Эволюция крепостного права. От Юрьева дня к классическому рабству ( 9 фото )

А. И. Корзухин. «Сбор недоимок (Уводят последнюю корову)», 1868 г.

3 марта (19 февраля) 1861 года император Александр II подписал Манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей» и «Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости», в которых насчитывалось 17 законодательных актов. Крестьяне должны были получить личную свободу и право распоряжения принадлежавшим им имуществом.

После этого подхалимы стали именовать императора «Освободителем», однако крестьяне были уверены в том, что их в очередной раз обманули. Их возмущение было так велико, что антиправительственные выступления фиксировались в 42 губерниях, кое-где их пришлось подавлять с участием регулярной армии.

В чем же причина такой «неблагодарности»?

Не будем торопиться и забегать вперед, начнем рассказ о крепостном праве, его эволюции и отмене по порядку.

Юрьев день

В течение долгого времени крестьяне сохраняли некоторую независимость от помещика: один раз в году они имели право перехода от одного помещика к другому, что, конечно, значительно облегчало их положение и ограничивало хозяйский произвол. Никому не хотелось остаться без крестьян, и дворяне, особенно из числа небогатых, зачастую вынуждены были даже в некоторой степени заискивать перед ними.

«Крестьянский выход» выпадал на 9 декабря (26 ноября) – день Святого Георгия, когда завершался сбор урожая и проводился окончательный расчет между сторонами. И потому в народе эта дата получила название Юрьев (или Егорьев) день.


С. Иванов. «Юрьев день»

Разумеется, при расчетах помещики старались заплатить поменьше, и потому в русский язык вошло слово «объегорить» – то есть обмануть. Судебник 1497 года (свод законов, утвержденный при Иване III) давал крестьянам «на выход» 14 дней – сменить хозяина можно было за неделю до осеннего дня почитания святого Георгия и неделю после него.

На пути к крепостному праву

6 декабря (26 ноября) 1590 года указом царя Федора Иоанновича привычный «выход» был запрещен, крестьяне мужского пола, их жены и дети «прикреплялись к земле» и должны были пожизненно работать на своего помещика – так появилась поговорка «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день».

Однако в 1597 году вышел «Указ об урочных летах», согласно которому, если крестьянин все же уходил от помещика, тот имел право подать челобитную о розыске и вернуть его лишь в течение 5 последующих лет. Если за это время беглец не был найден, он закреплялся за новым владельцем. А в 1649 году при царе Алексее Михайловиче было принято Соборное уложение, согласно которому помещик получал право на бессрочный розыск беглых крестьян.


Соборное уложение 1649 г.

Петр I издал указ, согласно которому все подданные должны были определить своё положение. Незаконнорожденные, вольноотпущенники, дети солдат, пленные иностранцы, заштатные церковнослужители, наконец, просто бродяги должны были найти себе господина. Уклонявшихся приписывали к какому-то двору полицейским распоряжением.

В результате к концу правления Петра I на долю крепостных приходилось более половины взрослого мужского населения империи.

«Век золотой Екатерины»

В «Заметках по русской истории XVIII века» А. С. Пушкин писал о Екатерине II:

«Со временем история оценит влияние её царствования на нравы: откроет жестокую деятельность её деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищаемую любовниками, покажет важные ошибки в её политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия – и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит её славной памяти от проклятия России».

Либерализм этой императрицы существовал только на словах. Её современник, небезызвестный Жан-Поль Марат писал по этому поводу:

«Благодаря своему тщеславию и инстинкту подражания... она провела некоторые меры, не имеющие, однако, никакого значения для счастья общества, но способствовала лишь разорению государства, лишая земли земледельцев при помощи принудительных поборов и вырывая у остающихся тощие плоды их трудов для удовлетворения тщеславия и любви к пышности... Ей льстят, делают вид, что обожают её, трепещут от всякого её взгляда... Полноте! Она сама отдала себе должное: не дожидаясь, чтобы публика создала ей славу, она наняла продажные перья, которые поют ей хвалу».

Некоторые «прожектеры», обманутые внешним либерализмом императрицы, предлагали объявить свободными всех детей, родившихся после 1785 года, когда Екатериной II была издана «Жалованная грамота дворянству». В этом документе дворяне официально объявлялись «благородным сословием», они освобождались от уплаты податей, телесных наказаний и обязательной службы; судить их теперь мог только дворянский суд.

В ответ на эти предложения, Екатерина, не стесняясь, заявила:

«Рабы и слуги существуют от сотворения мира, и это Богу отнюдь не противно. Поэтому черни не должно давать образования, а то она не станет повиноваться нам».

Именно при Екатерине II патриархальное крепостное право в России превратилось в классическое рабство. Сразу же после убийства Петра III был отменен его указ об ограничении личной зависимости крестьян от помещиков. Этот император успел освободить монастырских крестьян, отдав им в вечное пользование пахотную землю, за которую они должны были вносить денежный оброк в казну государства.

Однако многие из них были вновь закрепощены при Екатерине II – императрице требовались крестьянские души для раздачи их своим сторонникам и фаворитам. Впервые в русской истории Екатерина II разрешила продавать крепостных отдельно от земли. Уже не крымские татары в Кафе, а российские помещики продавали русских людей, как скот – на четырех всероссийских невольничьих рынках: в Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде, Самаре.


К. Лебедев. Продажа крепостных с аукциона. 1910 г.

А также – на множестве мелких местных базаров и по объявлениям в газетах. Нередко жену разлучали с мужем, мать – с детьми.


Н. Неврев. «Торг. Сцена из крепостного быта»

Вот некоторые объявления, которые можно было прочитать в петербургских газетах того времени:

«По Сергіевской улицѣ продается каменный, под № 1,617, домъ за сходную цѣну. Тутъ же есть двѣ продажныя дѣвки, съ полпуда шведскаго кобольту, также дрожки и сани».
«Въ Большой Коломнѣ, но берегу Екатерининскаго канала, в каменномъ домѣ, подъ № 285, продается мальчик, знающій чесать волосы, и дойная корова».
«Въ Сергіевской улицѣ, въ 4 кварталѣ, противъ самой церкви, въ каменномъ домѣ под № 397, продается 15 лѣтъ мальчикъ, также бекешъ, покрытый голубымъ гарнитуромъ съ особенными отворотами, соболинная шапка и трость камышевая съ золотымъ набалдашникомъ».

А. С. Пушкин писал о крепостнической деятельности Екатерины II:

«Екатерина раздарила около миллиона государственных крестьян (свободных хлебопашцев) и закрепостила вольную Малороссию и польские провинции».

И А. К. Толстой также не обошел эту тему. В пародийной «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» из всех деяний Екатерины II упоминается только введение крепостного права в Малороссии:

«Madame, при вас на диво
Порядок расцветет, –
Писали ей учтиво
Вольтер и Дидерот, –
Лишь надобно народу,
Которому вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорей свободу дать».
«Messieurs, – им возразила
Она, – vous me comblez» (вы слишком добры ко мне) –
И тотчас прикрепила
Украинцев к земле».

Крепостное право в Малороссии было введено в 1783 году. Еще в начале ХХ века в этих областях пели народную песню, где были такие слова:

«Гей, царица Катерина,
Що ты наробила?
Степь, широкий край веселый,
Панам раздарила».

Самым противным было то, что очень многие деревни с живыми людьми были раздарены Екатериной II не за реальные заслуги на военной или государственной службе, а за «доблесть», проявленную на её ложе. А. С. Васильчиков, например, за неполных два года «службы» в спальне императрицы стал обладателем 7 тысяч крестьянских душ (напомним, что учитывались лишь души крестьян мужского пола, надо прибавить ещё женщин). П. В. Завадовский за полтора года получил 6 тысяч душ в Малороссии, 2 тысячи – в Польше, 1 800 – в русских губерниях. И. Н. Корсаков за шестнадцать месяцев – 4 тысячи душ в Польше. Более 30 тысяч душ получил от Екатерины последний её фаворит – совсем уж ничтожный и жалкий Платон Зубов.

Поскольку служить при этой царице было необязательно (особо тщеславные дворяне могли просто числиться в гвардейских полках, годами в них не появляясь), возникла целая каста «диких помещиков», которые заводили не только гаремы из несовершеннолетних девочек, но даже самые настоящие пыточные камеры, в которых трудились дипломированные европейские специалисты.

Среди последних особенно прославился пензенский помещик Николай Струйский. Он также развлекался стрельбой по живым людям в специально оборудованном тире (крепостные мужики должны были пытаться уклониться от пуль, передвигаясь в ограниченном замкнутом пространстве), и бросая неугодных в клетку с привезенным из Индии тигром.

А зарайский помещик и отставной генерал-лейтенант Лев Измайлов (который считается прототипом помещика Троекурова из повести Пушкина «Дубровский») любил запирать слуг в комнате с диким медведем. В своем доме Измайлов содержал 30 девочек в возрасте от 10 до 12 лет, которые отчислялись, как только становились хоть немного похожими на взрослых женщин. Собственную дочь, Нимфодору Фритоновну Хорошевскую, которую родила одна из некстати повзрослевших наложниц, Измайлов изнасиловал, когда той исполнилось 8 лет, а в возрасте 13 лет он отправил её работать на поташный завод. Опасаясь, что его крепостные могут рассказать лишнее на исповеди, Измайлов просто запретил им ходить в церковь.

Надо сказать, что педофилы среди дворян времён Екатерины II и Александра I встречались достаточно часто. Государственный чиновник А. Заболоцкий-Десятовский свидетельствует:

«Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти, и, не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей».

Наиболее продвинутые и утонченные крепостники свои гаремы маскировали под театры и хоры, например, генерал Сергей Каменский – сын екатерининского фельдмаршала Михаила (он был убит доведенными до отчаяния крепостными) и брат любимого ученика Суворова Николая.

Но наиболее прославились на этом поприще Н. Шереметев и Н. Юсупов.

У первого был особый ритуал: каждый вечер он оставлял у одной из актрис свой платок, за которым приходил ночью. Однако потом повторилась история Сулеймана Великолепного и Роксоланы (а также Петра I и Марты Скавронской): рабыня с сильным характером «приручила» и подчинила хозяина. В роли Роксоланы выступила Прасковья Горбунова (Жемчугова).

А Юсупов стал пионером российского стриптиза и БДСМ: после представлений заставлял актрис под музыку раздеваться перед гостями, а затем он и его приятели избивали несчастных девушек плетками. Грибоедов писал о таких «театралах»:

«Вон тот ещё, который для затей
На крепостной балет согнал на многих фурах
От матерей, отцов отторженных детей».

(Монолог Чацкого).

Из дальнейшего текста становится понятно, что Грибоедов упрекает аристократов не за то, что они отторгают детей от родителей, а за бесхозяйственность и неумение вести дела, из-за чего им потом приходится распродавать уже обученных крепостных актёров и актрис:

«Но должников не согласил к отсрочке:
Амуры и Зефиры все
Распроданы поодиночке».

С точки зрения рачительного хозяина, конечно, крайне предосудительно потратить кучу денег на то, чтобы подготовить театральную труппу, заставив «всю Москву дивиться красе» актёров и особенно актрис – и ничего на этом не заработать.

Любопытно, что прототипом «театрала» пьесы Грибоедова некоторые называют уже упоминавшегося педофила Измайлова, который действительно в конце жизни переехал в Москву, держал там театр и разорился. Другие считают, что Грибоедов имел в виду некоего помещика Ржевского, который, по словам А. Я. Булгакова, «на эти фарсы пробухал 4 000 душ» и в конце концов вынужден был распродать свою труппу. Самые талантливые из его актёров и актрис были приобретены дирекцией императорских театров.

В труппе Ржевского современники особенно выделяли Харламову, которая «имела необыкновенный aplomb» (балетный термин – высокая техника прыжков и уверенность вращения). Этой девушке, а также Ситниковой, Карасевой, «двум Михайловым» (другие балерины театра Ржевского) повезло: став уже государственными крепостными, они продолжили сценическую карьеру и доучивались у известной танцовщицы Гюллен. Правда, неизвестна их дальнейшая судьба: что стало с ними, когда в силу возраста они уже не могли выходить на сцену?

Кстати, согласно записям А. С. Пушкина, именно крепостная актриса Наталья Овошникова стала его первой женщиной. Произошло это, когда будущему поэту было 14 лет, он сам признавал, что был некрасивым и невзрачным подростком, и вряд ли эта женщина отдалась ему по любви.

Посмотрите на картину Николая Касаткина, которая была написана ещё до революции – в 1910 году), она называется «Крепостная актриса в опале, кормящая грудью барского щенка»:


Это отнюдь не фантазия живописца, об одном таком помещике, который заставлял крепостных крестьянок кормить грудью щенков, можно прочитать в рассказе Владимира Короленко «В облачный день»:

«Псарню построил вроде господского дома. И которые были у него самые любимые десять сук, и принесут, напримерно, щенят, и сейчас он раздает их по крепостным женщинам. Которая, понимаешь, принесла ребеночка и имеет в грудях молоко, – сейчас ей собачары приносят щененка, стало быть, для воспитания…
– Неправда! – вскрикнула Лена, точно ужаленная.
– Убей меня бог, – равнодушно вставил ямщик».

Вернемся во времена Екатерины II. Эту императрицу очень напугало расследование дела Дарьи Салтыковой, которую крестьяне называли «Салтычихой» и «Людоедкой».

С одной стороны, открылась страшная картина помещичьего произвола – правда, которую она не хотела знать.

А с другой – это расследование вызвало гнев российских аристократов, которым не имевшая прав на российский престол Екатерина II никогда не смела перечить. И потому крестьянам было официально запрещено подавать любые жалобы на своих хозяев.

В результате эта «просвещенная императрица» довела страну до настоящей гражданской войны, в которой Емельян Пугачёв своим «именным указом» «повелел» дворян:

«ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами».

В «Замечаниях о бунте» А. С. Пушкин писал, что эта война «поколебала Россию от Сибири до Москвы и от Кубани до Муромских лесов»:

«Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства…
Класс приказных и чиновников был еще малочислен и решительно принадлежал простому народу. То же можно сказать и о выслужившихся из солдат офицерах. Множество из сих последних были в шайках Пугачева».

При этом Пугачев выдавал себя за императора Петра III, которому удалось бежать от хотевших его убить «блудной жёнки Катеринки и её полюбовников» – то есть восстание было монархическим (!).

Другим человеком, очень напугавшим Екатерину II, стал А. Радищев, которого она, как известно, назвала «бунтовщиком похуже Пугачева», обвинила в заговоре, измене и даже в покушении на государево здоровье.


Пугачев и Радищев – бунтовщики, страшно напугавшие Екатерину II

На приказе о высылке Радищева в Сибирь Екатерина лицемерно написала:

«Едет оплакивать плачевную судьбу крестьянского состояния, хотя и то неоспоримо, что лучшей судьбы наших крестьян у хорошего помещика нет во всей вселенной».


Наказание кнутом. Иллюстрация к книге «Путешествие в Сибирь» аббата Шаппа д'Отроша. Ж. Лепренс. Середина XVIII в.


Х. Гейслер. Наказание крепостного батогами в присутствии семьи помещика и дворни. Гравюра. Конец XVIII века

Что же вызвало такой страх и такой гнев этой державной крепостницы?

Например, такие строки:

«Г. асессор, произошед из самого низкого состояния, зрел себя повелителем нескольких сотен себе подобных. Сие вскружило ему голову...
Он себя почел высшего чина, крестьян почитал скотами, данными ему (едва не думал ли он, что власть его над ними от бога проистекает), да употребляет их в работу по произволению...
Он у их посадил на пашню (то есть, на барщину), отнял у них всю землю, скотину всю у них купил по цене, какую сам определил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу в день, а иным давал из милости месячину (оброк). Если который казался ему ленив, то сек розгами, плетьми, батожьем или кошками, смотря по мере лености; за действительные преступления, как то кражу не у него, но у посторонних, не говорил ни слова...
Случилось, что мужики его для пропитания на дороге ограбили проезжего, другого потом убили. Он их в суд за то не отдал, но скрыл их у себя, объявя правительству, что они бежали; говоря, что ему прибыли не будет, если крестьянина его высекут кнутом и сошлют в работу за злодеяние. Если кто из крестьян что-нибудь украл у него, того он сек как за леность или за дерзкий или остроумный ответ, но сверх того надевал на ноги колодки, кандалы, а на шею рогатку».

Очень задело произведение Радищева и А. Пушкина, семья которого также владела крепостными крестьянами (около полутора тысяч в четырёх деревнях), освобождать их поэт не собирался и даже, в отличие от Онегина, барщину оброком не заменил. Но обычным рабовладельцем он себя считать отказывался и неприятной правды знать не желал. В достаточно постыдном «Путешествии из Москвы в Петербург», которое не изучают в школе, Пушкин рисует такую благостную картину жизни крепостных крестьян:

«Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен... Судьба крестьянина улучшается со дня на день».

А Николай Гоголь советовал дворянам давать такие пояснения своим крестьянам:

«Помещик ты над ними не потому, чтобы тебе так хотелось повелевать и быть помещиком, но потому что ты уже есть помещик, что ты родился помещиком».

Вот так «не повезло» человеку, с точки зрения Николая Васильевича: родился он не крепостным, а дворянином. И теперь вынужден «нести этот тяжкий крест» – «быть помещиком» и «повелевать».

Бесправный глубинный русский народ не забыл о своих унижениях. В феврале 1918 года Александр Блок написал статью «Интеллигенция и революция», в которой были такие слова:

«Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах?
– Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа.
Почему валят столетние парки?
– Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему – мошной...
Я знаю, что говорю. Конем этого не объедешь. Замалчивать этого нет возможности».

Попытки реформ

Пришедший к власти после смерти Екатерины II Павел I ограничил барщину тремя днями в неделю, простил крестьянам недоимки в подушном сборе в сумме более 7 миллионов рублей, запретил продажу крестьян без земли и раздроблять крестьянские семьи при их переходе к другим владельцам. В том числе и за это российскими аристократами он вскоре был объявлен сумасшедшим, а затем и убит.

Александр I в 1803 году издал «Указ о вольных хлебопашцах», согласно которому помещики имели право давать «вольную» своим крепостным за выкуп, либо за обязательство работы на его полях. За 25 лет по этому указу свободу смогли получить менее 0,5 % от всех крепостных.

Проект освобождения всех крестьян «сверху» предложил было Алексей Андреевич Аракчеев – тот самый, о котором Пушкин писал:

«Всей России притеснитель, губернаторов мучитель».

А сам Аракчеев говорил:

«От нас русских нужно требовать невозможного, чтобы достичь возможного».

И, надо признать, что от себя Алексей Андреевич требовал гораздо больше, чем от других. А. И. Михайловский-Данилевский (автор первой официальной истории Отечественной войны 1812 года) характеризовал Аракчеева следующим образом:

«Трудолюбие его было беспримерное, он не знал усталости, и, отказавшись от удовольствий света и его рассеянностей, он исключительно жил для службы, чего и от подчиненных своих требовал».

Серьезные специалисты считают, что Аракчеев, который в 1812 году возглавлял тыловую службу Российской армии и подготовку резервных частей, по заслугам должен быть поставлен в один ряд с Кутузовым и Барклаем-де-Толли.

В 1818 году именно Аракчеев составил и представил Александру I проект выкупа казной помещичьих имений «по добровольно установленным ценам», чтобы «содействовать правительству в уничтожении крепостного состояния людей в России». По замыслу Аракчеева, правительство должно было постепенно выкупать крестьян у тех помещиков, что готовы были расстаться с ними, причем с землей – по две десятины на душу, то есть по 2,18 гектара.

В принципе, многие помещики, которые уже давно влезли в большие долги, могли согласиться на эти условия, тем более что большая часть земли оставалась в их собственности, и они могли сдавать ее тем же крестьянам в аренду.

Но Александр I уже сбросил маску либерала. Вместо этого он назначил Аракчеева «начальником штаба над военными поселениями». Аракчеев стоял на коленях, умоляя его «не создавать новых стрельцов». Александр ответил:

«Военные поселения будут основаны во что бы то ни стало, даже если мне придется устлать дорогу от Петербурга до Чудова трупами».

Самое печальное, что в остзейских (то есть прибалтийских) губерниях – Эстляндии, Курляндии и Лифляндии, Александр I к 1819 году крестьян освободил. Но зато он грубо отказал делегации либерально настроенных русских дворян, которые в том же 1819 году пришли к нему с проектом освобождения крепостных коренных российских губерний.

Видимо, этому императору с одной осьмушкой русской крови в жилах литовцы, эстонцы и латыши были ближе и родней, чем русские мужики. Впрочем, земельных наделов при освобождении прибалтийские крестьяне не получили, и потому до революции в Петербурге была в ходу поговорка:

«У него, как у латыша – … некий мужской орган и душа».

В 1821 году Николай Николаевич Новосильцев (автор проекта «Уставной грамоты Российской империи», в которой предлагалось учредить двухпалатный парламент и гарантировать гражданские свободы свободным подданным империи) представил Александру I проект отмены крепостного права, в создании которого участвовали также М. С. Воронцов и А. С. Меншиков. Как вы, наверное, догадались, император отверг оба проекта.

Преемник Александра I, его младший брат Николай I, прекратил порочную практику награждения государственными крестьянами. Он же запретил помещикам своим решением отправлять крестьян на каторгу. В 1833 году было запрещено при продаже разлучать крестьянские семьи. В 1842 году Николай I заявил на заседании Государственного совета:

«Нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его положении у нас, есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к нему теперь было бы делом ещё более гибельным».

При этом императоре вопросы освобождения крепостных обсуждали более десятка комиссий, предложения которых разбивались о сопротивление помещиков.

В 1842 году бы издан «Указ об обязанных крестьянах», согласно которому помещик по своему желанию мог освободить принадлежавших ему крестьянам с выделением земельного надела – за выплату оброка или отработку барщины. Как вы понимаете, среди российских помещиков таковых оказалось не много. Российских аристократов, конечно, коробило, когда в парижских газетах о них писали, как о «богатых русских рабовладельцах», но отказаться от рабов-крепостных не желали даже самые отчаянные либералы.

Тем не менее настроение в обществе стало меняться.

Мы помним, что защитниками крепостного права, помимо прочих, выступили Пушкин и Гоголь. А вот Тургенев презирал даже собственную мать-крепостницу, именно она стала прототипом жестокой барыни-самодурши знаменитого рассказа «Муму». Тургенев писал:

«Я не мог дышать одним воздухом, оставаться рядом с тем, что я возненавидел...
В моих глазах враг этот имел определенный образ, носил известное имя: враг этот был – крепостное право».

Он даже составил записку с обоснованием необходимости отмены крепостного права и передал её А. Головнину – секретарю Константина Николаевича (брат императора), который имел репутацию либерала. Константин не счёл нужным даже ответить социально близкому ему великому писателю.

За время своего правления Николай I издал около сотни указов, которые должны были как-то облегчить положение крепостных крестьян – и само количество этих постановлений говорит об их неэффективности.

Тем не менее распространялась практика самовыкупа крестьян, и постепенно доля крепостных сократилась с 58 % до 35−40 %.

А государственным крестьянам раздали более 5,5 млн десятин земли и около 3 млн десятин лесных угодий.

Окончательно стало ясно, что крепостное право тормозит развитие страны после унизительного поражения в Крымской войне 1853–1856 гг.

В следующей статье мы поговорим об отмене крепостного права и массовом возмущении крестьян, которое вызвал знаменитый манифест Александра II «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей».

• Рыжов В. А.