Twilight in the Underworld: с «Ночи Председателя» до «Юркиных рассветов» - 2. ( 38 фото )

Предыдущий выпуск здесь

Новый дом для порождений Тьмы.




Именно так – «Новый дом» - называется первый послевоенный "колхозный" фильм, поставленный режиссером Владимиром Корш-Саблиным по сценарию одного из грандов Мира тьмы Евгения Помещикова и вышедший на экраны 10 сентября 1947 года, когда был пройден пик очередного массового голода - главного, наряду с холодом, страхом и бессонницей, приема ускоренной лысенковской яровизации нового советского крестьянства. Герой «Нового дома», панк-председатель белорусского колхоза «Вперед» Кузьма Вишняк, демонстрируя партийному начальству один из взошедших экземпляров нового колхозника, радостно докладывает: «Вот у нас Аграфена Карповна – она с утра на ферме дояркой, потом в бригаде поварихой, потом опять коров доить, а ночью дома по хозяйству управиться. А когда ж она спит? Да вот не спит она совсем, простая крестьянская женщина Аграфена Карповна!». Аграфена Карповна, которой – как и всему сельскому податному люду – одновременно отменили продовольственный паек, прекратили оплату трудодней зерном, повысили сельскохозяйственный налог и норму выработки, лишив возможности кормиться за счет подсобного хозяйства, да еще и принудительно подписали на облигации госзайма, только радостно кивает, не раскрывая рта, забитого лебедой и глиняным хлебом, выпеченным из трех колосков, тайно собранных ночью на колхозном поле.

«Мы вмешиваемся в формирование тела организма, регулируя температуру, влажность, подачу воздуха и даже питание зародыша, - растолковывает методологию репрессивной яровизации для выведения нового колхозника профессор Павел Степанович Лавров в биопанк-блокбастере Фридриха Эрмлера «Великая сила», вышедшем на экраны через три года после «Нового дома», и, сладострастно конвульсируя, добавляет: - Но мы не оставим его в покое и после того, как он родился на свет! Мы создадим ему такие условия, которые заставят его уклониться в своем развитии в нужную нам сторону».




«В своей экспериментальной работе мы исходили из основных положений учения И. П. Павлова об условных рефлексах и И. В. Мичурина — о направленных изменениях врожденных признаков организма с помощью целеустремленного воспитания его в процессе развития», - вторит маньяку Лаврову безумный ученый Никандр Петрович Дудин (Олег Жаков в «Повести о лесном великане» Александра Згуриди и Дмитрия Еремина).

Героям новой панк-комедии Владимира Корш-Саблина «Поют жаворонки» по пьесе Кондрата Крапивы(премьера - 15 июня 1953 года) - бригадиру колхоза «Новая нива» Миколе и агротехнику колхоза «Светлый путь» Насте – уже ничего объяснять не надо: из двух сельхозартелей они безошибочно выбирают для совместной жизни и размножения ту, которая дает колхознику на трудодень ровно в два раза меньше. «Колхозы должны быть большевистскими, вы про это не забывайте», – одергивает председателя-вредителя Пытлеванного, решившего "подогреть" своих колхозников зерном, картошкой и живыми деньгами, мертвенно бледный от ночных бдений секретарь обкома Паланевич.

From Dusk till Dawn




Партийный Секретарь во вселенной колхозной тьмы сам не спит по ночам и требует того же от своих подданных: ночные вигилии обязательны для всех участников колхозного строительства. Секретарь райкома Иван Пантелеевич Жосу (Вячеслав Шалевич в фильме молдавского соратника мирдовженковцев Николая Гибу «Корень жизни» по сценарию Анатолия Горло) глубокой ночью собирает председателей всех районных колхозов в полутьме своего кабинета, чтобы доверительно поделиться с ними сокровенным знанием: «Я собрал вас, товарищи, в такое время, чтобы сообщить: получен прогноз погоды, надвигаются заморозки. Надо мобилизоваться, чтобы не потерять урожай». Секретарь райкома Михаил Георгиевич (Аристарх Ливанов в готик-панке Михаила Израилева  «И придет день...» по сценарию Всеволода Егорова) среди ночи телефонными звонками выдергивает председателей колхозов со всего района на совещание в райком, чтоб сообщить им: «Товарищи, собрать вас в столь необычное время вынудили чрезвычайные обстоятельства. Получен прогноз погоды. 20-го ожидаются сильные заморозки. До их наступления необходимо полностью завершить уборку. Товарищи, мобилизуйте все силы. Мы к вам на помощь направим рабочих, служащих, студентов, необходимо быстро решить проблему жилья, питания, расстановки рабочей силы. И еще просьба к вам, товарищи, не забывайте о взаимовыручке: хозяйство у каждого свое, а добро у нас общее, всенародное». На этом совещание заканчивается, и шатающиеся от бессонницы председатели разъезжаются по своим хозяйствам, чтобы криками «Не спать!» и личным примером выгнать в ночное колхозников  («А как же раньше - ночами люди не спали?»– одергивает пожаловавшегося на недосып колхозного шоферюгу крутой председатель сельхозартели «Луч» Сивко в мирдовженковском сериале «Всего три недели...»).

«Июль, как видите, капризный, август обещают не лучше, - упоенно предается ночным вампирским метеокамланиям перед председателями колхозов неспящий Секретарь райкома партии Григорий Русов (Николай Засухин в фильме Владимира Монахова «Любовь моя вечная» по сценарию Олега Стукалова-Погодина), - Работа предстоит сложная. И все-таки хочется обойтись без штурмовщины. И последнее. Какой бы богатый не поспел урожай, надо помнить, что собирает его человек, крестьянин». Размыло озимые, пересевать придется. Все залило. Хлеб лежит. Поле совсем сырое, работать нельзя», - плачется секретарю райкома 60-летний председатель передового алтайского колхоза «Родина», бывший фронтовик- инвалид Степан Григорьевич Кочкарин (Дмитрий Франько в фильме Леона Саакова по сценарию Алексея Тимма «Крутое поле»). «А вы косите в валки, - паясничает молодой Секретарь райкома Виктор Николаевич (Анатолий Грачев), - Мы на бюро со специалистами разговаривали, и решили весь хлеб косить наповал. Многие не понимают, что сейчас происходит на селе, какая идет перестройка. Сейчас мало быть просто хорошим командиром, надо уметь вести людей за собой!»

Райкомовский вампир — это существо, которое не живет и не производит. Его главный ресурс - это нематериальный партийный капитал. Зомбирующие рассказы секретаря райкома о перемене погоды  и трудовой доблести вводят председателей в состояние оцепенения, не давая им понять, что райкомовец обменивает мертвый труд -  «партийное руководство сельским хозяйством» - на высасываемый из колхозного хозяйственника живой труд (Витэ).
На проверочный вопрос партийного вампира: «Вы что, вообще не спите?» — директор хлопководческого совхоза Ялкин Атаджанов из входящего в популярную региональную линейку Мира тьмы "Сородичи Востока" фильма Гияса Шермухамедова «По следу резвого коня», снятого по мотивам повести всенародно любимого узбекского писателя Пиримкула Кадырова «Наследие», проявляющий невероятное усердие в освоении целинных земель Мирзачуля, подобострастно отвечает: - «Какое! С тех пор как начался сбор урожая, я не прилег. В машине задремываю, сплю птичьим сном».

Хлопковое проклятие.

Многие геймеры-мирдовженковцы, сторонники жесткого канона Мира тьмы возражают против включения в региональную линейку "Сородичи Востока" эпизодов, действие которых разворачивается в хлопководческих колхозах и совхозах, указывая на то, что хлопок - сырье для предприятий легкой промышленности (используемое, в первую очередь, в изготовлении советского народного костюма - т.н. "ватника"), не имеющее прямого отношения к навязанному человечеству в результате палеоконтакта "зерновому выбору". Однако "хлопковое проклятие"  обернулось для предков Сородичей Востока теми же последствиями, что и "зерновое проклятие" для свободных охотников и собирателей других регионов. Повсеместное насаждение плантаций хлопка - монокультуры, не терпящей на одной с собой территории никаких других полезных растений, запустило процесс обезвоживания (из-за забора воды на орошение хлопковых полей) и деградации (из-за активного использования пестицидов и инсектицидов) земли, вытеснив с огромных пространств потомков  вольных номадов - квази-кочевников, занимавшихся пастбищным животноводством, и квази-охотников, в первую очередь, промышленных рыболовов Аральского моря. Герои вышедшего на всесоюзный экран в 1958 году фильма Юлдаша Агзамова «Рыбаки Арала» по сценарию Тураба Тулы и Михаила Мелкумова - дочь председателя рыболовецкого колхоза красавица  Айджамал и инженер Александр Бутаков (Евгения Тэн и Борис Битюков) - еще не знали, что в результате введения в том же году в эксплуатацию Каракумского канала на месте Аральского моря возникнет рукотворная пустыня Аралкум, по которой будут гулять пыльные бури, поднимающие в воздух тонны ядовитых удобрений, а их дети пополнят ряды миллионов хлопковых рабов, ежегодно выгоняемых на плантации под крики партийных надсмотрщиков-умертвий: «Хамма пахтага».

Неспящие в борозде и Машина ретерриториализации.

Бессонница стоила фанатично осваивавшему Голодную степь Ялкину Атаджанову, герою фильма Гияса Шермухамедова (к теме "хлопкового проклятия" режиссер вернется в дилогии о безумных ученых-селекционерах), жизни: от усталости, вызванной потерей Витэ, он заснул за рулем  и разбился. Другим усталым председателям повезло больше: спасительный вампирский торпор застал их в кабинете правления, как Павла Степановича (Михаил Глузский в фильме Льва Мирского «Ночь председателя» по сценарию Иосифа и Виктора Ольшанских), или прямо посреди поля в разгар посевной, как старого Эрнеста Церниека (Карлис Себрис в готик-панке Вариса Круминьша «Наследники военной дороги» по сценарию Вариса Круминьша). Никогда не спящий секретарь сельского райкома Атис Дунав (популярный Гунар Цилинский), нашедший окоченевшего председателя в борозде, перекатывает его ногой на бок и говорит колхозникам: «Не надо будить его. Весной в поле хорошо спится». Сон вообще, а тем более - сакральный сон в борозде - это привилегия, которой одаривает председателя партийное начальство за успехи в выведении нового колхозника: в отличие от своей соперницы из соседнего колхоза, хищной председательши Винупе (обольстительная Дзидра Ритенберга), которая «рублем развращает людей», старый председатель Церниек, разделяющий позицию партийного секретаря: «От полных кошельков душа богаче не станет!», держит своих крепостных на голодном пайке и традиционно пытает бессонницей, компенсируя потерю высосанного партийными вампирами Витэ.




«Не спи в борозде, - прямым текстом угрожает плакат художника Евгения Анискина, плодотворно сотрудничавшего в 50-ые годы с Минсельхозиздатом, - Народу немало по этой причине уже пострадало».  Для партийных и хозяйственных органов – проводников рептилоидной агрополитики – борозда является важнейшим символом ретерриториализации, привязывающей свободную телесность кочующего сообщества охотников и собирателей к земледельческой функции, превращающей его в крестьянскую "опору державы" - протез тоталитарного тела. «Всех погоню в борозду, а потом по хатам пойду, отбирать из десятины половину, - свирепствует Секретарь горкома Кирилл Емельянович Громыкин (Виктор Тарасов в сериале Бориса Шадурского «Друзей не выбирают» по мотивам одноименного романа зампреда Госкино СССР Бориса Павленка), приехавший в полесский колхоз подменить районного уполномоченного по бульбе.




Расчерченное пахотой, «изборожденное пространство» (l'espace strié) противостоит неупорядоченному доаграрному «гладкому пространству» (l'espace lisse), по которому  скоростное номадическое тело без органов могло вольно скользить в любом направлении. Деспотическая советская машина перекодирует  номадические потоки и ретерриториализует их на теле деспота. «Государственный глаз»:  возможно, именно такая, прямо отсылающая к «оку деспота», откровенность названия, которое дали своему фильму 1953 года, рассказывающему об освоении степных целинных земель передовой комсомольской полеводческой бригадой, режисер Леон Сааков и сценарист Борис Бедный, и послужила главной причиной того, что картина не была выпущена на экраны.




Повсеместное насаждение «праздника первой борозды» как обряда триумфальной ретерриториализации достигло своего апогея в годы т.н. "освоения целины" - целенаправленного уничтожения степного ландшафта как последней гладкой поверхности, до того размечавшейся лишь каменными бабА  - знаками тенгрианского номадического календаря. Комсомольцы-целинники, c ужасом глядящие на выхватываемые из тьмы лучами фар грузовиков и тракторов каменные изваяния («Смотрите: ночь, и каменная баба, и луна взошла над горизонтом, – в суеверном отчаянии шепчет выпускница столичной школы Римма, приехавшая вместе с одноклассниками «покорять» целину в готичном «Горизонте» Иосифа Хейфица по сценарию Григория Бакланова), спешат распахать и уничтожить эти места остановки, задававшие скорость и организовывавшие ритм кочевой жизни.




За сакральное право провести первую борозду, стоившее жизни Игнасу Лауцюсу из «Канонады» Вабаласа и Жебрюнаса (одного из множества созданных литовскими кинематографистами эпизодов Кулацкой линейки исторических "Хроник тьмы"), в "целинных" фильмах сражаются главные секс-символы советского кино – статный Эдуард Бредун, муж красавицы Изольды “Иззи” Извицкой в роли бесшабашного Генки Монеткина в «Первом эшелоне» Михаила Калатозова и белозубый завсегдатай журнальных обложек Николай Довженко в роли героического Леши Антонова из фильма Сегеля и Кулиджанова «Это начиналось так..». В отличие от готичных комсомольских дефлораторов целины - альфа-самцов Монеткина и Антонова, их незадачливый соперник Женька Омега (sic!) из панковской комедии Александра Медведкина «Беспокойная весна», после долгих мытарств ставший трактористом, вспахивает на целинных землях совхоза «Май Балык» последнюю борозду. «Ну, чтобы зерном мы засыпали весь мир!» – восклицает директор совхоза Чаусов, выгоняя Омегу на ночную пахоту.




«В пору рабочую пашут и ночью», - напоминает плакат художника Говоркова. «Ночь работе не помеха», - вторят ему мастера-плакатисты Борис Решетников и Александр Добров, чей постер украшает дощатую стену затерявшегося в целинной степи фургона в фильме Бориса Степанова с провидческим названием «Последний хлеб», вышедшем на экраны 19 августа 1963 года. Главный герой картины, совестливый водитель Лешка, прилепившийся странной горгульей на ступеньках неуютной целинной времянки, еще не знает, что именно в 1963 году из-за резкого (в полтора раза) падения урожайности и выведения из оборота трети героически "поднятой" им целины первое в мире государство рабочих и крестьян в очередной раз окажется на грани массового голода. «В этом годе у меня последний хлеб, - бормочет целинник-первопроходец дед Якушенко, - Помру я Лешка, зимой. Колхоз этот с кровью делали». Осенью 1963 года, сразу после премьеры «Последнего хлеба», были установлены ограничения на продажу населению "хлеба" (сероватых глинистых буханок с примесью гороха) и на использование зерна для корма скота, что привело к массовому забою остатков поголовья. Именно в 1963 году СССР начал систематически закупать зерно в США, и уже через год из импортного зерна выпекалась каждая третья буханка.

Рептильная пресса и Агенты рептилоидного контроля.

Неожиданностью все это могло быть для простодушного шоферюги Лешки или безумного директора целиного совхоза Чаусова, невпопад изготовившегося было «засыпать зерном весь мир», но не для маститого режиссера Ивана Пырьева, не случайно вернувшегося в это непростое время - после десятилетнего перерыва - к своей любимой "колхозной" теме в фильме «Наш общий друг» по новелле Виктора Логинова «После дождя вечером» из серии «Кубанские рассказы», впервые опубликованной в журнале «Огонек» в 1956 году и впоследствии переработанной в повесть  «На то она и любовь...».

Проходная история о запретной любви женатого секретаря парткома кубанского колхоза «Рассвет» Прохора Корнийца (Виктор Авдюшко, пятью годами раньше сыгравший демонического секретаря райкома Мансурова в готичном «Тугом узле» Михаила Швейцера) и простой телятницы Лизы Горловой (ледяная красавица Наталья Фатеева), вышедшая на экраны 12 марта 1962 года, вызвала сдержанный интерес у зрителя (15-ое место в прокате) и неожиданно резкую реакцию высшего партийного руководства: в напечатанной вскоре после премьеры в аджубеевских «Известиях» заметке «опытному мастеру И. Пырьеву» вменялась в вину «непростительная серость на экране, банальная и скучная история, не двигающая вперед советское киноискусство».




...«Не ем молочного», – облизывая змеиным языком тонкую полоску рта на сером лице, отвечает парторг Корниец по прозвищу «Крокодил» на предложение  редактора районной газеты Рокотова выпить кефирчику. Возможно, партийная печать обрушилась на маститого режиссера из-за этой вызывающей откровеннности, с которой его герой - «крокодил» Корниец вычеркнул себя из класса млекопитающих. Именно невозможность скрещивания партийного секретаря - носителя голубой рептилоидной крови - с румяной телятницей и составляет внешне «банальный» сюжет картины, отсылающий к народной песне «Тонкая рябина» на стихи крестьянского поэта Ивана Сурикова («Нет, нельзя рябинке К дубу перебраться!»), получившей всесоюзную известность в исполнении королевы апокалиптик-фолка Людмилы Зыкиной.




«Канава нас разделяет, товарищ начальник, - описывает в разговоре с Прохором этот генетическую пропасть красавица Лиза и добавляет маняще звонко: - Переходи на мою сторону». Рептилоидный парторг Корниец, разумеется, знает, что такой переход возможен только в рамках фантазийного мичуринско-лысенковского репрессивного растениеводства (об этом прямо говорится в народной перепевке суриковского стихотворения: «Ой, пришел Мичурин, Ой, пришел с лопатой. Выкопал рябину И к дубу присватал!»), но не в силах совладать с чарами пылающей страстью колхозницы (в вышедшем на экраны за два года до «Нашего общего друга» «Отчем доме» Льва Кулиджанова по сценарию плодовитого автора Мира тьмы Будимира Метальникова готичный Председатель колхоза Никитин так же "по-эдвардкалленовски" отчаянно пытался удержать в сумеречной френдзоне прогулок под луной влюбившуюся в него юную Таню: «Приказать себе любить нельзя, а запретить — можно. Я был бы последним человеком, если бы позволил молодой девушке совершить пусть даже прекрасную, но ошибку»).




«Я колхозница, меня любить нельзя», - поется в другой народной песне о невозможности межклассового скрещивания, прозвучавшей в одной из последних картин "призрачной" линейки - «Садовнике» Виктора Бутурлина - в замечательной психофолковой версии Евгении Смольяниновой, исполнившей роль мертвой невесты дяди Леши – бесплотного насельника вырубаемого колхозным начальством яблоневого сада (Олег Борисов предельно убедителен в пугающем образе призрака -  "ментального тела" в капюшоне, скрывающем темный провал на месте лица).

«Что колхозница, не отрекаюсь я, И любить тебя не собираюсь я, - поет мертвая невеста и добавляет: - Я пойду туда, где густая рожь, И найду себе, кто на меня похож». Пырьевская телятница Лиза может только внешне уподобиться своему демонически бледному возлюбленному, умываясь коровьим молоком, чтобы изменить «пигментность человеческой кожи», как сообщает безнадежно влюбленный в Горловую казак Лукьянюк в своей заметке-доносе в колхозную стенгазету «Наш Крокодил»  - редактируемый парторгом Прохором доморощенный образчик того, что вождь Красной нежити Влад Ленин называл «рептильной прессой». Не только Лиза Горловая стала жертвой колхозной готической моды на мертвенную вампирскую бледность. Еще за 5 лет до пырьевского шедевра героиня картины Евгения Брюнчугина «Когда поют соловьи» доярка Катя Квитко, фаворитка панковского председателя колхоза «Труд» Заверюхи, прибегала к косметической процедуре отбеливания кожи лица к неудовольствию влюбленного в нее зоотехника Василия, в своем брюзжании проговаривающегося: «Сейчас косметика далеко шагнула вперед - кожу с лица как перчатку с руки снимает».




Пырьев прямо указывает, что эффективному продвижению партийной агрополитики мешает ограниченное количество агентов контроля за сельхозпроизводством – редких успешных образчиков скрещивания носителей рептилоидного гена с крестьянами-оборотнями. Отпрыск парторга Корнийца - белесый Ванюшка с лицом будущего милиционера (буквально - генетического "мусора") показан режиссером как нежизнеспособный рептилоидный мутант, спящий беспробудным сном. Склонившийся над колыбелькой сына изможденный парторг – как и положено агровампиру-вигиланту – никогда не спит. «Год назад его избрали секретарем парторганизации, и с тех пор у него почти до зари горит в окнах свет, - поясняет голос за кадром (рассказчик, или storyteller, выполняет во вселенной Мира тьмы важную функцию управления игровым процессом) и добавляет: - Уже светало, а Прохор все еще не спал».


В предыдущем колхозном блокбастере Пырьева – «Кубанских казаках» - тема негласного контроля амфибий и рептилий за агропромышленным производством была тщательно завуалирована. Только на одном из плакатов, зазывающих посетителей выдуманной Пырьевым и Погодиным «колхозной ярмарки» на представление заезжего цирка, изумленный зритель мог увидеть Человека-лягушку Зою Орлову, несущуюся в красной колеснице с востока на запад через 11 часовых поясов.

Выбор "Пырьевым", ворвавшимся невесть откуда – из какой то провинциальной чекистской  самодеятельности (вместе со своим столь же наглухо залегендированным "другом" "Григорием" "Александровым") в кинематографический процесс  и практически сразу занявшим там командные позиции, Крокодила и Лягушки в качестве "смотрящих" за агрокультурой, очевидно, не случаен, как и его творческий псевдоним. Пырей ползучий –это символ исключительной сопротивляемости природы т.н. «культурным» растениям, самый массовый и жизнестойкий сорняк, сводящий на нет все усилия по культивации сельскохозяйственных земель, на котором (в том, числе, при попытках межродовой гибридизации) в массе размножаются и развиваются различные вредители и болезни (личинки хруща, ржавчина, спорынья и т.п.). Не случайно знаменитый академик-лысенковец Вильямс не смог предложить никакой системы борьбы с ползучим пыреем кроме его непрерывного угнетения путем истощения корневищ.

В третьем выпуске Краткого путеводителя по Миру колхозной тьмы: Masquerade and Sabbat - Геймплей Мира тьмы - Нехватка - Охотники и Браконьеры - Hunter: the Vigil - Балтийские вервольфы.