Королева русского юмора описала своих современников. Прошло почти 100 лет, а люди совсем не изменились ( 7 фото )

Писательницу Надежду Тэффи называют первой юмористкой ХХ века. Ее книги не зря перечитывают и разбирают на цитаты: мало кто умел подмечать тонкости человеческой натуры так, как она.

Мы с удовольствием освежили в памяти несколько рассказов признанной королевы юмора и убедились: время идет, а люди все те же.

• — Теперь в моде художественные украшения. Например, брошка-миниатюра на слоновой кости или на фарфоре. И чем крупнее, тем моднее. У Марьи Петровны величиной с блюдечко, а она и то недовольна, — говорит, что слишком мала. Хочет заказать хорошему художнику копию с «Гибели Помпеи» Брюллова.
  — Да как же она ее наденет?
  — Укрепит как-нибудь за подрамник к шее.

• У Маргариты Николаевны репутация умной женщины. К ней приходят за советом в психологически трудную минуту. Исключительно женщины. В материально-трудную минуту к ней не приходят. Вполне логично. Раз она умная, значит, денег не даст.
• «Я больна, — кричала я. — Вернитесь!» Она услышала мой зов. Через полчаса прибежали испуганные друзья, притащили самое необходимое для больного человека — букет хризантем.
• Оленушка стала убежденной вегетарианкой, ва­рила для себя какие-то прутья и таскала кусочки мя­са у мужа с тарелки.

• Стал у меня бывать. И все, как говорится, «любите ли вы меня, да любите ли вы меня». Я, по нашей русской манере, ни да ни нет, полна загадочности, хоть ты издыхай.
• — Отчего вы не пишете романа?
  Я ничего не ответила, но в тот же вечер села за работу и написала: «Вера сидела у окна». Лиха беда начало. Потом, с чувством исполненного долга, я разделась и легла спать. С тех пор прошло пять лет, во время которых мне было некогда.
• Как женщина честная, она сначала подумала: «Еще что выдумали!» Затем зашла и купила.

• У меня каждую минуту сердце останавливается на полчаса!
• Как и полагается герою текущего романа, он был подозрителен, ревнив, всегда встревожен, всегда готов закатить скандал. Словом — в его чувстве сомнений быть не могло.
• Федор Иваныч получил на службе замечание и возвращался домой сильно не в духе. Чтобы отвести душу, стал нанимать извозчика от Гостиного двора на Петроградскую сторону за пятнадцать копеек. Извозчик ответил коротко, но сильно. Завязалась интересная беседа, вся из различных пожеланий.

• «Волга, Волга, весной многоводною ты не так затопляешь поля...» Не так. Русский интеллигент всегда чему-нибудь учит. Волга, вишь, не так затопляет. Он лучше знает, как надо затоплять.
• — И вообще, остерегайтесь всяческих несчастий — это мой вам совет. Ушибы, увечья, заразительные болезни, потеря глаза, рук, ног и прочих конечностей, со смертельным исходом, — все это для вас чрезвычайно вредно. Это все, что я могу вам сказать на основании научных исследований вашей руки, называемых хиромантией. Один рубль.
• Она показывала мне свои альбомы и целые пачки любительских снимков. Считается почему-то, что гостям очень весело рассматривать группу незнакомых теток на дачном балконе.

• Супруги Шариковы поссорились из-за актрисы Крутомирской, которая была так глупа, что даже не умела отличать женского голоса от мужского, и однажды, позвонив к Шарикову по телефону, закричала прямо в ухо подошедшей на звонок супруге его:
  — Дорогой Гамлет! Ваши ласки горят в моем организме бесконечным числом огней!
• Звонили по телефону знакомым и спрашивали:
  — Где вы встречаете Новый год?
  В ответ вам врали, что в очень большом и интересном обществе, намекая, что туда, мол, таких, как вы, и на порог не пускают. Контрответом вы пускали собственное вранье о предстоящих вам блестящих забавах. Расстроив друг друга, вы переходили на обычную мирную беседу.
• Тогда он стал журналистом. Писал горячие статьи о «городской детворе», об «отцах города и общественном пироге», о «грабиловке и недобросовестном товаре мороженщиков». На пожары его не пускали. Его пожарный репортаж принимал слишком вдохновенно-нероновские оттенки. «Лабаз пылал. Казалось, сама Этна рвется в небеса раскаленными своими недрами, принося неисчислимые убытки купцу Фертову с сыновьями».

• Было в нем, в этом выродке, что-то такое беспокойно-противное, что я подумала: «Неужели найдется на свете такая идиотка, которая допустит его к какой-нибудь близости, как-нибудь поверит ему, да еще, пожалуй, увлечется таким гадом ползучим?» Через две недели этой идиоткой оказалась я сама.
• С женщинами, на которых был направлен этот взгляд, делалось что-то странное. Они сначала смотрели изумленно, почти испуганно, затем закрывали рот рукой и начинали хохотать, подталкивая локтем своих спутников. А пан Гуслинский даже не оборачивался на свою жертву. Он уже намечал вскользь другую и губил тоже. «Ну, эта уже не забудет! — думал он. — И эта имеет себе тоже! Вот я преспокойно проехал мимо, а они там преспокойно сходят с ума».
• Большинство мужчин получают от зеркала очень приятные впечатления. Женщина, та всегда чем-то мучается, на что-то ропщет, что-то поправляет. То подавай ей длинные ресницы, то зачем у нее рот не пуговкой, то надо волосы позолотить. Все чего-то хлопочет. Мужчина взглянет, повернется чуть-чуть в профиль — и готов. Доволен. Ни о чем не мечтает, ни о чем не жалеет.

• Собственно говоря, чего тут трагического, что дама три дня подряд понемножку выпивает?

В этих цитатах можно увидеть и себя, и кого-то из знакомых. Как вы считаете, кто из писателей способен посоперничать с юмором Надежды Тэффи?