Честь класса⁠⁠ ( 1 фото )

Во вторник «классуха» Зинаида Петровна пришла в третий «Б» на урок литературы, открыла журнал, обвела замерших учеников гипнотизирующим взглядом:

- Ребята, в субботу в райцентре состоится конкурс чтецов. От нашего класса нужно два добровольца. Мальчик и девочка. Кто хочет защитить честь класса?

И у всех тут же нашлись срочные дела. Кто-то внимательно рассматривал узоры на парте, кто-то полез в портфель за потерянной тетрадкой. Димка Ковалёв так вовсе под партой спрятался. Участвовать в каком-то конкурсе стихов никто не хотел. Читать стихи со сцены, это ещё хуже, чем с этой самой сцены петь. Когда поёшь, особенно хором, можно сделать вид, что поёшь и только открывать рот под музыку. А вот со стихами такое не получится. Стихи хором не читают.

Пару раз и с песней получилось не очень. На новый год пели песню про кота:

- Два кота, два кота

Два ободранных хвоста.

Хулиган Вовка песню переиначил. И в его варианте хвосты у котов были не «ободранные», а вполне себе «обос..ные». Дня три Вовка бегал по классу и, хихикая, напевал неприличную версию новогодней песенки. Естественно, к выступлению она так крепко засела в детских мозгах, что почти половина класса на новогоднем выступлении спели именно вовкину интерпретацию.

«Классуха» после выступления бледнела, краснела и искала виноватого.

На 9 мая тогда ещё второй «Б» опять заставили петь. Подобрали какую-то максимально патриотическую песню, чтоб переделывать её слова даже Вовке было стыдно.  Патриотизма в песне было много, а вот интереса для второклашек никакого. Песня была скучная, со сложными словами. Второй «Б» решил выступление саботировать. То есть на репетициях дети ещё что-то из себя выдавливали, а на самом выступлении, перед тремя толстенькими дяденьками из гороно окончательно растерялись и понадеялись на товарищей.

И вот звучит музыка, учитель пения взмахивает руками. Двадцать пять мальчиков и девочек синхронно открывают рты, а со сцены одиноко звучит голос Вальки Куролесовой, отличницы, зубрилы и ябеды. А Вальке не то, что медведь на ухо наступил, а целое стадо слонов потопталось.

Очень смешно получилось.

«Классуха» опять ругалась. Зато больше второй «Б» на певческие мероприятия не таскали. Они по словам Зинаиды Петровны, потеряли доверие руководства школы.

А тут стихи. И со сцены. И в одиночку. НИ-ЗА-ЧТО!

Классная что-то там ещё говорила про детей, у которых нет ответственности, но её уже никто не слушал. Все прятались. И тут раздался спасительный звонок. Все облегчённо выдохнули, но, как оказалось, рано. «Классуха» замерла у двери и решительно выдернула из толпы детей Вальку Куролесову и Пашку.

- Павлик, Валя, останьтесь в классе.

Вовка, предатель, проходя мимо Пашки скорчил рожу:

- Попался, попался.

И убежал в буфет, пирожки с повидлом трескать. А ещё лучший друг называется.

А классуха усадила Вальку с Пашей на переднюю парту, прямо перед своим столом и начала говорить, что они в классе самые лучшие дети, что только им она может доверить такое важное дело, как защиту чести класса на конкурсе, и эти конкурсы специально придуманы для того, чтоб раскрывать талант детей и наше государство такое заботливое, что эти конкурсы организовывает.

Валька слушала, раскрыв рот и только кивала. А Пашке было тоскливо. Он уже понимал, что от чтения стихов со сцены отвертеться не удаётся. И ему придётся учить какое-нибудь глупое стихотворение, а потом краснеть, рассказывая его. А ещё очень хотелось в туалет, а отпроситься при Вальке было стыдно.

На следующий день «классуха» принесла два листка с распечатанными на машинке стихотворениями и отдала их Вальке и Пашке. Мальчик глянул и расстроился ещё больше. Двадцать четыре строки. Специально два раза пересчитал. Не стихотворение, а целая поэма.

Ещё и Колька, паразит, вытянул свою длиннющую шею с задней парты и зашипел в самое ухо:

- Что, щегол, стишки почитываешь?

И хихикал мерзко. Пашка дал ему по лбу линейкой, за что математичка записала ему в дневник замечание. Ну какой же неудачный день.

На перемене подошёл к Вальке, обменяться горем. Девочке досталось такое же длиннющее стихотворение про куклу. Что-то из знакомых до зубной боли мотивов:

- Всё равно его не брошу

Потому что он хороший

Не так, конечно, но автор явно вдохновлялся.

Пашкино стихотворение было интереснее. Там мальчишки начитались книжек про рыцарей и решили сами стать рыцарями. Устроили потасовку, назвали её турниром. Стихотворение на самом деле было ничего, в другой бы ситуации оно бы даже Пашке понравилось. Но учить его, а потом читать со сцены…. Тут самый лучший и интересный шедевр потускнеет.

Пришёл после школы домой, достал из холодильника макароны и котлету. Не разогревая, сжевал. Поставил на плиту сковородку, капнул в неё маслом, чтоб вечером соврать маме, что разогревал.  Потом сделал уроки. Делал нарочно медленно, проверяя по три раза каждый пример. Потом играл с солдатиками, листал книжку «Карлсон», привычно пропуская страницу с жутковатой иллюстрацией «мумии» (обнажённые зубы мумии не то, что его пугали, но было противно). Наконец вздохнул, смирился, достал из портфеля листок с распечатанным стихотворением и принялся учить.

И машут с криками они картонными мечами

«Попробовали бы они в нашей школе с криками чем-нибудь помахать, - с досадой подумал Пашка. – Мигом бы «лебедя» по поведению схватили бы».

Минут пять он представлял себе грозу третьеклашек завуча Григория Петровича, который поймал бы «рыцарей» в коридоре и отвёл бы в кабинет к директору. Стало немного веселее на душе.

Хлопнула дверь, пришла мама. Пашка со вздохом облегчения отодвинул листок.

- Учишься? – мама заглянула в комнату, наполнила её запахом духов и шуршанием пакета. – Какой молодец. Ел уже? Я мороженого купила. Будешь?

Пашку со стула как ветром сдуло. Мороженое, это же очень веская причина, чтоб отложить проклятый листок в сторону.

- Опять всё холодным схомячил, - расстроенным голосом сказала мама, приоткрыв сковородку с котлетами. - Испортишь желудок.

- Не испорчу, - буркнул Пашка.

Он искренне не понимал, почему мороженое холодное можно, а котлету нельзя. Мороженое же ещё холоднее, чем котлета. От него же желудок не портится.

- Горе ты моё луковое, - покачала головой мама. – Ну, что там у тебя в школе?

- Конкурс у нас, - похвастался Пашка. – Поедем со сцены стихи читать.

- Ничего себе, - обрадовалась мама. – И тебя учительница выбрала? Ты у меня талант?

Пашка хотел сказать, что он не талант, а просто бесхребетный слюнтяй, который не смог отказать учительнице. Но разве можно такое сказать родителям? Пусть думают, что он талант.

Настроение у мамы поднялось, и она даже принялась что-то напевать, разогревая котлеты. И даже стреляющая в разные стороны раскалёнными капельками сковорода её не расстроила.

- Почитаешь мне, когда выучишь?

- Ага, - Пашка уминал порцию пломбира и в этот момент готов был согласиться на всё на свете. А когда мороженое кончилось, пришлось снова идти в комнату, учить.

Спортивный превратили зал

В ристалище отличное

Смирнов Петрова оседлал

А Курочкин – Пшеничного

«Дурацкая фамилия, - подумал Пашка. – Пшеничный. Ещё бы Булочкин или Батонов. Пшеничный Хлебо-Булочкин»

Он хихикнул, представляя себе очень толстого мальчика с щеками цвета батонной корочки.

«У нас бы в классе его задразнили. Вместе с Курочкиным. Колька бы прибегал с утра: «Батон, а Батон, дай карандаш!»

Так, не отвлекаться.

И машут с криками они картонными мечами.

Дурацкое стихотворение. Если бы не оно – сидел бы сейчас, телек смотрел.

Кое-как выучил, пошёл на кухню рассказывать маме.

- Очень интересно, - сказала мама. – Но для конкурса, наверное, не пойдёт.

- Почему? – удивился Пашка.

- Ты как-то без души рассказываешь. Оттараторил и всё. А надо же с выражением, с игрой актёрской.

- Я не умею.

- Давай-ка ещё раз. Я тебе помогу.

И вот эта тягомотина ещё на полчаса. Лучше бы ничего маме не рассказывал.

На следующий день «классуха» оставила их с Валькой после уроков.

- Ну что? Выучили?

Валька, подлиза, тут же вскочила, принялась тараторить свою «куклу», как из пулемёта. Глаза выпучила, косички с белым бантиком так и подпрыгивают. «Классуху», кажется, даже покачивает из стороны в сторону от напора.

Валька отстрелялась, с грохотом приземлилась обратно за парту.

- Теперь ты, Павлик.

Ну вот зачем родители его таким именем назвали? Павлик. Или, как бабушка называет «Павлуша». Ужас какой. Страдай теперь всю жизнь из-за родительских ошибок.

- Чего же ты? – подняла брови «классуха». – Не выучил?

- Выучил, - нехотя отозвался Пашка.

Вышел к доске и принялся выступать так, как они с мамой вчера вечером отработали.

- Стоп, стоп, - замахала руками «классуха». – Ты всё не так понял. Не там акценты расставил. Выучил, собственно, неплохо, но надо с другим выражением.

И принялась всё переделывать. Пашка немного расстроился и был сбит с толку. Мама же у него тоже учительница, потратила целый вечер на то, чтоб отработать «выражение». А теперь, оказывается, все неправильно?

- Вот тут, - «классуха» тыкала в листок пальцем

Смирнов Петрова оседлал

А Курочкин – Пшеничного

- Оседлал, это значит – победил. Надо выделить это слово, и вот так махнуть рукой. Мол – «оседлал». Подчеркнуть и голосом, и жестом.

Пашка тогда и не знал этого негласного правила «синие шторы» от всех учителей литературы. Мол, в сцене свидания описаны синие шторы на окнах, и это символизирует…. Короче – что хотел сказать автор. Поэтому только спустя десять лет, вспоминая своё выступление на сцене дома офицеров, мысленно ответил учительнице:

- Ну какое же – победил? Оседлал – значит оседлал. Они же рыцари. То есть Петров и Пшеничный – их кони.

Но тогда промолчал и принялся «подчёркивать». Бились над «рыцарями» час, не меньше. Наконец, Зинаида Петровна осталась довольна результатом и взялась за Вальку. Пашка чуть не уснул, в десятый раз выслушивая о любви девочки к своей кукле. Валька старалась, чуть из передника не выпрыгивала. Выпучивала свои глаза и тараторила:

- Положу её в кровать

Будет кукла со мной спать

Зинаида Петровна морщилась.

- Валечка, ты как-нибудь помягче. Не кричи так громко. И не надо так напрягаться. Расслабься.

Валька кивала и снова орала на весь класс. Наконец, видимо и «классухе» всё это надоело.

- Потренируйся ещё дома. Надо помягче, спокойнее. Ты же не в атаку идёшь, а куклу спать укладываешь.

Валька затрясла косичками так, словно пальцы в розетку засунула. «Классуха» вздохнула, но менять что-то было уже поздно.

В субботу с самого утра мама отутюжила рубашку, навела на брюки такие стрелки, что Пашка боялся шаг сделать. Напялил всю эту красоту, посмотрел на себя в зеркало и стало ему тоскливо. За окном, как назло, солнце и пацаны уже во двор выбегают. А ему мучайся.

Пока ехали в райцентр на рейсовом автобусе, брюки слегка помялись, рубашка норовила вылезти наружу, а заботливо расчёсанные мамой волосы растрепались. Пашка сначала терпел, сидел смирно, потом устал терпеть, развалился на всё сидение. И по словам Зинаиды Петровны к концу поездки был похож одновременно на чучело и охламона.

Вышли возле главной площади, а там уже рукой подать до места проведения конкурса. «Классуха» строго осмотрела своих участников. Одёрнула платье на Вальке, попыталась пригладить растрёпанные волосы Пашки. Махнула рукой:

- Ладно, и так сойдёт.

Конкурс проходил в старом Доме офицеров. Офицеры уже давно забыли про это место, поэтому в огромном актовом зале было холодно, где-то в углу громко падала просочившаяся через прохудившуюся крышу капля. Зал был действительно огромный, с лепниной в виде серпов и молотов под потолком, с какой-то нереальной люстрой, таинственно поблёскивающей в темноте. С высокой сценой, на которую, наверное, можно было выехать на танке. И в огромности этого зала терялась притихшая кучка детей, приехавших со всего района.

- Сейчас мы отлично расскажем свои стихотворения, а потом поедем в столовую, я вас покормлю, - сказала «классуха». – Деньги не забыли у родителей попросить?

Валька затрясла косичками. Она, как вошла в зал, так ещё ни слова не сказала. Только тряслась, словно её пальцы всё ещё находились во вчерашней розетке. А Пашке было тоскливо и скучно. А ещё холодно. Он, конечно, удивился, когда вошёл в Дом офицеров. Тут были белые колонны, огромные окна, красные кулисы с золотыми танками и пушками. Но рассмотреть поближе всё это Пашке запретили. И разговаривать с другими ребятами запретили. И чихать. Разрешили только сидеть ровно на своём месте и ждать очереди. А это было ужасно скучно.

Комиссия занимала самые лучшие места, в первом ряду, перед самой сценой. Лысый дядечка в очках и две пышные тётеньки с блокнотиками. Одна из тётенек вышла на сцену, произнесла проникновенную речь о том, что районное начальство очень заботится о детях, поэтому и устроило этот конкурс. Немногочисленные учителя похлопали. Тётенька спустилась в зал и объявила конкурс открытым, после чего дяденька в очках тут же задремал.

Дети по очереди, согласно списку, выходили на сцену. В центре кто-то поставил табуретку, рядом с которой нужно было останавливаться. От края сцены до места, напротив которого сидела комиссия, было то ли пятнадцать, то ли семнадцать шагов. Пашка считал шаги каждого выступающего. Примерно на третьем шаге каждый выступающий наступал на коварную доску, и она издавала душераздирающий скрип на весь зал. То ли третья, то ли четвёртая девочка, попыталась эту доску перепрыгнуть, но получилось ещё хуже. Она споткнулась, чуть не упала и загрохотала каблуками по сцене. Дядечка всхрапнул, вздрогнул, открыл глаза, повёл вокруг осоловелым взглядом. Поддерживающе сказал:

- Продолжайте, продолжайте.

И снова задремал.

Позвали Вальку. Девочка вскочила, как ужаленная, выпрямилась и пошагала на сцену. Шла она, как деревянная, выпучив свои большие глаза. И даже косички не тряслись. Прогрохотала по доскам пола, взвизгнула третьей, замерла возле табуретки.

- Что будешь рассказывать, девочка? – сверившись со списком, спросила одна из тётенек.

- МОЯ КУКЛА!!! СТИХОТВОРЕНИЕ АНАСТАСИИ ЮМАТОВОЙ!!! – ответила Валька.

Проснулся даже дяденька из комиссии.

- Что? Уже закончили?

- Нет, - поморщилась одна из тётенек. – Ещё немного потерпите. Девочка, ты не могла бы потише?

- ДА!!! – ответила Валька.

- Ну, начинай.

Валька грохнула. Зазвенела под потолком люстра. Взвизгнула от испуга девочка с другого района. Перестали падать капли в углу. Пашка зажмурился. Он представил себе, что сейчас Валька крикнет погромче и её разорвёт, как тот шарик в мультике про Винни Пуха. Валька выдала строк десять, потом тётеньки не выдержали и замахали руками.

- Хватит, хватит. Всё хорошо. Спасибо тебе.

А дяденька полез в карман за таблетками. Если бы Вальку сейчас поставили рядом с одной из колонн Дома офицеров, то цвет её лица совпал бы с цветом побелки этой самой колонны. Девочка доковыляла до кресла и рухнула рядом с Пашкой.

- Ты как? – спросил её мальчик.

- Ы-ы-ы, - отозвалась Валька.

«Вот что поэзия с людьми делает, - подумал Пашка.

И тут его позвали на сцену.

Третья доска взвизгнула под его ногой как-то особенно противно, но Пашка не обратил на неё внимания. Ему было холодно, тоскливо и грустно. В глаза светила какая-то яркая лампа и комиссии Пашка почти не видел. Видел только то, что, приняв таблетку, дяденька опять задремал.

- Что будешь читать, мальчик?

Пашка ответил. Потом пробормотал своих рыцарей, в нужных местах вскидывая руки и показывая, как Курочкин «оседлал» Пшеничного. Тётеньки слушали плохо. Негромко что-то обсуждали, склонив навстречу друг другу химические завивки. Дяденька, не просыпаясь, позёвывал.

Пашка закончил и уставился на комиссию, ожидая, что ему скажут, что делать дальше. Тётеньки продолжали шептаться. «И двадцать грамм майонеза», - отчётливо услышал мальчик. Пашка переступил с ноги на ногу. Кашлянул.

- Мальчик, ты всё? – повернулась к нему одна из тётенек.

- Да.

- Отлично, - она пометила что-то у себя в блокноте. – Иди.

Пашка зашагал обратно. Сцена казалась огромной, почти бесконечной. Он дошёл до скрипящей доски и нарочито сильно наступил на неё. Доска видимо устала пищать целый день, поэтому в ответ лишь хрустнула.

- Мы скоро пойдём? – спросил мальчик, подойдя к своему месту.

- Есть хочешь? – уточнила Зинаида Петровна. – Сейчас закончат, расскажут какие места заняли, наградят. Тогда и пойдём. Посиди пока.

Пашка сел. Рядом бледнела лицом Валька. Щёки у ней немного порозовели, и она уже не напоминала цветом колонну Дома офицеров. Но глаза ещё на место не встали и косички мелко подрагивали.

- Ты держись, - шепнул девочке Пашка.

- Ы-ы-ы, - тихонько отозвалась Валька.

«Ничего, компота в столовке выпьет, отойдёт, - подумал Пашка.

Посидел немного, послушал других выступающих. В который раз посчитал шаги до взвизгивающей доски. Стало ещё скучнее. И холоднее.

- Ну мы скоро уже пойдём? – спросил он у учительницы.

- Потерпи, обед уже через час, - зашипела на него Зинаида Петровна.

«Да мне не обедать, - подумал Пашка. Он хотел донести до учительницы, что ему просто тоскливо и холодно в этом огромном пустом зале. И он в третий спросил:

- Долго ещё?

- Сейчас поедем обедать, - уже раздражённо ответила Зинаида Петровна. – Надо было с собой печенье взять.

Пашка понял, что всё бесполезно, утонул в кресле и принялся терпеливо ждать.

После окончания выступлений, тётеньки разбудили третьего члена комиссии, всучили ему список. Дяденька, поправляя очки, прочитал несколько имён. Дети выходили на сцену, где им пожимали руку и вручали какую-то грамоту.

- Несправедливо, - прошипела сквозь зубы Зинаида Петровна. – Опять Иванову выделили. Всё потому, что у неё свекровь в исполкоме. А девочка её выступила совсем слабо.

И что-то там ещё про жалобы, про родственников в исполкомах, гороно и санстанциях. Но это Пашка уже не слушал.

Потом поехали на вокзал, по дороге зашли в столовую. Там Пашке тоже не понравилось. «Классуха» заставляла брать суп, а из супа осталось только непонятное молочное варево с макаронами. По поверхности варева плавали пенки. Пашка покрутил суп ложкой, вздохнул.

- Ты же так хотел есть, - возмутилась Зинаида Петровна. – Почему сейчас не ешь?

Ну как ей объяснить, что столовскую еду Пашка в принципе очень любит. И котлеты, и пюре, и даже макароны. Иногда они с бабушкой приходят в столовую завода, где бабушка работает, и тогда Пашка съедает всё, что есть на тарелке. И для него это не просто еда, а даже немножко праздник. Но смысл этого праздника в том, что еду он может выбирать сам. А тут его заставили взять нелюбимый суп. Да ещё и с пенками, что вдвойне противно. Но как это объяснить? Да и поймёт ли?

Домой приехал уже в сумерках.

- Ну как выступили? – спросила мама.

- А-а, - Пашка неопределённо махнул рукой. – Там у Ивановой свекровь в исполкоме. А девочка у неё была слабее.

- Ужинать будешь?

- А что на ужин?

- Котлеты.

- Буду, - улыбнулся Пашка. –

Котлеты он любил. Жизнь налаживалась.

А в понедельник «классуха» снова пришла в третий «Б».

- Ребята, я должна вам сообщить важную новость.

Все затаили дыхание.

- А вы знаете, что в эту субботу Паша и Валя защитили честь класса в состязании чтецов?

Валька снова стала похожа на колонну Дома офицеров. Издала какой-то булькающий звук и полезла под парту.

И все посмотрели на Пашку. Это был такой ПОЗОР!

Фрагмент рассказа "Детская" из сборника "Обрывки. Часть третья"

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)