FORSHEE
Эту записку мог написать только один из наших самых любимых сатириков ( 1 фото )
"К обеду не ждите - я буду расстрелян..."
«Когда похороны — ещё неизвестно».
Записка, которую мог написать только один из наших самых любимых сатириков.
1897 год. В Праге неспокойно: что ни день — то очередное столкновение между немецким и чешским населением. Из-за погромов и беспорядков в городе введено чрезвычайное положение.
Круглолицый молодой человек с насмешливо прищуренными глазами деятельно участвует во всём антинемецком. Толпа громит немецкий магазинчик? Он тут как тут. Срывают имперские флаги? Юноша в первых рядах. Стычка с полицией? Отлично, у парня в кармане как раз случайно завалялся булыжник.
После одной из таких акций молодого человека задержали.
— Зачем тебе камни в карманах? — строго спросил комиссар-немец.
— Это не просто камни, — вежливо пояснил парень. — Это очень ценные минералы, которые я купил для пополнения школьной коллекции.
— Врёшь! — взвился комиссар. — Единственная коллекция, которую ты хотел пополнить этими булыжниками, это коллекция разбитых стёкол! Спасибо чрезвычайному положению, разговор с такими как ты нынче короткий. Завтра тебя расстреляют.
Юношу увели в камеру. Пожилой надзиратель только головой покачал:
— Тебе лет-то сколько?
— Четырнадцать, — вздохнул парень.
— Беда, детей уже расстреливают. Может, записку домой напишешь? Сейчас принесу бумагу.
Пару минут молодой человек сосредоточенно скрипел карандашом, затем просунул через решётку лист с коротеньким письмом. Надзиратель пробежал его глазами:
«Дорогая мамочка! Завтра меня к обеду не ждите, так как я буду расстрелян. Господину учителю Гаспергу скажите, что у Гафнера во Вршовицах продается прекрасный аметист для школьной коллекции, а полученные мной минералы находятся в полицейском управлении. Когда к нам придет мой товарищ Войтишек Горнгоф, то скажите ему, что меня вели 24 конных полицейских. Когда будут мои похороны, еще неизвестно».
— Юморист… Кому передать-то?
— Катержине Гашек, от сына Ярослава.
Надзиратель кивнул. В отличие от нас с вами, фамилия Гашек ему ни о чём не говорила.
На следующий день за Ярослава взялся другой комиссар — чех. Он осмотрел изъятые у юноши камни, поцокал языком и громко объявил, что это точно для школьной коллекции, а не для битья стёкол. А значит, не надо никого наказывать.
Пришлось будущему культовому писателю возвращаться к обеду нерасстрелянным.
«Когда похороны — ещё неизвестно».
Записка, которую мог написать только один из наших самых любимых сатириков.
1897 год. В Праге неспокойно: что ни день — то очередное столкновение между немецким и чешским населением. Из-за погромов и беспорядков в городе введено чрезвычайное положение.
Круглолицый молодой человек с насмешливо прищуренными глазами деятельно участвует во всём антинемецком. Толпа громит немецкий магазинчик? Он тут как тут. Срывают имперские флаги? Юноша в первых рядах. Стычка с полицией? Отлично, у парня в кармане как раз случайно завалялся булыжник.
После одной из таких акций молодого человека задержали.
— Зачем тебе камни в карманах? — строго спросил комиссар-немец.
— Это не просто камни, — вежливо пояснил парень. — Это очень ценные минералы, которые я купил для пополнения школьной коллекции.
— Врёшь! — взвился комиссар. — Единственная коллекция, которую ты хотел пополнить этими булыжниками, это коллекция разбитых стёкол! Спасибо чрезвычайному положению, разговор с такими как ты нынче короткий. Завтра тебя расстреляют.
Юношу увели в камеру. Пожилой надзиратель только головой покачал:
— Тебе лет-то сколько?
— Четырнадцать, — вздохнул парень.
— Беда, детей уже расстреливают. Может, записку домой напишешь? Сейчас принесу бумагу.
Пару минут молодой человек сосредоточенно скрипел карандашом, затем просунул через решётку лист с коротеньким письмом. Надзиратель пробежал его глазами:
«Дорогая мамочка! Завтра меня к обеду не ждите, так как я буду расстрелян. Господину учителю Гаспергу скажите, что у Гафнера во Вршовицах продается прекрасный аметист для школьной коллекции, а полученные мной минералы находятся в полицейском управлении. Когда к нам придет мой товарищ Войтишек Горнгоф, то скажите ему, что меня вели 24 конных полицейских. Когда будут мои похороны, еще неизвестно».
— Юморист… Кому передать-то?
— Катержине Гашек, от сына Ярослава.
Надзиратель кивнул. В отличие от нас с вами, фамилия Гашек ему ни о чём не говорила.
На следующий день за Ярослава взялся другой комиссар — чех. Он осмотрел изъятые у юноши камни, поцокал языком и громко объявил, что это точно для школьной коллекции, а не для битья стёкол. А значит, не надо никого наказывать.
Пришлось будущему культовому писателю возвращаться к обеду нерасстрелянным.
Взято: Тут
359