент. Но окончательно закрыт он был лишь в 1943 году, после решения Иосифа Сталина возродить православную церковь.
Можно спросить, почему коммунисты-оккультисты не пошли по дорожке своих западных коллег с телемой и Кроули, но ответ прост: они были дилетанты, попросту не специалисты в герметических искусствах. Герметика Советской Власти для поколения сталинских «инженеров душ» оказалась «сейфом без ключа». Хотя большевики затевали своё дело с полным пониманием сути – вот вам символ Красной Магии, вот вам благословение от Махатм из Шамбалы, вот вам синкретические ритуалы штайнерианцев и антропософия на марше... Однако на смену большевикам-интеллектуалам пришли свиномордые ворошиловы и всё испортили. Бажову (и Демьяну Бедному, кстати) пришлось начинать почти с нуля, ибо знатоки тайных наук,типа Рубакина, Ягдфельда и Витковича, предпочитали держаться от Советской Власти в стороне.
Таким образом, недостроенный храм советского сатанизма превратился в детскую игровую площадку, и сразу после войны самый умный, самый циничный мифолог сталинского кинематографа Александр Птушко получил премию на Каннском Кинофестивале за цветовое решение сказочной интерпретации «Каменного цветка».
С этого времени началось последовательное превращение «Уральских сказов» Бажова с их хтоническим ужасом и вкрадчивым предложением присоединиться к Темной Стороне Силы в забавные книжки с картинками, в кич. Из комплекса текстов отсеивалось всё, что могло вызвать тревогу у детей, оставшиеся сказы чуть-чуть редактировались для издания серии «Мои первые книжки». Впрочем, к столетию Павла Бажова Глеб Панфилов и Константин Ершов попытались пересказать историю Хозяйки Медной Горы языком взрослых людей. У них, как и следовало ожидать, ничего не получилось, прежде всего потому что мистика этого вялого фильма оказалась тщательно «обытовлена», а сексуальное напряжение напрочь отсутствовало.
Можно также помянуть многочисленные балеты по мотивам фильма Птушко – один из этих балетов омузыкалил не кто-нибудь, а сам Прокофьев – но можно и не упоминать, равно как плохие мультфильмы по «Уральским сказам», ничем не отличающиеся от малышовых адаптушек.
Другими словами, работа Павла Бажова по созданию оригинальной уральской мифологии не была востребована, не было оценена по достоинству. Он по прежнему силдит в шкафу с полузабытыми детскими книжками и в лучшем случае его именуют автором «советского фейклора». Это обидно. Мне кажется, что Бажов заслуживает большего.
Возможно, его время ещё впереди и его книги когда-нибудь будут прочитаны так, как они этого заслуживают. Но вряд ли это случится раньше распада России на независимые регионы.
Взято: Тут
0