Паук и птичка ( 1 фото )

- "британская Антанта" на немецкой карикатуре, 1915 г.


Задумка художника в общем понята: германский орел гордо глядит ввысь, а хитрый английский паук плетет свою сеть, доедая несчастного пуалю. Опутаны американцы, мексиканцы, индусы итальянцы и только в Константинополе гадкому насекомому немного прижали лапу. В то же время, немецкие субмарины ведут свою работу на всех морях, перерезая паучьи нити. Не далек тот день, когда - и т.д., и т.п. Классический пропагандистский прием, ничего нового. Карикатуру освежает только необычный ракурс, а неподготовленный читатель с удивлением обнаруживает Кале в "центре" Европы (т.е. карты, а еще точнее - карикатуры).

Означает ли это, что художник обладал определенными знаниями и знал о роли Кале в английской истории? Или же он просто поместил его на свой рисунок как важнейший порт, "питавший" английские войска во Франции? Мы этого не знаем. Но зато мы точно знаем, что весной 1915 года о Кале вспомнил майор Макс фон Гофман - генерал-квартирмейстер штаба Главнокомандующего Восточным фронтом Пауля фон Гинденбурга.

Талантливый холерик, майор Гофман доверял дневнику многое - "военные тайны", подвергаемое испытаниям "боевое товарищество" с Эрихом Людендорфом и противостояние со Ставкой, которое "восточные генералы" вели с первой военной осени. Не знакомый с планами кайзера и его дипломатов, Гофман рассуждает об условиях возможного мира, какими они виделись ему в начале 1915 года - сразу после падения Перемышля и до того как Эрих фон Фанкельхайн продемонстрировал на Востоке "таранный удар фалангой Макензена".

Таким образом, Гофман исходит из двух патовых ситуаций (на Западе и Востоке), которые могут измениться как к лучшему ("восстание в Индии" - ожидаемое в Германии с 1858 г.), так и к худшему ("поражение Австрии"). Рассуждая таким образом, майор приходит к необходимости помириться с Англией, "подарив" ей Кале. Почему бы и нет? Не вечно же следовать условиям като-камбрезийских договоров? В остальном речь идет о достаточно "скромных требованиях", это почти что status quo ante bellum - компенсация материальных потерь (контрибуция) и "некоторые колонии" Франции, но главным образом - бельгийское Конго.

Интересно, что эти соображения были сообщены ("приблизительно") в Ставку фельдмаршалом, т.е. не являлись исключительно гофмановским полетом мысли. Тот самый "реакционно-милитаристский" мир "по-гинденбурговски". Некоторые рассуждения Гофмана представляются вполне логичными, другие (включая и то самое Кале) вызывают улыбку. Главного Гофман, разумеется, не заметил: с Центральными державами вообще не собирались вести дипломатических переговоров, речь с самого начала шла о разгроме - и этой линии руководство Антанты будет придерживаться до конца.

Ставка. Когда мне нечего делать, я бегаю взад и вперед по своей хижине и все время думаю о том, что мы могли бы предпринять, чтобы придать событиям другое направление, но мне ничего не приходит в голову. По всему фронту мы стоим весьма крепко. Может быть теперь, когда наши проволочные заграждения заряжены электрическим током, мы могли бы в некоторых местах освободить войска и двинуть их на какой-нибудь фланг, чтобы при малейшей возможности снова предпринять там наступление. Но для большой операции у нас нет достаточных сил. Я убежден, что мы больше не допустим русских на германскую территорию, однако, на что-либо более важное мы не можем рассчитывать, если только нам не пришлют подкреплений. Но на это нет никаких шансов, хотя я и не понимаю, на что им на Западе нужно много новых дивизий. Будем надеяться, что они, по крайней мере, не повторят нового сражения у Ипра.

Генералу Клуку, по обыкновению, везет, к тому же он еще ранен.

Несомненно, наше военное положение еще благоприятно, в особенности благодаря тому, что мы находимся со всеми своими армиями на неприятельской территории. Мы заняли также чрезвычайно ценные области (угольные копи, железные дороги и т. д.). но победы в настоящем смысле этого слова мы еще нигде не одержали: ни на Западе, ни на Востоке. Наоборот, как французы, так и русские уверены в своей победе, благодаря совершенно ложным военным сообщениям, которыми они кормят народ и армию. Князь Гогенлоэ недавно получил письмо от какой-то русской княгини. Она пишет, что немцы ее смешат своими сообщениями о числе захваченных пленных, в которых нет ни одного слова правды; что будто бы не было никакого Таниенберга, ни поражения 10-й русской армии. Понемногу их уверенность в легкой победе ослабла, но теперь они полагаются на Англию, которая гарантировала им, что Германия, благодаря блокаде, будет взята измором. Каждый день русские летчики сбрасывают нам прокламации: «Сдавайтесь, бросайте оружие, ваши жены и дети умирают с голоду». Кроме того, русские считают, что они одержали полную победу над Австрией. Собственно, так оно и есть. Недавно нам опять пришлось послать 3 дивизии на Карпаты, и теперь можно надеяться, что австрийцам удастся удержаться, но не больше. Факт, что Австрия теперь переживает очень глубокий кризис.

Мы повсюду соорудили очень сильные позиции. При помощи посланных на помощь австрийцам 7 дивизий и некоторых подкреплений с Западного фронта они сумеют удержать свою линию.

Второй вопрос: нужно ли, чтобы мы на обоих фронтах топтались на месте? На этот вопрос нужно ответить отрицательно. Во всем виновно верховное главнокомандование, которое оказалось никуда негодным. Растерянность на Марне была неслыханной, но это лишь одна из ошибок. После отступления можно было собрать все силы для единого удара. Можно было захватить морской берег. Не надо было дать возможности бельгийцам ускользнуть после взятия Антверпена. Не нужно было допустить преступного и бессмысленного наступления на Ипр. Но предоставим все это суду истории.

Несмотря на это, победа все же была возможна: надо было центр тяжести всех операций перенести на Восток. Об этом мы просили и умоляли в начале ноября. Но мы оказались на положении бедного родственника. Все, что мы получили — нам давали по каплям, а не сразу. Ошибка состояла в том, что верховное главнокомандование покинуло Берлин, где оно и теперь еще могло оставаться. В этом случае Франция не оставалось бы так долго главным военным фронтом, а мы — второстепенным. Естественно было попытаться разбить французов и англичан раньше, чем Россия успела собрать свои силы, в особенности сибирские корпуса. Но теперь давно уже настала пора уравнить в правах оба фронта.

Как можно ускорить развязку? Самое простое было бы объединиться нам с одним из наших противников. Самое естественное было бы объединиться с Францией, о чем я всегда говорил и в мирное время: если мы были бы вместе с Францией, мы бы господствовали над всем миром. Но это невозможно. Франция охвачена эпидемией умопомешательства. К тому еще Пуанкаре и его товарищи создали такой террор, – что ни один здравомыслящий человек не может высказаться. Похмелье еще наступит, но теперь подобное предложение с нашей стороны было бы принято в Париже с презрительной насмешкой, как признак нашего полного поражения.

Россия: с кем мы будем там вести переговоры? Царь был бы не прочь, но Николай Николаевич просто убил бы его. В Петербурге заметно теперь мирное настроение, но Николай Николаевич с какой-то удивительной энергией подавляет его. Я например твердо убежден, что все аресты по поводу шпионажа в Петербурге не больше, как интриги против сторонников мира. Кроме того, что мы можем предложить России? Галицию и Константинополь? А это обозначило бы, что мы начинаем с измены своим союзникам...

Остается таким образом Англия: англичане ненавидят нас и готовы были бы нас уничтожить, но они изо дня в день убеждаются в том, что это не так легко осуществить. Интересно проследить за английскими газетами. Уже много месяцев тому назад совершенно прекратились разговоры о том, что кайзер должен быть арестован и отвезен на остров св. Елены, и что мы в течение ближайших 100 лет должны превратиться в нищих крестьян и рыбаков.

Наши газеты гораздо более агрессивны, чем английские, и пожалуй с большим правом. Сэр Эдуард Грей, да покарает его Господь, недавно еще раз совершенно ясно заявил, при каких условиях мог бы наступить мир. Это восстановление Бельгии, — германского Антверпена Англия не потерпит, против этого она будет воевать до последней возможности. Лично я был бы против немецкой Бельгии, что связано с увеличением числа социал-демократических и ультралевых демагогов. Мы не можем нанести поражение Англии, — по крайней мере, теперь. Я еще доживу до этого, но это случится не в нынешнюю войну. Но все же, по-моему, следовало бы начать переговоры с Англией. Англия будет вести переговоры, у нее слишком много слабых мест: большие потери, особенно и офицерах, внутренние трудности (работу подводных лодок мы между прочим слишком переоцениваем), Египет, Судан, Индия, Дарданеллы и особенно Япония!

Наши пожелания могли бы сводиться к следующему: обратно наши колонии и некоторые новые — в первую очередь Конго и некоторые колонии Франции, а также 25 миллиардов. Пока эти суммы не будут внесены, мы удерживаем за собой угольный район французской Лотарингии, некоторые пограничные полосы России и приличное отношение последней к Австрии.

Англия могла бы удержать Калэ и Булонь и должна была бы таким образом соединиться с нами, чтобы защищаться против ее теперешних союзников. Я считаю это вполне возможной основой для переговоров. Я может быть ошибаюсь, могут представиться еще более счастливые обстоятельства, например, турецкие победы в Египте, восстание в Индии или даже какое-нибудь землетрясение, которое улучшило бы наше положение. С другой стороны, и наше положение может ухудшиться из-за Италии, Румынии, полного развала Австрии или чего-нибудь другого.

Приблизительно в этом смысле на днях писал фельдмаршал канцлеру.