Зачердынье. Часть 2: Ныробский тракт ( 52 фото )

От показанной в прошлой части Покчи до знакомого с прошлой поездки Ныроба вдоль дороги стоит пяток старинных и очень красивых сёл - Вильгорт, Камгорт, Бигичи, Искор с запрятанным в лесу пермяцкими святилищем на холме Узкая Улочка. Прежде я не раз их проезжал без остановок, но с одних только Чердыни и Ныроба картина этого заповедного края явно останется неполной.

Ещё до того, как приехать сюда в 2002 году впервые, я пол-лета листал старую советскую книгу "Чердынь. Соликамск. Усолье", продираясь, насколько позволяли знания 10-классника, через обилие архитектурных терминов. Там были описаны и окрестности всех трёх городов, и отправляясь в автобусный тур "Северная Звезда", своеобразный прототип того, чем теперь занимается "Неизвестная провинция", я уже знал о красотах Вильгорта, Искора или Ныроба. Экскурсовод о них тоже рассказывала увлечённо, и хотя в программу тура это не входило, автобус всё-таки поехал за Чердынь. Но асфальт кончился быстро, за мрачной деревней Лобаниха, а дальше началась такая щебёнка, что рискуя порвать шины, мы повернули назад. Как и Рябинино с его новым костёлом, Лобаниха появилась тут при Советах, и первыми её жителями были спецпереселенцы из Западной Украины и Молдавии. У старинных сёл Перми Великое названия другие, почти фэнтезийные, как Пянтег, Губдор или Янидор... Но уже в 2002 году в лишённой достопримечательностей Лобанихе дымил асфальтовый завод, и в 2005 году к Ныробу вела нормальная дорога. Однако автобусный тур, как в общем-то и вся страна, был на этот раз гораздо более зарегулированным, и о таком отклонении от маршрута не могло идти и речи. Наконец, в 2010-м я сам доехал в Ныроб на рейсовом автобусе, деревни старинного тракта пролетев без остановок. Более того, и в 2018-м сначала я проехал тракт без остановок в обе стороны - из Ныроба я летал вертолётным туром на Маньпупунёр. А по деревням я ездил на следующий день, с утра успев в древний Пянтег (см. пост про Рябинино). Следующая после Покчи остановка - Вильгорт в 20 километрах от Чердыни:


Когда-то я уже писал про Выльгорт в Республике Коми, райцентр-предместье Сыктывкара, но такой обыденности этого названия не стоит удивляться - в переводе оно значит всего лишь Новое Село. В Вильгорте снят и заглавный кадр: улица, по которой его пересекает Ныробский тракт, тут так и называется - Трактовая, а в перспективе её сдвоенный красно-белый Троицкий храм. На въезде - маленький домик волостного правления (1906), ныне занятый сельским ДК:


И Парк Воинской Славы, похожий на священную рощу:


Среди изб - каменные лавки купцов Тимоховых, а на кадре №2 - их же дома по улице Пермской. Все эти деревни похожи на Покчу, только меньше, и если там было несколько купеческих фамилий, то Вильгорта хватило только на одну.


Здесь и наличники попадаются такие же, как в Покче, только реже и проще:


У поворота Трактовой улицы - деревянная часовня:


Она красиво смотрится на фоне села, но ещё больше впечатляет анфас, так как расположена диагонально. Похожая часовня ещё несколько лет была на кладбище у въезда, но я не нашёл от неё даже следа.


А из этой часовни струится ручей:


И отворив её кривую застревающую дверь, можно зайти внутрь, к обмелевшей купели:


На холме за селом - Троицкая церковь (1779) с колокольней, пристроенной в 1902 году, видимо на место деревянной:


Северная стена храма - глухая, да и обращена была в лес. Зато на обращённой к Вильгорту южной стене окна с подобием витражей, типичный для пермского барокко "жучковый орнамент" и жутковатый декор - словно руки древних духов, тянущиеся откуда-то извне:


С запада старый белый храм полностью прячется за своей колокольней:


Формально церковь действует, а вот что с ней фактически - не знаю, вид то ли законсервированный, то ли заброшенный. Хотя внутри - остатки росписей и тяблового иконостаса 1760-х годов.

13а.


Выше церкви по холму - школа (1914):


Кажется, её более старое деревянное здание:


Сигнализация типа "Пёсик" в одной из близлежащих изб:

15а.


И неповторимая красота Предуралья:


До следующего села Камгорт от Вильгорта всего 3 километра, и целенаправленно, наверное, я бы заезжать сюда не стал. Но тут надо оговориться, что на самом деле проезжал я весь этот маршрут в обратном порядке - на такси забросился в Искор, а там мне повезло поймать машину с респектабельной немолодой четой из Екатеринбурга. Застопить туристов - это всегда удача, потому что маршруты наши обычно совпадают, и я обретаю транспорт, а они - гида. До Вильгорта мы с ними и доехали - так как тут церковь стоит у дороги, они осмотрели её по пути "туда". А вот в Камгорт, стоящий чуть в стороне от тракта, они меня завезли. В Камгорте тоже есть каменные купеческие дома, но больше он запомнился мне современной деревянью:


Дело в том, что в поле напротив Камгорта в 2006-15 годах ежегодно проходил фольклорный фестиваль "Зов Пармы". Первоначально - "Сердце Пармы", но в 2009 году краевые власти умудрились поругаться даже с Алексеем Ивановым, и название, принадлежащее писателю, пришлось поменять. В 2016-м фестиваль переехал в Серёгово - предместье Чердыни у вишерского моста.


В центре Камгорта - могучая сосна языческого вида:


И заброшенная Введенская церковь (1915):


Камгорт стоит практически на Колве, по крайней мере Введенская церковь прекрасно видна с длинного моста через неё. С другой стороны - таёжная даль. Из окна вертолёта, который вёз нас из Ныроба на Маньпупунёр, совершенно не заметно, как текущая на юг Колва сменяется текущей на север Печорой, в своих верховьях немногим более крупной рекой. Сейчас из Пермского края в Коми нет дорог, и совсем не очевидно, что когда-то Чердынь из своего сухопутного тупика смотрела на север: в 1785-1822 годах Северо-Екатерининский канал на месте новгородских волоков соединил Каму с Вычегдой через реки Южная и Северная Кельтма, а путём из Колвы на Печору, скорее с перевалкой, чем с волоком, чердынские купцы пользовались вплоть до начала ХХ века, господствуя в торговле Пустозерска и Усть-Цильмы. И кажется, что караван барж с мехами или обоз саней с навагой вот-вот появится из-за того поворота:


По пути с Маньпупунёра Михаил

[img]https://l-stat.livejournal.net/img/userinfo_v8.png?v=17080?v=291[/img]uchazdneg попросил водителя остановить бусик на мосту через Колву - чтобы показать нам с него село Бигичи, стоящее чуть выше по реке. До недавнего времени там находилась деревянная Ильинская церковь (1913-17), тихонько ветшала и наконец в 2008 году рухнула. Её обломки собрали реставраторы и вывезли в Чердынь, на Троицкое городище, где она теперь символизирует деревянный собор Чердынского кремля. И не столь уже важно, что по времени Чердынский кремль от этой церкви дальше, чем она от нас - на пустое городище она встала так, будто всегда там была.


Однако ещё до постройки Ильинской церкви Бигичи успели попасть в объектив Прокудина-Горского, и немногочисленные, но от того страшно въедливые прокудиноведы, к коим относится и Михаил, сумел разглядеть на вот этой фотографии часовню. Дальнейшие поиски показали, что часовня была построена в середине 19 века, тоже называлась Ильинской, и в начале ХХ века в разросшемся селе из неё как бы вылупился более крупный храм. Более того, в полуразрушенном виде часовня простояла рядом с ним до 2000-х годов. А затем, видать и часовню в нём не признав, её остов разобрали вместе с руинами церкви. Только церковь в итоге возродилась в Чердыни, а часовня так и канула в небытие. И вот недавно в Бигичах, не без инициативы прокудиноведов, появилась её современная реплика - своеобразный памятник Прокудину-Горскому:


Сергея Михайловича Прокудина-Горского, кажется, России послал сам Бог - в уникальном для той эпохи качестве запечатлеть страну, которой вот-вот не станет. Так в его трёхцветном объективе выглядел Искор - наша следующая остановка:

24а.


С тех пор это село, спланированное крестом вдоль двух главных улиц, словно усохло в несколько раз. Да и тракт давно уже не через крест проходит, а по околицам, а вид Христорождественской церкви (1783-1802) как-то особенно печален:


С обратной стороны - неказистые пристройки начала ХХ века и такая дыра в колокольне, будто по ней прилетел снаряд. Прямо в ограде - всё те же огромные сосны:


Если в Покче был пяток купеческих фамилий, а в Вильгорте одна фамилия с пятком домов, то в Искоре каменный дом купца Пешехонова стоит одиноко:


Кажется, последние наличники "как в Покче" - в Ныробе я таких не припомню:

26а.


А в лесу близ Искора скрывается нечто совершенно иное, и дойти к этой пожалуй главной достопримечательности Ныробского тракта можно как из села (около 5 километров), так и от поворота (километра 3) чуть дальше по тракту. Поехав утром в Пянтег, я надеялся успеть в Чердынь к 14 часам, когда в сторону Ныроба идёт автобус, но лесовозы - почти рейсовый транспорт из Пянтега в Рябинино, - пошли в тот день слишком поздно. Поэтому на чердынском автовокзале я взял такси, сначала сторговавшись (всё от Чердыни) на 200 рублей до Покчи, потом на 400 до Искора и наконец на 500  - до поворота на Малый Искор. Водитель, неожиданно интеллигентный несмотря на ярко выраженное колхозное прошлое, обрадовался кажется не столько деньгам, сколько возможности поизливать гостю душу. В этом краю ручного труда он не мог работать руками, так как ещё в советское время лишился почти всех пальцев на левой руке, работая на каком-то колхозном агрегате. Но только стоял этот агрегат у него дома, у колхоз свои руки предпочёл умыть - не производственная, дескать, травма, а бытовая, и мы здесь не при чём. Не увенчались успехом и несколько попыток оформить инвалидность, и в общем всё, что дядьке оставалось - таксовать. Но бензин всё дороже, машина всё дряхлее, в общем вся надежда у него была на пенсию, и тут случилось сами-знаете-что. В ту поездку мне сложно вспомнить случайного встречного, который заводил бы разговор о чём-то, кроме пенсионной реформы, и подобно миллионам товарищей по несчастью, водитель сетовал: "Не доживу!". Снаружи лил дождь, но кончился буквально за минуту до того, как я покинул машину у отмеченного коричневым указателем поворота на лесную дорогу. И рассчитавшись с водителем, я углубился в лес:


А чердынские леса - сами себе достопримечательность: чистейшие, прозрачнейшие боры-беломошники. И хотя сам этот тип леса встречается даже на краю Черноземья, нигде я не видел их столь обширными и чистыми, как здесь. В 2002 году такие виды открывались прямо с трассы, но уже в 2005 к югу от Чердыни беломошник как-то поредел, став похожим на снег в апреле. Однако стоило было отойти от тракта всего на пару сотен метров - и я вновь увидел те пейзажи из сказок про морского царя:


Белый мох - он вовсе не мох на самом деле, а крайне чувствительный к любому загрязнению лишайник. Тот самый ягель, которым питаются северные олени. Под ногами он пружинит, как надувной матрас, и даже босиком ходить по нему приятно. В 2002 я забрал кусочек белого мха с собой, и засохнув, он до сих пор стоит у меня на полке - как живой, только очень уж хрупкий. За 16 лет сознательности у меня сильно прибавилось, и я не то что руками этот мох не трогал, а даже с грунтовки на него не сходил:


И хотя за 3 километра пути повстречались мне лишь лесовоз с бытовкой и трелёвочным трактором...


...я бы совсем не удивился, если бы из-за ветвей вышел какой-нибудь айка, ворса или войкуль. По-нашему говоря, дух-хозяин, леший или водяной, но здесь уместнее пермяцкие духи:


Ибо ведёт дорога на Малый Искор - древнее городище, опустошённое в 1472 году царским воеводой Фёдором Пёстрым. Первые исследователи в 1819 и 1895 годах находили на городище оружие и остатки валов, слагающих замысловатый лабиринт. Как Древнюю Чердынь Искор преподносили мне ещё на экскурсиях в 2002 и 2005, но в это же самое время там уже работали археологи, и по их данным, опубликованным в 2008 году, вывод был однозначен - здесь располагалось не укреплённый город и не замок непокорного князя, а храм. Главное святилище Перми Великой, построенное от населённых пунктов вдали, и даже оружие, как на древних святилищах Вайгача или в священных амбарах Югории, было лишь жертвенным дарами. Дорога вывела на поляну с пробитым дробью инфостендом и навесами для пикников, в лог меж двух элементов святилища - слева собственно Малый Искор, а права - знаменитая Узкая Улочка:


Крутая скала на опушке леса, рассечённая снизу доверху трещиной 80-сантиметровой ширины. В 2002 году мне рассказывали о поверии, будто бы тому, кто взойдёт по Узкой Улочке наверх, отпустятся все грехи. Как и многие впечатлительные юноши, я тогда мнил себя страшно грешным и боялся ада, да ещё и чердынском храме случайно чертыхнулся, и мне было тогда очень жаль, что мы не заедем в Искор. В 2010-м я о таких вещах тоже думал часто, но уже понимал, что акт скалолазанья от Божьей кары вряд ли спасёт. И вот, наконец глянув снизу на Узкую Улочку, обильно смоченную дождём, я пожал плечами и пошёл наверх Широкой улочкой - параллельным подъёмом, в перспективе которого - Малый Искор:


На самом деле по Широкой улочке положено спускаться, и в сумме узкий подъём и широкий спуск означают второе рождение. Две улочки сходятся к каменистой площадке, отмеченной ленточками - вот так в мифологию пермяков вторгается традиция алтайцев, превратно понятая русскими.


Две Улочки хоть образуют подобие серпантина, переваливающего через вершину скалы:


Сверху скала Узкой Улочки выглядит как мыс:


А перспектива улочки отсюда куда яснее, чем снизу:


И глядя в эту перспективу, я не мог отделаться от дежа-вю - на севере Вайгача, куда мы с юга острова и не добрались, есть Болванская гора, у ненцев известная как Мать-Дух. Её точно так же рассекает снизу доверу узкая трещина. Подобие Широкой улочки мы видели на том же Вайгаче в долине Юнояхи, священной реке у Горы Идолов. Что значит этот образ - догадаться, конечно, не трудно, но впечатляет всё-таки, что он един у разных народов на всём Уральском Севере.


И войдя в Узкую улочку, а выйдя из Широкой, человек как бы вновь рождается уже не от земной женщины, а от Матери-Богини. Но я предпочёл не играть с чужими богами и спустился по тропе под отвесной стеной священной скалы:


Едины во всей Югории и легенды об Утке, которая снесла яйца в морскую пучину без клочка земли. Из двух яиц вылупились первые боги, шкура утки, разбившейся о воду, превратилась в твердь, а из яиц, поднятых братьями со дна, было создано всё остальное от лесов и болот до солнца и луны. У пермян этих братьев звали Ен и Куль (или Омэль), и в их борьбе - не войне на уничтожение, а скорее озорной игре двух братьев, формировался мир. Ен создал человека, покрытого роговой бронёй, а Омэль, улучив минутку, творение братца обделал. Ен не придумал ничего лучше, чем вывернуть человека наизнанку, поэтому снаружи человек теперь мягкий, а внутри у него кости и потроха. На святилищах пермяне молились Ену, а Омэлю долги воздавали в сортире. Одним из творений Ена стала женщина-солнце Шода, а одним из творений Куля - мужчина-Луна. Месяц спокоен, но света его не хватает, чтоб вырастить злаки, а Солнце - греет, но капризничает: то уйдёт в туман, оставив зимнюю стужу, то палит нещадно, иссушая ручьи. Шода и Луна - пара, но супруги давно не в ладах, и когда один приходит в избу, другой предподчитает уйти в поле.


А главной силой здешних мифов оставался Ветер. Не столько Ену молились коми и пермяки, сколько Войпелю - духу ветра, живущему на горе Тельпозиз (1694м), высшей точке Северного Урала, которую мы в свою очередь видели от Маньпупунёрских болванов. Туда же, на Тельпозиз посрамлённый Стефаном Пермским пама (жрец) уволок Золотую Бабу - она тоже едина для всех югорских народов, только о месте, где она спрятана, версии коми, хантов и манси разнятся.Более того, я думаю, что Золотая Баба даже существует, и происхождение её надо искать где-то в закамском серебре (см. музеи Чердыни или Салехарда). Ещё есть Шувгей - злой ветер, являющийся в образе смерча, но и невидимым порой похищающий людей. Дети видят его как хоровод счастливых мальчишек и девчонок, и вступив в этот хоровод - пропадают навеки. Мелкий Люзимер ограничивается тем, что летом развевает сено, а зимой гоняет позёмку. Были и другие духи - безобразная старуха Йома, та же по сути Баба-Яга, или Шишига - вовсе не ГАЗ-66 (на Северном Урале тоже нередкий), а что-то вроде кикиморы. Самым же страшным ругательством в старых пермяцких деревнях было "Гундырь" - потому что это имя великана-людоеда, а с таким и отождествлять можно было лишь самую отъявленную сволочь, и связываться, призвав всуе, не хотелось никому...


Но в этом несовершенном языческом мире нет добра и зла - дружественны человеку силы или враждебны, они просто есть и с ними надо считаться, как с погодой, зверем или болезнью. Поэтому и после Крещения язычество продолжило существовать как этакая архаическая ветвь метеорологии, ботаники и медицины.


Вновь перейдя поляну, узкими тропами я влез на городище - оно не столь популярно у туристов, как Узкая Улочка, и удобных подъёмов на него то ли нет, то ли они не вполне очевидны.


Высокий холм продолжает узкая гряда с тропой по гребню:


Приводящая к заросшей поляне, на которой одиноко стоит часовня Параскевы Пятницы. Первый раз это святилище разорили в 15 веке, а часовенку по сути в чистом поле понадобилось ставить в 1891 году:


Ворота её не заперты, и как дары в священный амбар, люди приносят сюда иконки:


...На Узкой улочке серое небо прояснилось, но стоило припечь Солнцу - как изо всех щелей появились оводы. Под Чердынью они огромные, как шершни, и такие же полосатые. Надо заметить, привычного нам мелкого овода на Урале называют "паут" - потому что "овод" здесь именно вот этот вот хитиновый бомбовоз. Та екатеринбургская чета на Искорское городище приехали, когда я уже уходил, но только выйдя из машины - под напором оводов в ужасе запрыгнули обратно и через пару километров дороги таким образом нагнали меня. Как уже говорилось, на самом деле все эти места я проехал в обратном порядке, от Искора к Покче. А вот в Ныробе мы сделали маленькую остановку по пути с Маньпупунёра, и я отметил, что в этом жутковатом городе узников тоже кое-что изменилось.


Нынешний Ныроб (пост 2010 года) встречает бескрайними зонами, и как говорили мне в 2002, тут две тысячи жителей и четыре тысячи заключённых. На самом деле в Ныробе 5 тысяч постоянного населения, а сколько жуликов сидит - думаю, никто не скажет. Хуже то, что в отличие от в целом интеллигентной Чердыни, в Ныробе легко подумать, будто пол-села сидит, пол-села охраняет, а раз в несколько лет две половины меняются ролями. Тюремные традиции Ныроба восходят даже не к ГУЛагу и не к царской ссылке, а ко временам Бориса Годунова, который в 1601 году сгноил здесь своего главного соперника - боярина Михаила Никитича Романова. Казнить такую величину Борис Первый не мог, поэтому сослал его сюда на верную гибель - боярина держали в яме без крыши в 30-килограммовых оковах, и конечно, протянул он тут до первых морозов. Охраняли его присланные государевы люди, а местные при виде столь жестокого и бессмысленного издевательства носили боярину еду и воду. Взойдя на престол, Романовы этого не забыли. Жителей Ныроба навечно освободили от податей, в 1704 году здесь был построен пожалуй красивейший на Урале узорочный Никольский храм, а Яма Романова сделалась центром паломничества. Особенно - с 1913 года, когда по случаю 300-летия династии комплекс принял новый облик. Появились ограда в стиле модерн, богадельня для нищих странников и каменная часовня непосредственно над ямой. При Советах часовню сломали, и в 2010 году я застал на её месте лишь ажурную беседку, которая теперь стоит в Чердыни как памятник её 560-летию (см. прошлую часть). Старую часовню воссоздали в 2011 году. А у Никольской церкви, где батюшка в прошлый приезд напомнил мне своей манерой общения стереотипного ФСИНовца, появилась звонница... переделанная из тюремной вышки!