Fesius
Как большевики черную икру полюбили ( 3 фото )
Икра – любимая тема профессиональных страдальцев о русском народе. Дескать, при святом Николае II была она первейшим русским блюдом. И любой простой мужичек завсегда наворачивал ее ложкой и похваливал царя-батюшку да церковь православную.
Конечно, любой пристальный взгляд на дореволюционные порядки несколько портит эту благостную картину. А самое главное, непонятно, чего же народ взбаламутился в 1917 году. Может, не могли ее уже есть больше без хлеба, в рот не лезла?
Любопытно, что и послеоктябрьская история ставит такие вопросы об этом продукте. Вот большевики, казалось бы из простого народа выходцы. Плюс не сильно богатой интеллигенции. И, знаете, за что в первую очередь ухватились, дорвавшись до власти? За икру.
В новой серии нашего видео-проекта «Русская кухня непридуманная история» я рассказываю о мемуарах Троцкого, где «этой неизменной красной икрой окрашены [в Кремле] все первые годы революции». Вспоминаю, как Федор Раскольников (командующий Волжской военной флотилией) прислал в Кремль бочки с черной икрой, захваченные на царских складах в Астрахани.
А вот еще одно интересное свидетельство - изданные в Париже в 1938 году «Мемуары посланника», принадлежащие перу латышского дипломата Карлиса Озолса. В 1923—1929 гг. он занимает должности посла, чрезвычайного посланника и полномочного министра Латвии в СССР, заключает договора о ненападении и торговле. Вот, что он вспоминал:
«Нигде так дружно, как в Москве, не жил дипломатический корпус в период 1923-29 г. г. Это не только мое мнение. Думаю, что под этими словами подпишутся и все мои коллеги, а тогда нас было в Москве больше 170 лиц, пользовавшихся дипломатической неприкосновенностью. Эта большая семья, особенно в лице ее высших представителей, жила своей особой жизнью, как бы отгороженная от всей остальной Росси. Эта отгороженность и стала нашей общей сплоченностью, а наша изолированность, наша обособленность вызывалась российскими условиями тех лет.
Все посольства и миссии занимали лучше особняки изгнанных московских богачей. Большинство этих домов было окружено садами и заборами, и эти заборы как бы символизировали собой крепкую ограду, за которой спокойно могли жить и работать дипломатические представители. Но в этих особняках находили себе приют и некоторые из их прежних владельцев.
Особняк Маргариты Кирилловны Морозовой в Пречистенском переулке, д. 9. Здесь в 1920-30-х гг располагалось посольство Норвегии. После войны здание передано посольству Дании.
Например, в норвежском посольстве, в его побочных помещениях, проживали оставшиеся в Москве Морозовы. Особняки советское правительство сдавало в наем посольствам, получало деньги и, конечно, ничего не платило прежним владельцам. Иногда сами посольства, в той или иной форм, хотели отплатить как-нибудь бывшим собственникам этих домов, — чаще всего продуктами питания: мы понимали трагическое положение этих несчастных людей и, как могли, шли им навстречу.
Часто устраивались дипломатами большие вечера, diners, концерты, и это тоже помогало нашему сближению. Это было не только развлечением, но и необходимостью. Только здесь, на этих приемах, иностранные представители легче всего могли встречаться с руководителями и чинами НКИД и других советских учреждений. Они охотно откликались на наши приглашения.
Подавались лучшие французские вина, шампанское, деликатесы, национальные блюда. Прельщали не только щи с кашей, но и русская черная икра, балыки, осетрина. Как еще недавно жила богатая Москва, так теперь жили в посольствах.
Члены коллегии НКИД Максим Литвинов, Георгий Чичерин и Лев Карахан (1923 год)
Но в особняк Терещенко, где жили Литвинов и Карахан, жизнь была безбедной и даже роскошной. Под тяжестью дореволюционных яств ломились столы, на больших приемах медведи, сделанные изо льда, держали в своих лапах громадные блюда с икрой и, казалось, глядели на нее, облизываясь. Так на этих приемах символизировалась ширь СССР, и медведь Ледовитого океана подавал продукты Каспийского моря, знаменуя таким образом соединение севера с югом».
***
После всего этого описания радушия большевистской власти остается добавить немногое. 25 августа 1940 года после присоединения Латвии к СССР Озолс был арестован, переведен в тюрьму в столь понравившуюся ему Москву. А 23 июня 1941 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорён к смертной казни.
Конечно, любой пристальный взгляд на дореволюционные порядки несколько портит эту благостную картину. А самое главное, непонятно, чего же народ взбаламутился в 1917 году. Может, не могли ее уже есть больше без хлеба, в рот не лезла?
Любопытно, что и послеоктябрьская история ставит такие вопросы об этом продукте. Вот большевики, казалось бы из простого народа выходцы. Плюс не сильно богатой интеллигенции. И, знаете, за что в первую очередь ухватились, дорвавшись до власти? За икру.
В новой серии нашего видео-проекта «Русская кухня непридуманная история» я рассказываю о мемуарах Троцкого, где «этой неизменной красной икрой окрашены [в Кремле] все первые годы революции». Вспоминаю, как Федор Раскольников (командующий Волжской военной флотилией) прислал в Кремль бочки с черной икрой, захваченные на царских складах в Астрахани.
А вот еще одно интересное свидетельство - изданные в Париже в 1938 году «Мемуары посланника», принадлежащие перу латышского дипломата Карлиса Озолса. В 1923—1929 гг. он занимает должности посла, чрезвычайного посланника и полномочного министра Латвии в СССР, заключает договора о ненападении и торговле. Вот, что он вспоминал:
«Нигде так дружно, как в Москве, не жил дипломатический корпус в период 1923-29 г. г. Это не только мое мнение. Думаю, что под этими словами подпишутся и все мои коллеги, а тогда нас было в Москве больше 170 лиц, пользовавшихся дипломатической неприкосновенностью. Эта большая семья, особенно в лице ее высших представителей, жила своей особой жизнью, как бы отгороженная от всей остальной Росси. Эта отгороженность и стала нашей общей сплоченностью, а наша изолированность, наша обособленность вызывалась российскими условиями тех лет.
Все посольства и миссии занимали лучше особняки изгнанных московских богачей. Большинство этих домов было окружено садами и заборами, и эти заборы как бы символизировали собой крепкую ограду, за которой спокойно могли жить и работать дипломатические представители. Но в этих особняках находили себе приют и некоторые из их прежних владельцев.
Особняк Маргариты Кирилловны Морозовой в Пречистенском переулке, д. 9. Здесь в 1920-30-х гг располагалось посольство Норвегии. После войны здание передано посольству Дании.
Например, в норвежском посольстве, в его побочных помещениях, проживали оставшиеся в Москве Морозовы. Особняки советское правительство сдавало в наем посольствам, получало деньги и, конечно, ничего не платило прежним владельцам. Иногда сами посольства, в той или иной форм, хотели отплатить как-нибудь бывшим собственникам этих домов, — чаще всего продуктами питания: мы понимали трагическое положение этих несчастных людей и, как могли, шли им навстречу.
Часто устраивались дипломатами большие вечера, diners, концерты, и это тоже помогало нашему сближению. Это было не только развлечением, но и необходимостью. Только здесь, на этих приемах, иностранные представители легче всего могли встречаться с руководителями и чинами НКИД и других советских учреждений. Они охотно откликались на наши приглашения.
Подавались лучшие французские вина, шампанское, деликатесы, национальные блюда. Прельщали не только щи с кашей, но и русская черная икра, балыки, осетрина. Как еще недавно жила богатая Москва, так теперь жили в посольствах.
Члены коллегии НКИД Максим Литвинов, Георгий Чичерин и Лев Карахан (1923 год)
Но в особняк Терещенко, где жили Литвинов и Карахан, жизнь была безбедной и даже роскошной. Под тяжестью дореволюционных яств ломились столы, на больших приемах медведи, сделанные изо льда, держали в своих лапах громадные блюда с икрой и, казалось, глядели на нее, облизываясь. Так на этих приемах символизировалась ширь СССР, и медведь Ледовитого океана подавал продукты Каспийского моря, знаменуя таким образом соединение севера с югом».
***
После всего этого описания радушия большевистской власти остается добавить немногое. 25 августа 1940 года после присоединения Латвии к СССР Озолс был арестован, переведен в тюрьму в столь понравившуюся ему Москву. А 23 июня 1941 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорён к смертной казни.
Взято: Тут
229