Шелковской район Чечни. Памяти Терского казачества. ( 59 фото )

Почти всё примечательное в Чечне, будь то показанный в прошлой части Донди-Юрт в ближневосточном Урус-Мартане или горные башни, находится от Грозного на юг. Но сегодня поедем на север, в лежащие за Тереком степные районы, из которых уже на нашей памяти и отнюдь не добровольно ушли былые хозяева - терские казаки.

В пейзаже вайнахских республик горам неизменно противолежит Гребень - вытянутые по междуречью Сунженский и Терский хребты. Ведь Кавказ представляет собой не стену с зубцами ледяных вершин, а скорее лестницу хребтов, самые нижние ступени которой разделены уже не горными долинами, а участками плоскости. При взгляде из Грозного, Аргуна или Шали на север Гребень выглядит вполне серьёзными горами, но если на карте более высоким кажется Сунженский хребет, то на местности - Терский: плоскость между ними тоже идёт ступенями.


Маршрутки за Гребень ходят из Грозного от автостанции на базаре Беркат. В нашем случае - до райцентра Шелковская, где можно сделать пересадку на Кизляр: вдоль дороги к этому дагестанскому городу и расположены все пункты сегодняшнего рассказа. Сразу за Терским хребтом встречает Толстой-Юрт - крупное село (9 тыс. жителей), с недавних пор ставшее центром Грозненского района, городок администрации которого как раз строится по центру. А за селом необозрима плоскость - ближайшие горы в той стороне находятся где-то в Канаде:


Толстой в краю, где есть Беной, Ялхорой, Белготой - всё же именно наш Лев Николаич. Селение на этом месте, однако, стояло задолго до его рождения, и уже в 1705 году было известно петровским чиновникам как Старый Юрт. В те времена вайнахские предгорья пытались колонизировать князья Малой Кабарды, одним из которых был обосновавшийся тут в 1760 году тёзка крымских ханов Девлет-Гирей. Когда же вайнахские тейпы взяли верх над черкесской знатью, название Девлетгирейн-Эвла упростилось до Девкар-Эвла - Аул гордых отцов. Из них был, видимо, и военный переводчик Садо Мисирбиев, с которым в 1851 году подружился молодой офицер Лев Толстой. Кунаком чеченец назвал его сам, и в знак дружбы двое мужчин обменялись подарками: Садо подарил Льву шашку, что до сих пор хранится в одном из его музеев, а Толстой подарил Мисирбиеву часы, сгинувшие вместе с прочими фамильными реликвиями в революцию. Выручал кунака Садо не только на поле боя: однажды Толстой проиграл в карты огромную по тем временам сумму в 750 рублей, а Мисирбиев, прослышав об этом, отыграл те долговые расписки себе и порвал их. В 1944-м же, когда следом за вайнахами отсюда изгонялась их топонимика, в память о том, что Некто из Старо-Юрта дружил с Толстым, село переименовали в Толстово. В 1958 году вайнахи вернулись и селение стало Толстов-Юртом, и только в 1977 году получило совершенное тейповое имя Толстой-Юрт. На самом деле здешней тейп - Харачой из Ичкерии, довольно лояльный к России, судьбу которой в Перестройку вершил его уроженец Руслан Хасбулатов. И тем не менее именно в Толстое 8 марта 2005 года был убит человек, 10 годами ранее нанёсший России самое унизительное поражение, наверное, со времён Цусимы - Аслан Масхадов из ичкерийского тейпа Аллерой, в Первой войне командовавший обороной Грозного. Он же подписывал с генералом Александром Лебедем самый унизительный со времён Брест-Литовска Хасавюртский мир, но сам с этим миром не справился, упустив республику под власть ваххабитов. Нынешний Толстой-Юрт примечателен мечетью (2004), которая, как бы странно это ни звучало после Аргуна и Шали, была крупнейшей в Чечне на момент постройки.


Дальше рукой подать до Терека, который здесь, по Толстому, "течет мутно и быстро, но уже широко и спокойно". Выходящий из Дарьяльского ущелья в самой середине Кавказа, Терек поворачивает на восток, и по Вайнахии течёт параллельно хребтам, а потому испокон веков служил для горцев краем света. Не знаю, жили ли предки вайнахов за Тереком в свой "золотой век", когда были христианами в могущественной Алании, но вновь спустившись с гор после краха Золотой Орды, к берегам этой реки чеченцы вышли почти одновременно с казаками. Откуда казаки сюда пришли - теперь нет ответа: то ли с Дона их привёл разбойничий атаман Андрей в 1570-х, то ли с Червлёного Яра бежали они в 1520-х годах, когда Москва покорила их тыл - Рязань, а по самой романтичной версии тут осели и вовсе ушкуйники, речные пираты северных рек, ушедшие на юг в 1470-е годы с падением вольного Новгорода. Скорее всего, тут были и те, и другие, и третьи - в Сунженском, Тюменском, Терском и Андреевом городках. Россия подтянулась следом в 1567 году, основав уже вполне себе государев Терский город, но вскоре потерпела крах - вырезанная в Дагестанском походе 1605 года почти без остатка армия Ивана Бутурлина, Великая Смута в тылу, выигранная Сефевидами "по очкам" первая русско-персидская война 1651 года надолго отодвинули границу. С тревожной плоскости казаки перебрались на гребни, где спиной к спине с горцами держали оборону от степняков. В этой обороне гребенцам было не до церковного Раскола, а потому вплоть до советских времён оставались они староверами и бороды носили не хуже, чем у любых мусульман. Здесь, на гребнях, складывалась какая-то совершенно особая, альтернативная ветвь русской цивилизации, и совсем не удивлюсь, если именно отсюда пошла поговорка "с волками жить - по волчьи выть". На ярмарке в Чечен-Ауле казаки покупали у горцев коней, а горцы у казаков - тонкорунных овец и коров. Носить черкеску с газырями да шашку казаки и вайнахи учились почти параллельно. Горские набеги на станицы с угоном скота и похищением невест сменялись казацкими набегами на аулы, где происходило то же самое. Повздоривший с атаманом казак бежал в горы и получал усыновление в каком-нибудь тейпе, а повздоривший со старейшинами горец спускался на гребень и крестился как Иван. "Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. (...) Молодец-казак щеголяет знанием татарского языка и, разгулявшись, даже со своим братом говорит по-татарски." - писал о гребенцах Толстой. На Гребнях возник по сути дела ещё один тукхум (племя), от вайнахов отличавшийся языком и верой, но не укладом, бытом и ментальностью.


И хотя любую власть гребенцы как истинные "воровские казаки" недолюбливали, в отличие от многих других казачьих вольниц, не противились ей никогда. Россия придвинулась к Тереку в 1710-х годах, в войнах Петра I с Персией и Хивой. В 1711 году было официально учреждено Гребенское казачье войско, а в 1717-м и вольница ушла в прошлое - казачий круг сменили наказные атаманы. С Гребней казаки спустились на северный берег Терека - по приказу государя, но скорее всего вполне добровольно: заречным земли остались их угодьями, перед которыми лежал теперь естественный рубеж обороны, а за спиной до самого Края Света простиралась русская земля. "Терек бурлит - казак лежит, Терек молчит - казак не спит", гласила здешняя поговорка. Вдоль реки, меняя местоположение после очередных наводнений, выросло несколько "городков"-станиц, среди которых была и встречающая за мостом Червлёная (11 тыс. жителей) - "столица" Гребенского войска. Путешественники отмечали удивительную красоту её девушек, в которых смешивались русская, степняцкая и горянская крови:


Но гребенцы были откровенно малочислены, и превратившись в регулярной войско, они начали получать подкрепления из глубин страны. В 1722 году на Каспии было собрано из донцов и гребенцев Аграханское (не путать с Астраханским!) казачье войско, явно готовившееся стать Гилянским или Мазендеранским. Но после отказа России от экспансии в Персию аграханцы распределились вдоль Терека как Терско-Семейное и Терско-Кизлярское войска. В 1760-х годах выше по Тереку в новой крепости Моздок образовалась Моздокская горская казачья бригада из крещёных кабардинцев и осетин, служивших в основном проводничками и переводчиками. Однако пополнившись людьми с Дона и Волги, уже к 1770 году она разрослась в Моздоксий казачий полк. С 1774 году всю эту сборную солянку подчинили Астраханскому казачьему войску, а в 1786 выделили в Кавказское линейное казачье войско, охранявшее теперь предгорья от Кизляра до Азова, В 1860 году с окончанием Кавказской войны и административной реформой оно было разделено по границам новых областей на Кубанское (см. Краснодар) и Терское войска. Последнее вело старшинство с 1577 года, когда гребенцы впервые воевали под царским знаменем, а покровителем его стал Святой Варфоломей, в день которого Шамиль вышел с поднятными руками из ворот Гуниба. Староверы и старожилы гребенцы были его ядром, всех прочих казаков, не говоря уж про шаповалов ("обычных" русских) откровенно презирали, а 5 станиц меж Грозным и Кизляром остались колыбелью Терского казачества.


В Гражданскую войну казаки стали главной опорой Белого Юга. Дружба казака с вайнахом, однако, кончилась уже в 18 веке, вражда Кавказской войны продолжилась Земельным вопросом, а потому просто в пику своим главным врагам чеченцы и ингуши охотнее всего воевали за красных. В 1920 году большая часть казаков вновь, и уже совсем не добровольно, была выселена на север от Терека. В 1944, с депортацией вайнахов, в Предкавказье была создана Грозненская область, совсем не совпадавшая с Чечено-Ингушской АССР - её высокогорья отошли Грузии, Осетии и Дагестану, зато на плоскости новый регион простиралась аж до Кумы и Каспийского моря, вобрав в себя восток Ставрополья и север Дагестана. В 1958 году вайнахи возвращались сюда уже не такими, какими уезжали - после ужасов депортации и первых лютых зим они освоились в степи и даже порядком прибавили в численности. На старом месте власть всячески старалась ограничить их возвращение в горы, да ещё и часть территорий Северная Осетия ни в какую не хотела возвращать. В итоге воссозданная ЧИАССР, граница которой до депортации проходила по Тереку, унаследовала от Грозненской области входившие при царе в Кизлярский округ Терской области, а в 1930-х в Ставропольский край.Шелковской и Наурский районы с почти исключительно русским населением. И вот полвека спустя их население почти исключительно чеченское...


В одной из станиц нам много рассказа седая русская женщина с выплаканными глазами. Чтобы разговорить её, мне хватило пары наводящих вопросов, и начав с дежурных фраз о том, что чеченцы разные бывают, как и любой другой народ, женщина вдруг сказала: "Не дай бог вам никогда узнать, что такое беззаконие!". Чеченцы появились в её станице в 1960-е годы, а дальше становилось их всё больше и больше, и если в её школьные годы чеченский мальчишка становился достопримечательностью класса, к началу 1990-х русские уже были меньшинством. По переписи 1989 года в Шелковском районе 37% населения составляли чеченцы, 14% - ногайцы, по 4% кумыки и аварцы, а русских был лишь 31%. Свои порядки чеченцы начали устанавливать уже тогда, но больше это касалось председателей да чиновников. Казаки же за пару поколений без войны превратились в обычных селян, привыкших к размеренной жизни и к тому, что милиция их бережёт. И вот с началом чеченской "независимости" станицы охватил спонтанный геноцид, когда русские семьи оказались одни-одинёшеньки против тейповых банд. По словам нашей собеседницы, убивали их не соседи, а именно бандиты, "оттуда, с гор" - злые, вооружённые и безнаказанные. Женщина рассказывала нам, что выходя из дома, она непрестанно повторяла молитву - потому что больше помощи ждать было неоткуда. Каждый день тех лет мог стать для неё последними, и многие друзья её сгинули навсегда, просто не вовремя выйдя из дома. У местных чеченцев с пришлыми был скорее нейтралитет: первые не заступались за русских, вторые к первым не лезли, поскольку ни те, ни другие не хотели нажить кровных врагов на свои тейпы. Русские станичники оказались безоружными людьми в окружении волков, и волки их просто сожрали. По переписи 1989 года в Чечне жило 270 тыс. русских, по переписи 2002 года - 40 тысяч, и сколько из разности этих двух чисел уехали, а сколько остались лежать - то ли не известно по сей день, то ли засекречено. Единственные оценки, озвученные Министерством по делам национальностей в 1999 году, гласили, что за время "независимости" в Чечне было захвачено около 100 тыс. домов и квартир, 21 тыс. нечеченцев убиты и 46 тыс. прошли через рабство. Всё это, само собой, при полном попустительстве правозащитников, которые, как тогда стало ясно, "готовы кого угодно защищать от русских, но русских не готовы защищать ни от кого". Но можно ли считать те жертвы не отомщёнными? Ведь в ставшей моноэтничной Чечне война убила ещё больше людей и разрушила ещё больше домов...


Но сквозь эти степи она пронеслась быстро, как грозовая туча, "Грады" и "Смерчи" обрушившая на горные склоны. Выслушав десяток историй о зарезанных, застреленных, исчезнувших, изнасилованных и об уехавших с сумкой вещей, я рискнул спросить нашу собеседницу, как живётся ей тут теперь. Современность с мрачным прошлом являла заметный контраст: женщина жаловалась на безработицу и бедность, на спекулянтов, скупающих урожаи за бесценок и продающих втридорога, а между тем машина, на которой они с мужем приехали в церковь, стояла за воротами с дверьми нараспашку. Беззаконие сменилось железным порядком Рамзана Кадырова, и как я понимаю, русскому старожилу в нём даже спокойнее, чем чеченцу, которого за любую мелочь могут тряхнуть свои силовики. Но остатки русской общины продолжают таять на глазах: с работой тут плохо даже на фоне русской глубинки, уклад жизни мучительно чужой, и большая часть оставшихся русских Чечни - это старики, которых неумолимо забирает время. Пресловутое "возвращение русских" - утопия: много ли народу из других регионов переселяется в райцентры Ставрополья? Но у православных кладбищ под сенью лиственного леса опрятный и покойный вид:


Тут, за Тереком, вообще многое иначе, и раны войны напоминают скорее ушибы и ссадины. Сойдя с маршрутки километрах в 70 от Грозного перед Шелковской у поворота в сторону Гудермеса, на попутной машине мы добрались в хутор (400 жителей) со странным названием Парабоч. Первым его впечатлением были старые дома из таких материалов, которые в округе Грозного ни имели ни малейших шансов уцелеть:


Более того, подобных хат я даже на Кубани не припомню. Бурно отстраивается в Чечне то, что было разрушено, а в станицах за Тереком пейзаж не слишком отличается от всего Русского Юга:


В 17-18 веках бок о бок с казакам на Тереке жил другой православный народ - грузины. Как они попадали сюда? Рискну предположить, это были лаи (рабы) вайнахов, бежавшие из аулов во время казачьих набегов. В станицах они были скорее батраками, избавлявшими гордых рубак от хозяйства, и даже фамилии в 18 веке получали по ближайшему казаку - как Николаевы или Андреевы. С годами терские грузины полностью обрусели, но наша собеседница возводила свою родословную именно к ним. Грузины многому научили казаков, так что дойдя сюда в 1710-е годы, петровские чиновники обнаружили, что гребенцы - единственные русские люди, которые умеют выделывать шёлк. В 1718 году армянский купец-подрядчик Сафар Васильев основал на Тереке первую в России шёлковую мануфактуру. В 1722 году она была переведена в Кизляр, а в 1735 вновь заработала на старом месте уже как частный Сарафанников завод. В нескольких верстах от фабричного пруда садовод венгерских кровей Паробучев заложил парк, сочетавший роль сырьевой базы и уютного имения. Последнее представляло собой фактически небольшой замок с крепостной стеной, единственной пушкой и казачьей группой быстрого реагирования на Ивановском посту. Внуком Сафара Васильева был Аким Хастатов, генерал русско-турецкой войн. Женой его стала Екатерина Столыпина, внучатым племянником которой приходился не абы кто, а Михаил Юрьевич Лермонтов, впервые попавший на Кавказ задолго до воинской службы - в 1818 и 1825 годах.


Впрочем, гостил он тогда в Пятигорске, где у Хастатовых было основное имение, а Парабоч и Сарафанниково были такой глухоманью, что приехав сюда в 1830 году, бабушка Екатерина заразилась холерой и умерла. Старинный особняк, стоящий посреди Парабоча, впрочем, и к этому мог не иметь отношения - известно, что усадьба Хастатовых была разрушена паводком в 1885 году, а здесь жили, более вероятно, другие армянские помещики-шелкозаводчики Калустовы (Галустяны), род которых основал купец, перебравшийся в 17 веке в Астрахань из Исфахана. Но судя по архитектуре, в годы первых визитов Лермонтова на Кавказ этот особняк уже вполне мог стоять здесь. И как "домиком Петра" становится последнее уцелевшее гражданское здание соответствующей эпохи, этот дом стал музеем Лермонтова. Причём, что удивительно, то ли уже (не в советское время), то ли ещё (когда не кончилась КТО) в 2006 году:


Что же до самого Лермонтова, то сюда он мог попасть скорее взрослым, когда жизнь снова привела его на Кавказ. Первая ссылка за "Смерть поэта" в 1837 году напоминала что-то среднее между "курортной" Южной ссылкой Пушкина и этнографической экспедицией, а вот в 1840 году, когда Лермонтова вновь сослали за дуэль, всё было уже по-другому. В Грозную крепость поэт попал с предписанием быть на передовой, участвовал в тяжёлом бою с горцами на речке Валерик, а дальше и вовсе примкнул к местному "спецназу ГРУ", ходившему в диверсионно-разведывательные рейды по горам и даже командовал им осенью 1840 года. Считается, что именно Лермонтовский отряд первыми из русских людей по своей воле проник в Аргунское ущелье где-то около Итум-Кали. Здесь же поэт закончил свои главные произведения, начатые между двух кавказских ссылок - "Мцыри", "Демон" и "Герой нашего времени". А потом на приёме в Пятигорске неудачно пошутил про "черкеску и замечательной величины кинжал" Николая Мартынова...


В музее встретила нас молодая и очень жизнерадостная чеченка в платке и длинном платье, которая посетовала, что работает она здесь недавно, а директор на совещание в Грозный уехала, но вот она могла бы много рассказать...


В итоге девушка ходила с нами по всем комнатам, пыталась пояснить хотя бы то, что знала, и несколько раз сфотографировалась с нами - мы для музея определённо были удивительнее, чем музей для нас. Тем не менее, именно она показала нам единственный элемент интерьеров старого дома - двери. Вот эта запертая пара аутентична, а остальные сделаны по их образцу:


В целом, экспозиция музея до обидного скудна и могла бы поместиться в одной комнате. Второй этаж содержит десяток вещей, которые можно хоть как-то приплести к имени Лермонтова да репродукции его картин, на первом этаже - пара этнографических залов. Чеченский не содержит в общем ничего, что я не увидел бы в Национальном музее или Донди-Юрте, однако казацкая этнография к югу от Терека не представлена вовсе нигде, а здесь воссоздана хотя бы одна комната станичной хаты:


Ну а напоследок (в Чечне мы или где в конце концов?!) нас повели в подвал:


Оказавшийся самой зрелищной и самой аутентичной частью старого дома, даже с остатками какого-то купеческого добра:




И фактурными чугунными решётками, отлитыми две с лишним сотни лет назад где-нибудь на Урале:


Выйдя из музея, мы побрели в сторону Шелковской, до которой 5 километров через ещё одну станицу Шелкозаводскую. На выезде из Парабоча нас подобрал сельского вида драндулет без переднего сидения, и долговязый седой чеченец рассказывал нам о здешней жизни в 1990-х, "когда со всей России сюда бандиты ехали". В голосе его слышалось едва заметное чувство вины, которое никогда не будет признано вслух - жертвы тех трагедий, о которым нам рассказывала русская женщина, могли быть и ему знакомы. Нынешняя Шелковская - обычный в общем чеченский райцентр (13 тыс. жителей) с закрытыми на Рамадан кафешками и парой башен автостанции, где можно сделать пересадку на Кизляр:


За автостанцией раскинулся пруд шелковой фабрики, превращённый молвой в озеро на Шёлковом пути:


За прудом высится огромная вокзалоподобная мечеть имени Хусейна Канташева (2013), названная в честь брата Аймании Кадыровой, вдовы бывшего и матери нынешнего атаманов Чечни:


При всей необычности архитектуры, это типовой проект - ещё я видел такие мечети в Алхан-Юрте на окраине Грозного (фото есть здесь) и показанном в прошлой части Серноводске:


Куда более необычна для Чечни церковь Святой Варвары (2016-18), также построенная на деньги Фонда Кадыровых:


Своими глазами, помимо неё, я видел восстановленный из руин храм Михаила Архангела в Грозном. В целом же в Чечне десяток церквей - в основном в воинских частях и в станицах за Тереком, а к югу от Терека в Ассиновской (1859) чудом уцелел исторический храм, в 1990-х переживший множество погромов. Остальные были разрушены ещё при Советах - в Шелковской, например, в 1937 году.


На убранство церкви Фонд Кадыровых средств не пожалел, но прихожан тут редко бывает больше пары десятков:


В целом, русских в станице по переписи 2002 года было 13% населения, по переписи 2010 - 9%, а сейчас, скорее всего, процентов 5. Самым русским населённым пунктом Чечни пока остаётся соседний райцентр Наурская, где в 2002 славяне составляли четверть населения. Кладбище в паре сотен метров от храма ухоженное, и на нём много новых могил:


Вокруг кипит жизнь:


Оля вступила в диалог с роскошным индюком, который периодически ей ещё и отвечал. Я же до этой поездки знал про розовых чаек в Якутии, а вот про розовых куриц - нет:


Одну из улиц украшает пара заглушек с нефтяных скважин:


Ближе к выезду на Грозный - огромная новая школа в духе хай-тека:


Где-то здесь мы свернули с главной улицы проведать местный вокзал:


Линия вдоль левобережья Терека от Прохладного до Кизляра была построена в 1915 году с ответвлением из Червлёной-Узловой на Гудермес, где она соединилась с более старой (1893) линией из Беслана через Грозный. Та была разрушена во время войн, и её западный участок от Грозного до Сунжи так и не восстановили. Грозненский поезд, однако, сворачивает в Червлёной-Узловой (а пассажиры и вовсе пересаживаются на маршрутки в "обычной" Червлёной), а отсюда до Кизляра пассажирского движения нет: магистралью эта линия перестала быть в 1994 после регулярных ограблений поездов, а недавно восстановленный маршрут Грозный-Волгоград отменили из-за ковида.


Придя на станцию, я готовился к задержанию, досмотру и куче глупых вопросов, но на перроне на нас вообще никто не обратил внимание, а внутри добродушный начальник вокзала охотно ответил на всеи мои вопросы. Здание вокзала - подлинное времён строительства линии, но зачем-то обшитое "туалетной" плиткой в 1983 году:


Рядом пара путейских домов...


...и печального вида водонапорная башня:


Станцию, однако, мы осмотрели на обратном пути, а приехав в Шелковскую из Парабоча, тут же пошли к башням автовокзала, где как раз оставалась пара мест на маршрутке в Кизляр. Ещё 20 километрами дальше в его сторону стоит Старогладовская (2,9 тыс. жителей), одна из 5 исходных станиц Гребенского войска, на нынешнем месте основанная в 1735 году. И считанные годы спустя ставшая "старой" - Новогладковской до 1908 года называлась станица Гребенская:


Ещё более удалённая от разрушенных войной районов, она ещё больше похожа на привычный русский юг:


С обилием саманных и турлучных построек:


Русских тут уже к 2010 году оставалась дюжина - меньше, чем ногайцев, кумыков и татар. Да и название Старогладовская, ставшее официальным в 2008 году - это чеченское произношение изначального Старогладковская.


Длинная улица за мечетью ведёт через всю станицу. Вот среди домов показывается школа имени Льва Толстого - основанная в 1913-14 годах местными казаками и первая в России с таким посвящением. Здание - как будто бы деревянное тех же лет, но общитое сайдингом, а во дворе три памятника - Толстой у крыльца, Воин-Освободитель спиной к улице и Ильич, сброшенный с постамента:


Толстой приехал сюда в 1851 году по приглашению брата Николая - Казанский университет Лёвушка бросил, а значит (хоть и не призывом) в армию пошёл. Направили его на 4-ю батарею 20-й артиллерийской бригады, базировавшийся здесь, а на постой определили к Алексею Сехину. Наверное, это им были навеяны слова "Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защитить его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него угнетателя солдата". Вскоре Толстой съехал к соседу, старому казаку Епифану Сехину, у которого братец отсудил сад. Нетрудно догадаться, что именно Епишка превратился в Ерошку: "отчётом" о станичной жизни Толстого стала повесть "Казаки". Куда менее очевидно, что своё первое законченное произведение "Детство" он тоже начал писать в Старогладковской. Всё это, конечно же, знали украинцы Иван и Надежда Радченко, приехавшие сюда в 1959 году как учителя. К 1965 году Радченки собрали в школе имени Толстого экспозицию, состоявшую в основном из предметов казачьего быта окрестных станиц, буквально на глазах менявшихся по национальному составу. В 1981 году школьный музей был утверждён официально как филиал краедедческого музея ЧИАССР, а в 1984 экспозиция была порядком расширена с помощью московского музея Толстого и Ясной Поляны. Затем Иван Радченко умер, а Надежда вернулась на Украину, и в 1985 году музей возглавил Хусейн Загибов - вполне себе чеченец, но такой же ценитель Толстого, тем более бородатого писателя тут многие почитают за крипточеченца. В итоге музей пережил смуту, в 2008 Хусейна сменил его сын Салавди Загибов, а в 2009 году возвлеи современное здание у памятника (1977), присланного из столиц:


На входе нас вновь встретила молодая чеченка, и точно так же посетовала, что директор на совещании в Грозном - кажется, туда созвали всех музейный директоров Чечни. Посещение обоих музеев, кстати, бесплатное, но здесь экспозиция явно новее и больше, чем в Парабоче:


Музей состоит из одного зала, разделённого на 4 секции. Левые рассказывают о казаках, правые - о чеченцах. Этнографии тут явно больше, чем литературы (представленной изданиями и сканами рукописей по центру), но авторы экспозиции нашли красивый выход - каждая секция служит как бы иллюстрацией к соответствующему произведению: "Казакам", "Рубке леса" и "Набегу", "Кавказскому пленнику" и "Хаджи-Мураду".


А вот о том, что Кунта-хаджи Кишиев, странствующий проповедник времён Кавказской войны, учивший жестокий народ в жестокое время не противиться злу насилием, повлиял на Толстого и через него на всю философию пацифизма, здесь, кажется, нет


Казачья экспозиция же чуть ли не единственная в Чечне. "Станица богатая, говорят по-русски, по-старинному, и очень хорошо; думают по-своему. Едят тоже по-своему. В праздник готовят свинину и осетров, пекут пироги с начинкой из винограда и свинины; вино пьют ведрами. В будни едят вареную простоквашу и караваи из запеченной просяной каши. В праздник носят шелка и платье с галунами, водят хороводы и бьют в бубны из сазановой кожи. В будни одеваются просто, но и в будни носят богатое оружие. (...) Женщины покрывают голову канаусовыми чепцами, сверху повязывают шелковый платок – стягаш с загибом посередине. Зимой надевают казачки шубы на беличьем или кошачьем меху с атласным верхом, с оторочкой из выдры. На ноги надевают шерстяные чулки – синие в красными стрелками. Все добро по весеннему времени сейчас проветривается на плетнях". (с) Виктор Шкловский, "Лев Толстой".


Витрину продолжает этнографический дворик с парой казачьих хат, символизирующих видимо двор Епишки Сехина - слева зимняя, справа летняя:


В отличие от "чеченских скансенов" Хоя или Герменчука, не говоря уж про Донди-Юрт, вид у здешних интерьеров очевидно музейный - там чеченцы воссоздавали дома своих дедов, тут - мир, расказаченный в несколько приёмов:


На прошлом и следующем кадрах - зимняя хата:


На следующих двух - летняя, но в общем по этим интерьерам хорошо видно, что здесь были "Все сыты, спокойны, горды".



Рядом - банька да сарай:


Со всяким скарбом, которому было бы тесно в музейных залах. А прилетел бы и сюда шальной снаряд - так наследия казацкого в Чечне было бы уже не наскрести на новую экспозицию.


Здесь же - странная инсталляция из нескольких надгробий с вязью. Кладбища на Кавказе - это своеобразные вехи, маркеры принадлежности земли, так что смысл её понятен: века борьбы двух лихих народов за плоскость окончились безусловной победой чеченцев.


Но вместе с тем угнетатели вроде Алексея Ермолова с его просеками к глухим ауламили Сталина с его депортациями сняли чеченцев с гор. Ещё сотня лет - и законы гор тоже уйдут в прошлое, а тейпы смешаются и станут достоянием этнографии. И как бы ни были привычны война и набеги, а мирная жизнь всё же лучше. Замиряли Чечню не раз, но только этого было мало - революция, депортация, перестройка помешали вайнахам освоиться в мирной жизни. Более того, Чеченская война стала эхом депортации, злость за которую была одной из главных причин форсированного сепаратизма. Как и теперешняя стабильность - эхо стабильных позднесоветских времён, память о которых жива у нынешних аксакалов. Чеченцы по сей день остаются самым заметным и выбивающимся из рамок народом России, и среди них наверное многие мечтают о реванше и независимости, да только понимают, что у Третьей, Пятой, Двадцатой войны был бы тот же финал. Но и среди русских тех, кто хотел бы увидеть Третью войну до полного изгнания противника, наверное побольше, чем всех чеченцев вместе взятых. Чеченцы помнят, как им на головы падали кассетные бомбы, а их родичи пропадали в фильтрационных лагеря. Русские помнят, как резали станичников, держали работяг в рабстве и присылали бизнесменам конверты с отрезанными пальцами похищенных детей. Всё это было давно, но всё это не имеет срока давности. Пожар войны потух, но угольки его тлеют, и как погасить их - это и есть Чеченский вопрос. Мой ответ на него скучный: быстрых решений здесь нет. Задача России сейчас - любой ценой не допустить в Чечне новых войн и распространения идей, которые могут их вызвать. В первую очередь ваххабизма, против которого и сделана ставка на суфийский ислам. Если у чеченцы за время хотя бы одной человеческой жизни не увидят войны у себя на пороге - очередное поколение не будет отличаться от прочих народов России вроде калмыков или татар.


С Чечнёй на этом всё. А на очереди - Ингушетия, тоже весьма непростой регион.

ЗЕМЛЯ ВАЙНАХОВ-2021

Обзор поездки и оглавлление серии.
Вайнахский мир. История и культура.
Чечня

Реалии современности.
Грозный. Общий колорит.
Грозный. История и что от неё осталось.
Грозный. Проспект Кадырова и проспект Путина.
Грозный. ПромыслА.
Окрестности Грозного. Шали, Аргун, Чечен-Аул.
Чеченские скансены. Хой и Герменчук.
Ведено и Ичкерия.
Кезеной-Ам.
Аргунское ущелье.
Шарой и Химой.
Урус-Мартан и Серноводск.
Шелковской район. Парабоч и Старогладовская.
Ингушетия

Магас и ингушская идентичность.
Назрань и окрестности.
Сунжа, Малгобек, Галашки.
Горная Ингушетия. Таргимская котловина.
Горная Ингушетия. Эгикал и Эрзи.
Горная Ингушетия. Армхи и поход на Столовую гору.
Северная Осетия - Алания (не вайнахи!)

Моздок.
Беслан.