sanderkelevra
6 книг о мужской и женской телесности ( 9 фото )
В этой подборке книг мы изучим мужской и женский дискурс в современной литературе. Тело здесь представлено как орудие художественного высказывания, а каждая книга — неожиданный и смелый авторский взгляд на проблемы телесности. В этих текстах нет места стеснению и эвфемизмам: только попытка рассказать о чем-то большем, выйти за пределы тела. И все ради одного — освобождения.
Инга Шепелева, поэт, литературный критик
Считается, что женщина-писатель искусственно вводит себя в мужской мир застоявшейся литературной традиции. Нет ничего более фаллического, чем пишущее перо, — нет ничего более воинственного, чем женщина, этим пером завладевшая. В текстах поэтесс 2000-х — Лены Костылевой, Лиды Юсуповой, Оксаны Васякиной — звенит ярость, намного превышающая мужскую милитантную ярость. Это космическая ярость, осыпающая каменной пылью предшествующие века угнетения. Но, прежде чем возникнет спокойный вдумчивый дискурс, должен прозвучать вопль — о том, как было раньше. «Ветер ярости» Оксаны Васякиной — самиздатный манифест этому воплю, балансирующий между поэзией и акционизмом.
Инга Шепелева
Лида Юсупова в книге «Dead Dad» работает с судебными протоколами, выводя через обезличенный сухой язык довлеющего на государственном уровне патриархата страдание женщин, подвергшихся насилию. На стыке, в сравнении с большим, существующим повсеместно миром возникает сбивающая с ног мощь голоса, вернувшегося к угнетенным уже после акта насилия и иногда — после смерти. Обретя голос, объект перестает существовать, превращаясь в оголенный нерв травматического опыта, через него трансформируясь в реальный, осязаемый субъект, способный анализировать, чувствовать и выражать свои чувства.
В разнообразии женских текстов имеют место различные способы, методы письма — от полного гендерного отречения до сквозящей сквозь каждое слово феминности, как, например, у Маргариты Меклиной, — дышащая, дрожащая проза на границе боли. Провозглашая себя, мы сдираем покровы с вековой тайны, скрывающей женскую речь. В словах поэтесс и писательниц ярко блестит беспокойство — даже не мирового, а космического масштаба. Становится понятно, сколько кристального осознания дрожало в глазах женщин всегда, сколько предчувствий несли они в молчаливых руках, выражая его своими телами, криками, опытом, состоящим из нескончаемого труда и молчания, ежедневного угнетения и борьбы за возможность выбраться на свет, к перу, к рупору.
Оксана Васякина «Ветер ярости» (самиздат, 2017 г.)
Когда в прошлом году украинская журналистка Анастасия Мельниченко запустила флешмоб #ЯНеБоюсьСказать, в соцсетях появилось множество историй людей, переживших насилие. Тысячи страшных рассказов будто ждали своего часа: сексуальные домогательства, угнетение, насилие, телесные истязания — в ленте фейсбука можно было найти всё. Причем не у посторонних людей, а в ближнем кругу: друзей, знакомых, родственников, коллег.
Книга поэтессы Оксаны Васякиной посвящена женщинам, пережившим насилие. Кажется, это единственная книга в России, написанная честно и без прикрас на эту болезненную, но актуальную тему. Поэтическая речь оказывается уникальным способом рассказать о травматичном опыте угнетения. Книга принципиально выпущена самиздатом, символически отделяя автора от иерархий и патриархата.
Маргарита Меклина «А я посреди» («Арго-риск», книжный проект журнала «Воздух», серия «Малая проза», 2011 г.)
«...Там, в отеле, под приборматывание черно-белого видика с girl-on-girl action, сбросив на пол крупноплановые порноснимки, они соприкоснутся слегка волосами, они коснутся друг друга руками и покачиваясь на волнах, попеременно будут то внизу, то наверху...»
«Текст — ее дом и ее родина, ее любовь и семья, секс и болезнь, работа и увлечение. Нет ничего более значимого, чувственного, эротичного, чем письмо», — пишет о прозе Маргариты Меклиной критик Дмитрий Бавильский.
Поэт и эссеист, она пишет на двух языках: русском и английском. То, что Меклина делает, удивительно — вы вряд ли встречали такую мелодику и органику прозаического текста. «А я посреди» — это сборник из восьми небольших рассказов, в котором автор говорит обо всем, что важно проговаривать: отношениях, сексуальности, ориентации, гендере, телесности, вечности и любви. Ее персонажи запечатлены в тексте, словно на фотографическом портрете, —как данность, вписанная в контекст мировой литературы.
Лида Юсупова «Dead Dad» (Kolonna Publications, 2016 г.)
«...если бы малолетка была дома Матеюк бы меня не изнасиловал мне не повезло и когда он вернулся он молча лёг на меня и у нас был секс я не сопротивлялась я только сказала это неправильно я повторяла это неправильно это неправильно это неправильно это неправильно это неправильно...»
Мы очень редко слышим речи тех, кто подвергся насилию, убитых, распятых собственной беспомощностью жертв. Поэтесса Лида Юсупова берет документальную основу — судебные протоколы — и превращает ее в поэтическо-политическую речь. Ее беспощадный цикл составлен из фраз, которые встречаются в реальных приговорах суда по делам об убийствах и телесных повреждениях. Страшно читать, но еще страшнее оказаться по ту сторону текста.
Илья Данишевский «Нежность к мертвым» («Опустошитель», 2015 г.)
«Мы оплодотворяли подушки, играя, что их складки — ее ляжки; мы целовались, но оставались вне Содома, его признания в любви были далеки от признания гомосексуальности...»
Данишевский — книжный издатель, выпустивший на русском Луи-Фердинанда Селина и Эльфриду Елинек, а недавно — стихи Марии Степановой и разговоры с Петром Павленским. Книга «Нежность к мертвым» — это произведение, порожденное изощренным воображением, пропитанным мировой литературой. Здесь нет сексуальных табу и не может быть строго гетеросексуальных персонажей — все они давно вышли за границу гетеронормированного восприятия тела. Это не просто исследование телесности, это манифестирование освобождения. Освобождение не только от нормированной сексуальности, но и от жанровых характеристик: реалистический роман вполне может обернуться фэнтези и выйти за пределы литературы.
Кирилл Корчагин «Все вещи мира» («Новое литературное обозрение», 2017 г.)
«И в нем есть стихи прорезающие наши тела...»
Поэт и литературный критик Кирилл Корчагин — человек с блестящей академической карьерой: преподает в МГУ, сотрудник Института русского языка РАН, и много других регалий, которых для 31 года даже чересчур.
Корчагин умеет обращаться с языком, как никто другой, — вскрывать чувственность там, где ее как бы и нет. Книга «Все вещи мира», вышедшая в «Новом литературном обозрении» у Ирины Прохоровой, это калейдоскоп ощущений, в котором хронос и эрос погружены в социокультурный контекст и атмосферу мировой катастрофы. Телесность здесь отражена в символах, в темпоральном поэтическом течении, в зримых образах, запечатленных в памяти говорящего.
Линор Горалик, Сергей Кузнецов «Нет» («Амфора», 2004 г.)
«Порнографии некуда идти, Гэри. Пять тысяч лет славной истории — и вот итог: несварение от переедания...»
Каким может быть будущее, в котором мир телесности будет освобожденным, беспощадным и всеразрушающим? Вы сможете узнать это из совместной книги, написанной создателем легендарного «Зайца ПЦ» Линор Горалик и Сергеем Кузнецовым (автором трилогии «Девяностые: сказка», нашумевшего романа «Шкурка бабочки»). «Нет» — это ироничная антиутопия о мире в 2060 году, где индустрия сексуальных услуг становится легальной, а человеческое тело может подстраиваться и подвергаться модификации по желанию.
Денис Ларионов, поэт, литературный критик
Единого мужского взгляда в литературе не существует: в различные времена актуализируются различные модели мужского бытия, тогда как другие подавляются и вытесняются из пространства культуры. Мужской взгляд и вообще мужественность — это одновременно оптика и поле исследования гендерных (а значит и экзистенциальных, классовых и т. д.) границ.
Современная поэзия находится в интенсивном диалоге с кинематографом и гуманитарными науками. Из поэтических книг последнего времени можно вспомнить «Близнецы в крапиве» Константина Шавловского и «Все вещи мира» Кирилла Корчагина. Что касается прозаических текстов, то здесь уместно отметить книгу «Нежность к мертвым» Ильи Данишевского, в которой гендер и его атрибуты, так сказать, выходят из берегов в результате радикальной трансгрессии.
Инга Шепелева, поэт, литературный критик
Считается, что женщина-писатель искусственно вводит себя в мужской мир застоявшейся литературной традиции. Нет ничего более фаллического, чем пишущее перо, — нет ничего более воинственного, чем женщина, этим пером завладевшая. В текстах поэтесс 2000-х — Лены Костылевой, Лиды Юсуповой, Оксаны Васякиной — звенит ярость, намного превышающая мужскую милитантную ярость. Это космическая ярость, осыпающая каменной пылью предшествующие века угнетения. Но, прежде чем возникнет спокойный вдумчивый дискурс, должен прозвучать вопль — о том, как было раньше. «Ветер ярости» Оксаны Васякиной — самиздатный манифест этому воплю, балансирующий между поэзией и акционизмом.
Инга Шепелева
Лида Юсупова в книге «Dead Dad» работает с судебными протоколами, выводя через обезличенный сухой язык довлеющего на государственном уровне патриархата страдание женщин, подвергшихся насилию. На стыке, в сравнении с большим, существующим повсеместно миром возникает сбивающая с ног мощь голоса, вернувшегося к угнетенным уже после акта насилия и иногда — после смерти. Обретя голос, объект перестает существовать, превращаясь в оголенный нерв травматического опыта, через него трансформируясь в реальный, осязаемый субъект, способный анализировать, чувствовать и выражать свои чувства.
В разнообразии женских текстов имеют место различные способы, методы письма — от полного гендерного отречения до сквозящей сквозь каждое слово феминности, как, например, у Маргариты Меклиной, — дышащая, дрожащая проза на границе боли. Провозглашая себя, мы сдираем покровы с вековой тайны, скрывающей женскую речь. В словах поэтесс и писательниц ярко блестит беспокойство — даже не мирового, а космического масштаба. Становится понятно, сколько кристального осознания дрожало в глазах женщин всегда, сколько предчувствий несли они в молчаливых руках, выражая его своими телами, криками, опытом, состоящим из нескончаемого труда и молчания, ежедневного угнетения и борьбы за возможность выбраться на свет, к перу, к рупору.
Оксана Васякина «Ветер ярости» (самиздат, 2017 г.)
Когда в прошлом году украинская журналистка Анастасия Мельниченко запустила флешмоб #ЯНеБоюсьСказать, в соцсетях появилось множество историй людей, переживших насилие. Тысячи страшных рассказов будто ждали своего часа: сексуальные домогательства, угнетение, насилие, телесные истязания — в ленте фейсбука можно было найти всё. Причем не у посторонних людей, а в ближнем кругу: друзей, знакомых, родственников, коллег.
Книга поэтессы Оксаны Васякиной посвящена женщинам, пережившим насилие. Кажется, это единственная книга в России, написанная честно и без прикрас на эту болезненную, но актуальную тему. Поэтическая речь оказывается уникальным способом рассказать о травматичном опыте угнетения. Книга принципиально выпущена самиздатом, символически отделяя автора от иерархий и патриархата.
Маргарита Меклина «А я посреди» («Арго-риск», книжный проект журнала «Воздух», серия «Малая проза», 2011 г.)
«...Там, в отеле, под приборматывание черно-белого видика с girl-on-girl action, сбросив на пол крупноплановые порноснимки, они соприкоснутся слегка волосами, они коснутся друг друга руками и покачиваясь на волнах, попеременно будут то внизу, то наверху...»
«Текст — ее дом и ее родина, ее любовь и семья, секс и болезнь, работа и увлечение. Нет ничего более значимого, чувственного, эротичного, чем письмо», — пишет о прозе Маргариты Меклиной критик Дмитрий Бавильский.
Поэт и эссеист, она пишет на двух языках: русском и английском. То, что Меклина делает, удивительно — вы вряд ли встречали такую мелодику и органику прозаического текста. «А я посреди» — это сборник из восьми небольших рассказов, в котором автор говорит обо всем, что важно проговаривать: отношениях, сексуальности, ориентации, гендере, телесности, вечности и любви. Ее персонажи запечатлены в тексте, словно на фотографическом портрете, —как данность, вписанная в контекст мировой литературы.
Лида Юсупова «Dead Dad» (Kolonna Publications, 2016 г.)
«...если бы малолетка была дома Матеюк бы меня не изнасиловал мне не повезло и когда он вернулся он молча лёг на меня и у нас был секс я не сопротивлялась я только сказала это неправильно я повторяла это неправильно это неправильно это неправильно это неправильно это неправильно...»
Мы очень редко слышим речи тех, кто подвергся насилию, убитых, распятых собственной беспомощностью жертв. Поэтесса Лида Юсупова берет документальную основу — судебные протоколы — и превращает ее в поэтическо-политическую речь. Ее беспощадный цикл составлен из фраз, которые встречаются в реальных приговорах суда по делам об убийствах и телесных повреждениях. Страшно читать, но еще страшнее оказаться по ту сторону текста.
Илья Данишевский «Нежность к мертвым» («Опустошитель», 2015 г.)
«Мы оплодотворяли подушки, играя, что их складки — ее ляжки; мы целовались, но оставались вне Содома, его признания в любви были далеки от признания гомосексуальности...»
Данишевский — книжный издатель, выпустивший на русском Луи-Фердинанда Селина и Эльфриду Елинек, а недавно — стихи Марии Степановой и разговоры с Петром Павленским. Книга «Нежность к мертвым» — это произведение, порожденное изощренным воображением, пропитанным мировой литературой. Здесь нет сексуальных табу и не может быть строго гетеросексуальных персонажей — все они давно вышли за границу гетеронормированного восприятия тела. Это не просто исследование телесности, это манифестирование освобождения. Освобождение не только от нормированной сексуальности, но и от жанровых характеристик: реалистический роман вполне может обернуться фэнтези и выйти за пределы литературы.
Кирилл Корчагин «Все вещи мира» («Новое литературное обозрение», 2017 г.)
«И в нем есть стихи прорезающие наши тела...»
Поэт и литературный критик Кирилл Корчагин — человек с блестящей академической карьерой: преподает в МГУ, сотрудник Института русского языка РАН, и много других регалий, которых для 31 года даже чересчур.
Корчагин умеет обращаться с языком, как никто другой, — вскрывать чувственность там, где ее как бы и нет. Книга «Все вещи мира», вышедшая в «Новом литературном обозрении» у Ирины Прохоровой, это калейдоскоп ощущений, в котором хронос и эрос погружены в социокультурный контекст и атмосферу мировой катастрофы. Телесность здесь отражена в символах, в темпоральном поэтическом течении, в зримых образах, запечатленных в памяти говорящего.
Линор Горалик, Сергей Кузнецов «Нет» («Амфора», 2004 г.)
«Порнографии некуда идти, Гэри. Пять тысяч лет славной истории — и вот итог: несварение от переедания...»
Каким может быть будущее, в котором мир телесности будет освобожденным, беспощадным и всеразрушающим? Вы сможете узнать это из совместной книги, написанной создателем легендарного «Зайца ПЦ» Линор Горалик и Сергеем Кузнецовым (автором трилогии «Девяностые: сказка», нашумевшего романа «Шкурка бабочки»). «Нет» — это ироничная антиутопия о мире в 2060 году, где индустрия сексуальных услуг становится легальной, а человеческое тело может подстраиваться и подвергаться модификации по желанию.
Денис Ларионов, поэт, литературный критик
Единого мужского взгляда в литературе не существует: в различные времена актуализируются различные модели мужского бытия, тогда как другие подавляются и вытесняются из пространства культуры. Мужской взгляд и вообще мужественность — это одновременно оптика и поле исследования гендерных (а значит и экзистенциальных, классовых и т. д.) границ.
Современная поэзия находится в интенсивном диалоге с кинематографом и гуманитарными науками. Из поэтических книг последнего времени можно вспомнить «Близнецы в крапиве» Константина Шавловского и «Все вещи мира» Кирилла Корчагина. Что касается прозаических текстов, то здесь уместно отметить книгу «Нежность к мертвым» Ильи Данишевского, в которой гендер и его атрибуты, так сказать, выходят из берегов в результате радикальной трансгрессии.
Взято: Тут
1