Империя Николая II. Заводы рабочим ( 1 фото )

Советская историография нам сообщает о том, что Царская Россия была отсталой аграрной страной, представляющая собой чуть ли ни колонию цивилизованного Запада.

Но так ли это на самом деле? Была ли Россия традиционно чисто аграрной и экономически неразвитой страной, как нас уверяют марксисты?

Вот что на поверку следует сказать о некоей в чем отсталости России в промышленном отношении. Сначала о временах чуть ли ни доисторических. То есть тех, когда промышленность нашей страны еще не была обасурманена. Это 20-е годы XVII столетия, когда захватившая власть в нашей стране династия Филарета Романова (она прервалась смертью Петра II) еще только примерялась к попытке из промышленно развитой страны сделать сельскохозяйственный придаток Запада. Вот что пишут голландцы в опровержение предполагаемого проекта на долговременную закупку зерна в России:

«Торговля с остзейскими странами, Пруссией и Польшей весьма важна для Нидерландов, так как последние, взамен вывозимого оттуда хлеба, посылают туда нидерландские товары, между тем как в Россию им приходится возить наличные деньги» [12] (с. CCXXXI).

И все почему?

Да потому, что нам по тем еще временам, когда нас не приучили к модным зеркальцам и стеклянным бусам, словно папуасов с затерянных в океане островов, а затем к трущимся джинсам и жвачке, изделия промышленности Запада были ни к чему — мы прекрасно обходились услугами своей собственной промышленности.

Но вот кто на самом деле являлся в те времена их экономическим придатком. Это следует из следующей фразы противника проекта закупки зерна в России:

«И если поляки заметят, что нидерландцы обращаются за хлебом главным образом в Россию, то они, наверное, уменьшат производство его и, занявшись промышленностью… в конце концов начнут сами производить все те товары, которые раньше покупали у нидерландцев» [12] (с. CCXXXII).

То есть сельскохозяйственным придатком Запада в те еще времена являлась Польша. России же, кроме причитающегося за вывоз зерна золота, от стран Запада взять было больше нечего, потому как всем необходимым нас прекрасно обезпечивала своя собственная промышленность. Причем, и сырье для своей промышленности у нас было свое. Потому, кроме хлеба, голландцы запросили у нас:

«…поташу, льна, пеньки, которыми нидерландцы до настоящего времени снабжались из Польши… кроме того, просят, чтобы царь и патриарх дозволили исключительно нидерландцам вывозить в порты республики хлеб и селитру в таком количестве, какое царь сочтет возможным отпускать из России» [12] (с. CCXLI).

То есть Россию из индустриальной державы предполагалось превратить в сырьевой придаток Голландии. Задача эта, заметим, обыкновенному правительству обыкновенной страны была бы просто не под силу. Но Голландия по тем временам являлась единственной в Европе страной, где правил не король, а революционные власти. Революции же, что нам распрекрасно известно, производятся масонами. Не являлась в этом вопросе каким-либо исключением и Голландия.

Но и первые Романовы, захватившие в ту пору власть в России, чья причастность к масонству подробно изложена в книге «Клятва 1613 года» [17], отнюдь не являлись для голландских масонов чужаками. Потому-то им так мастерски и удалось надеть на русский народ ярмо средневековой отсталости, чуть ранее тяготевшее над Литвой, на 9/10 состоящей из западнорусских провинций, отданной Польше для обасурманивания все теми же силами. Потому, действуя как снаружи, так и изнутри, пользуясь подчиненностью первых Романовых масонству (кто это такие см.: «Патриарх Тушинского вора» [110]), им все же удалось разрушить нашу промышленность, навесив на самую передовую страну мира роль сырьевого придатка.

Но не все так мрачно. Времена оседлавших Российский трон временщиков миновали. И уже Николай I официально масонство в стране запретил. А уже затем к обладанию Русским государством, спустя два столетия безвременья, наконец, приступили истинно Русские Православные Цари — Александр III и Николай II. Потому к концу XIX века вот уже что можно было сказать о нашей промышленности:

«Россия экономически первенствует в мире, опередив стремительно развивающиеся США» [5] (с. 533).

Вот каковы показатели этого роста:

«Если в период 1885–1913 годов промышленное производство в Англии увеличивалось в год на 2,11 процента, в Германии — на 4,5, в США — на 5,2, то в России — на 5,72 процента» [15] (с. 117).

«Бурно развивались буквально все отрасли: добывающая, тяжелая и легкая промышленность, сельское хозяйство, активно шло строительство железных дорог, линий почтовых и телеграфных сообщений» [27] (с. 122–123).

«В 1910 году в России 53% промышленных рабочих работало на предприятиях с численностью свыше 500 человек, тогда как в США соответствующий показатель составлял только 33%» [3] (с. 141).

То есть находящаяся на верху своей экономической мощи Америка представляла собой, по сравнению с нашей промышленностью, всего лишь сеть кустарных  производств.

Мало того, для Америки мы являлись неслыханно недосягаемым конкурентом по части добычи нефти:

«…в 1901 году США имело 10 млн. тонн, Россия 12 млн. 200 тысяч тонн нефти. Это обстоятельство делает Россию одной из самых индустриальных стран в мире» [16] (с. 52).

Причем, лидирующее положение Российской Империи в данной области не меняется и в дальнейшем. И здесь следует подчеркнуть, что нами:

«экспортировалась не сырая нефть, а только продукты переработки. Экспорт сырой нефти рассматривался как потеря для России. Было подсчитано, что каждый пуд вывезенный заграницу нефти приносит стране ущерб, составляющий 19 копеек. Качество русских нефтепродуктов было самым высоким в мире, превосходящим американское.

Особенно ценились русский керосин и смазочные масла, которые продавались на 20–30% дешевле американских» [3] (с. 143).

То есть и здесь мы лидеры: имеем возможность продавать лучший в мире продукт своего производства, ко всему прочему, еще и дешевле, составляя американцам более чем серьезную конкуренцию.

«К 1913 году промышленность и сельское хозяйство достигли таких высоких рубежей, что советская экономика смогла их достичь лишь спустя десятилетия. А некоторые показатели были перекрыты только в семидесятые–восьмидесятые годы. Например, энерговооруженность СССР достигла дореволюционного уровня только к 1970–1980-м годам. А в некоторых областях, таких как производство зерна, так и не догнала Николаевскую Россию» [3] (с. 87).

Теперь вспомним про пресловутую эту «лампочку Ильича» и некий план такой всех планов: ГОЭЛРО. То есть то чудо, которым якобы темную отсталую Россию осчастливил некогда «светлый гений» Ленина:

«В царствование Государя Николая II проведена электрификация всей страны…» [3] (с. 167).

Как-то и в голове такое не укладывается: а как же заявление большевиков? Неужели же они и об этом нам столь беззастенчиво все наврали?

«С 1898 года происходит интенсивная электрификация в Нижнем Новгороде, Курске, Витебске, а к 1900 году — еще во многих городах.

Такого уровня электрификации при советской власти страна достигла только к 1970-м годам» [3] (с. 169).

То есть и по этой самой модной части нас дурили, как хотели, столько лет. И мы все заученно повторяли: да, план ГОЭЛРО, да «лампочка Ильича». То есть какую-то якобы уж такую сверх полезную вещь принесли нам с собою в эту страну медведей и Бальзаминовых откуда-то из самого из закордону большевики. Что мы им теперь за это по самый по гроб обязаны. Но вот, что выясняется, и это наглое вранье этих маразматиков, даже наше изобретение, лампочку русского изобретателя Яблочкова (1876 г.), каким-то образом записать в актив коммунистов, раздобывших ее для нас из какого-то «прогрессивного» места. Из какого, правда, они особо и не уточняли.

Но теперь выясняется, что полная электрификация России проведена вовсе не большевиками.

«Развитие электрических сетей страны способствовало внедрению нового вида городского транспорта — трамвая. Впервые трамвай появился в Киеве в 1892 году» [3] (с. 169).

То есть так и вообще за четверть века до этой их модной революции, якобы и принесшей нам с собой, как нам с детских пор усиленно внушали,  эту столь модную электрификацию!

Некоторое время спустя трамвай появляется сначала в Богородске (г. Ногинск Московской обл.), а:

«В 1899 году пущена первая линия трамвая в Москве» [3] (с. 169).

В Петербурге некоторое время тормозит развитие трамвайных путей конка, договор с которой городскими властями был заключен на много лет вперед. А потому основным средством передвижения по столице становится все от тех же электрических сетей запитанный городской транспорт, и по сию пору успешно распространенный в наших городах, — троллейбус, изобретенный тоже нами и испытанный впервые в мире в 1902 г.

Но может быть из-за вопиющей неготовности к войне и случились с Россией все произошедшие затем революционные события?

Однако и здесь все обстояло с точностью до наоборот:

«К 1914 году кадровая русская армия была обучена в ряде отношений лучше, чем войска противника — Германии и Австро-Венгрии. Русский устав полевой службы 1912 года, по которому готовился личный состав, был самым совершенным в мире» [15] (с. 31–32).

То есть даже воинский устав — лучший в мире.

Но и главное средство ведения войны, что представляла собою наша 76-мм пушка, ему ничуть не уступало:

«Орудие, разработанное на Путиловском заводе, было одним из лучших в мире по всем показателям» [15] (с. 33).

Может, наших лучших в мире орудий было выпущено вопиюще мало?

«Россия была полностью обезпечена орудиями по существующему мобилизационному расписанию — 959 батарей при 7 088 орудиях. Это была громадная сила — союзная Франция имела только 4 300 орудий» (Там же).

Так что и здесь никакой отсталости со стороны России не прослеживается.

Но, может быть, мы себя довели до «ситуации», случившейся лишь почему-то исключительно у нас, непомерными расходами на заклейменную социалистической историографией якобы нами и развязанную «империалистическую агрессию»?!

Но и с этим мифом сегодня можно расстаться достаточно легко:

«За два года войны Россия истратила на войну меньше других воевавших стран. Стоимость войны: Россия истратила на войну около 14 миллиардов рублей, Англия 15 миллиардов р., Франция 16 миллиардов р…» [5] (с. 568).

Так кто там воевал на три фронта: мы или англичане?! Именно мы были вынуждены воевать сразу против всех 3-х стран милитаристской коалиции: и Германии, и Турции, и Австро-Венгрии! И не мы Германии, как лгали нам столько лет большевики, но Германия нам объявила тогда войну!

Но никакой горячки правительство не пороло. И даже от производства изобретенного нашими инженерами танка отказалось, лишь сконструировав и испытав один опытный экземпляр, передав чертежи своего величайшего изобретения союзникам — англичанам. Но при всем притом все же произвело перевооружение армии по ходу войны и к весне рокового 1917 года уже прекрасно подготовилось к генеральному победоносному наступлению.

Но затраты все равно были минимальны. Так что и революционерам никакой такой «особой ситуации» по вышеуказанной версии «из пальца высосать» вновь никак нельзя.

А может быть у нас, по тем временам, какие-либо слишком особенные нелады с законами происходили? Потому-де и народ — «похотел бунтовать»?

Однако же и здесь:

«Русское рабочее (социальное) законодательство — самое совершенное в мире (о чем президент США Тафт в 1912 г. публично заявил: “Ваш Император создал такое совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое государство похвалиться не может”)» [5] (с. 544).

То есть и законодательство — лучшее в мире!

Ну, было б там, опять же, — второе–третье… Но ведь лучшее! О чем даже глава самой нам враждебной масонской страны (практически открыто собирающей деньги на устроение у нас хаоса революции) принародно заявляет!

«Налоги в России до 1914 г. были самыми низкими в мире! Прямые налоги с населения были почти в четыре раза меньше, чем во Франции, более чем в четыре раза меньше, чем в Германии, в 8 с половиной раз (!) меньше, чем в Англии» [10] (c. 166).

«До 1917 года русские налоги были самыми легкими в мире» [18] (с. 27).

Но ведь и это еще не все:

«При этом, без малейшего увеличения налогов, доходы государства неуклонно росли… С 1904 по 1914 гг. общая сумма превышения доходов над расходами составила 2 миллиарда 400 миллионов золотых рублей…» [10] (c. 167).

И ведь все это притом, что:

«…Государь за это время отменил выкупные платежи с крестьян, снизил железнодорожные тарифы и уменьшил ряд налогов!» [10] (c. 167).

После чего Россия:

«…по дешевизне для пассажиров и комфортабельности поездов занимала первое место в мире» [10] (c. 167).

Вот и здесь — первые. Только у нас 3-й класс имел спальные места: те же модные французы на берег Средиземноморья ездили из своего модного городу Парижу в сидячем положении, забив вагоны как в бочке селедка. Причем, выплачивая за такое удовольствие много больше, чем русские крестьяне, развалившись на ночь и вытянув ноге для удобства сна на отдельной полке.

Мало того:

«Символом экономического процветания России конца XIX – начала XX века являлась Великая Сибирская железная дорога… явив миру русское экономическое чудо» [3] (с. 142).

То есть мы и здесь были впереди планеты всей — ни одна страна мира не могла похвастать столь гигантской и технически обезпеченной железной дорогой, которая простиралась вдоль самого огромного материка на планете — Азии.

Причем:

«Великая Сибирская железная дорога была далеко не единственной, построенной в царствование Николая II. При нем ежегодно возводилось примерно две тысячи километров дорог» [3] (с. 142).

А всего:

«В Царской России в период с 1880 г. по 1917 г., т.е. за 37 лет, было построено 58 251 км, что дает средний годовой прирост в 1 575 км. За 38 лет советской власти, т.е. к концу 1956 г., было построено всего лишь 3 250 км…» [19] (с. 43).

То есть темпы строительства железных дорог при советской власти, когда сталинскими вертухаями с собаками, науськанными на людей, в землю вколачивались столько людей, сколько укладывалось в нее шпал, уступали дореволюционным ни много, ни мало, а почти в 20 раз!

Причем, само качество этого большевицкого ударного строительства, которое начато еще на костях зеков в 20-е и заканчивалось комсомольцами аж в 80-е, слишком наглядно можно лицезреть на примере  того же БАМА, разваливающегося сегодня буквально на глазах. При этом построенные еще при Царе железные дороги прекрасно используются на постсоветском пространстве и по сию пору.

Так что большевицкий метод строительства железных дорог, шпалы которых уложены прямо на трупы уработанных зверскими методами эксплуатации миллионов погибших при их строительстве людей (в своей основе попавших сюда  по ложным доносам), выглядит кривой ухмылкой людоедов над могучей индустриальной поступью нашей Великой Державы. Страны, разрушенной инородцами и иноверцами. То есть большевиками интернационалистами — зверьем, обманувшим простого русского мужика, придя к нему с американской натянутой улыбкой на лице и в человеческом обличье. Потому и здесь, говоря о каком-то якобы преимуществе над своими предшественниками еврейских революционеров, пришедших к власти в Росии в октябре 1917 г., заикаться также не стоит. Ведь пусть и были у нас войны и революционная разруха в те годы, но это вовсе не повод, чтобы четыре десятилетия усилий большевиков, по части обустройства доставшегося им даром железнодорожного транспорта, могли уместиться всего в два года вовсе не ударных, как при большевиках (вспомните Павку Корчагина), но обыкновенных строек железных дорог при Царской власти в Российской Империи.

То есть буквально все в дореволюционной России было много лучше, чем было потом при большевиках. Мало того, что определили, много лучше, чем в те же времена заграницей.

Так что лишь все всплывающие сегодня финансовые подпитки революционеров капиталом западных государств могут теперь разъяснить нам породившую «революционную ситуацию» тайну, столько лет и по сию пору покрытую мраком.

Но ложь, как показывает практика, и всегда представляла собой главное оружие революционеров, способное произвести предательство любого масштаба:

«Нечаев в своем “Катехизисе революционера” прямо писал, что ложь, перехватывание чужих писем, подслушивание, грабительство, убийство не должны смущать революционера. Вот и Ленин победил, солгав: мир народам, земля крестьянам. А позднее пояснил: “Говорить правду — это мелкобуржуазный предрассудок. Ложь, напротив, часто оправдывается целью”… Почти дословное повторение иллюминатов» [20] (с. 407).

Так что все развеянные на сегодняшний день мифы о якобы назревающей-де у нас в стране стихии революции, как теперь выясняется, являются чисто пропагандистской ложью: «кремлевский мечтатель» правду считал мелкобуржуазным предрассудком.

А вот как выглядела наша валюта в те времена, когда, как уверяют все те же баснотворцы, финансовое положение страны стояло якобы чуть ли уж и ни на пороге краха:

«За 1894–1914 годы госбюджет страны вырос в 5,5 раза, золотой запас — в 3,7 раза. Российская валюта была одной из сильнейших в мире» [8] (с. 240).

Причем, бюджет России:

«…был бездефицитным и значительно превосходил бюджеты таких стран, как Англия, Франция и Германия. Общий объем промышленного производства в период царствования Николая II увеличился более чем в пять раз. Таких темпов не знала ни одна страна мира того времени» [3] (с. 147).

«Рост государственных доходов за время царствования Николая II определился в 300%» [18] (с. 27).

И здесь не оставалось никаких сомнений, что:

«…сохранение тенденций развития, существовавших в 1900–1914 годы, неизбежно уже через 20–30 лет выведет Россию на место мирового лидера»  [8] (с. 240).

А вот что на тот момент творилось в сельском хозяйстве этой якобы «лапотной» Державы:

 «Прирост урожая зерна составил 78%. Экспортируемое Россией зерно кормило всю Европу. Производство угля выросло на 325%, меди — на 375%, железной руды — на 250%, нефти — на 65%. Рост железных дорог составил 103%, торгового флота — 39%.

Общий рост российской экономики даже в тяжелые годы первой мировой войны составлял 21,5%» [8] (с. 240).

И вот в чем выражался этот общероссийский уровень не встречаемого нигде в мире достатка:

 «…к 1912 г. в среднем на каждую семью приходилось по 5 детей! А в русских деревнях сплошь и рядом имелись семьи с 10–15 детьми, что считалось обычным» [10] (c. 167–168).

«В России самые высокие в мире темпы роста населения, причем достигаются они за счет русских» [5] (с. 550).

И рост этот не прекращался даже во время ведения нами войны на три фронта:

«…несмотря на войну, потери людской силы на фронтах, происходило пополнение населения России в среднем на 2,3 миллиона человек в год» [19] (с. 247).

Большевики же затем, четверть века спустя, уже исключительно лишь теряли по 7 млн. в год. Но кто-то ведь и рождался, а значит, что и по сей день тщательно утаивается, теряли и еще больше.

И кто, интересно бы знать, умел при этом воевать: Царская Россия, или большевицкая? Ведь если Царская Россия отдала лишь Польшу и Литву, захватив при этом часть Австровенгрии, Румынии, Турции, половину Ирана и половину Ирака, оккупировав Багдад, то большевики, получив по мозгам даже от крохотной Финляндии, отдали врагу территорию, где проживала половина населения страны, позволив немцам блокировать Ленинград. Мало того, допустив его к самым окрестностям Москвы — аж к Химкам, запустив к Кавказу, перебраться через который немцев не пустила лишь наступившая зима, и Сталинграду — городу в самых глубинах России. И только чудом Божьим, а еще решимостью и умением воевать русского человека, народа-воина, Россию удалось отстоять. И не с помощью большевизма, как придумали эти любители расстрелов и заградотрядов, чтобы попытаться чем-то оправдать себя. Но вопреки им.

И если большевики отдавали в год по 7 млн. человек в жертву своему неумению воевать, то Царская Россия, единственной из воюющих в тот период стран, все так и продолжала увеличивать свое население. И очень не хилыми темпами — по 2,3 млн. человек в год. И это с учетом военных потерь — 400 тыс. солдат и офицеров в год.

Вот как наглядно просматривается вопиющая ложь адептов большевизма о якобы понесенных Россией в той войне огромных людских потерях! И это все притом, что немцы к 17-му году могли пополнять свои истекающие последней кровью армии лишь желторотыми юнцами и престарелыми мужчинами, мало чем пригодными к строевой службе.

Казалось бы, загадочны выставляемые статистическими отчетами Российской Империи цифры. Однако ж все происходящее тогда выглядело достаточно просто: Николай II давал своим солдатам длительные отпуска, а появление детей в семьях финансово было вовсе не обременительно — уровень жизни во время 1-й мировой войны был максимально приближен к довоенному.

В странах же Антанты и Германии положение было в ту пору не просто много хуже —  оно было отчаянным. Империалистическая бойня до того выкосила к тому времени население, например, Франции, что в битве за Париж французы даже раненых заставляли возвращаться в строй. Ничуть не меньшими были и потери у безуспешно пытающейся овладеть Парижем Германии. Там и действительно складывалась революционная ситуация, грозящая свергнуть затягивающие братоубийственную европейскую войну режимы.

А у нас, в то же время, более двух миллионов в год прироста населения. Причем, не последним в данном положении была и антиалкогольная политика Николая II, которая не являлась запретительной, но лишь увещевательной. Людям просто предлагалось, чисто по-человечески, не пировать «во время чумы». И вот результаты этой политики:

«Ввиду огромных скопившихся в распоряжении Главного Управления неокладных сборов и казенной продажи питей запасов не находящего сбыта спирта приостановить дальнейшее его изготовление и, следовательно, прекратить приемку спирта от винокуренных заводчиков» [21].

Ну, спрашивается, что может быть убедительнее предъявленных на эту тему неопровержимых документов?

Потому-то и население страны, даже несмотря на войну, по-прежнему продолжало неуклонно расти. Причем, именно деревня была в то время примером для подражания:

«О нравственной обстановке на селе говорит и то, что уровень потребления алкогольных напитков там был в 3 раза ниже, чем в городе» [22] (с. 73).

Кстати, и до начала 1-й мировой войны антиалкогольная политика в нашей стране общепризнана самой действенной:

«В первую половину царствования Николая II сокращалось потребление спиртных напитков на душу населения. За 1894–1904 годы оно снизилось с 7,4 литра до 7 литров — один из самых низких показателей потребления алкоголя в мире (сегодня Россия в числе мировых лидеров по потреблению спиртных напитков)» [3] (с. 144).

Причем, именно село просто до основания споила пришедшая с большевиками власть.

Но какими методами достигалось внедрение в Царской России антиалкогольной политики?

Ну, во-первых, это кустарное производство, которым занимались крестьяне в деревнях в межсезонье:

«Это было большое подспорье для народа, для развития его рукодельных талантов, здорового образа жизни, самым положительным образом отражалось на повышении уровня жизни, а государство получало большую прибыль в казну…

Но как только к власти пришли большевики, Ленин объявил безпощадную войну кустарям и всей кустарной промышленности. Он наклеил на кустарей ярлык “крестьянской буржуазии” и утверждал, что кустари — это основа капиталистического предпринимательства и производства, что противоречит социалистическим формам производства. По этой ленинской установке в 1920-е годы велась повальная, повсеместная и безпощадная борьба с кустарями. Происходили облавы и обыски на территории целых районов Тульской, Пермской, Екатеринбургской, Орловской, Елецкой  и других областях Центральной России. Деревни брали в окружение и устраивали повальный обыск. Инструменты, производственные приспособления, сырье — все это конфисковали, грузили на подводы, а самих кустарей, среди которых был немало талантливейших мастеров-самородков, чекисты брали под конвой и препровождали в тюрьмы и лагеря. А семьи обрекались на голод и вымирание.

Целые отрасли кустарного производства народных музыкальных инструментов, крестьянской и городской утвари, шорной ездовой утвари и прочие были полностью разгромлены, и с ними исчез огромный пласт русской народной культуры. Затем, спохватившись лишь в 1960 годы, стали восстанавливать народные промыслы на государственной основе, потеряв в лагерях лучшие опытные кадры, во многих случаях полностью утратив технологию и секреты народного промысла. Таков был путь к “развитому социализму” в обширной сфере русского народного мастерства» [3] (с. 144–146).

Так, что, во-первых, большевиками была полностью разгромлена сфера досуга русского человека: ему запретили изготавливать игрушки, музыкальные инструменты, элементы народной одежды.

И, что второе, поставили под запрет его святую обязанность — по воскресным дням посещать Русскую Церковь. Они, для начала, устроили неделю-шестидневку, где выходной день на воскресенье приходился один раз в два месяца. А затем, когда всех недовольных загнали в лагеря, приступили к уничтожению русских святынь.

Итак, для сравнения, при Николае II происходит грандиознейшее еще не встречаемое ранее церковное строительство:

«Сравнение статистических данных за 1894 и за 1912 годы показывает, что за восемнадцать лет было открыто 211 новых мужских и женских монастырей и 7 546 новых церквей, не считая большого числа новых часовен…» [3] (с. 107).

«Затем, при большевиках, происходит тотальное разграбление и уничтожение храмов, церквей и монастырей. Москва, которую по обилию церквей называли златоглавой, потеряла большую часть своих святынь. Исчезли многие монастыри, создававшие уникальный архитектурный колорит столицы: Чудов, Спасо-Андроньевский (уничтожена надвратная колокольня), Вознесенский, Сретенский, Скорбященский, Зачатьевский, Ново-Спасский, Никитский, Симоновский (в нем была уничтожена старинная уникальная духовная и историческая библиотека), Никольский, Страстной и другие. Некоторые из них сегодня с большими усилиями восстанавливаются, но это только небольшие фрагменты благородных красавцев, некогда величественно возвышавшихся над Москвой. Многие монастыри полностью сровняли с землей, и они потеряны безвозвратно.

Такого урона Русское Православие не знало за свою почти тысячелетнюю историю» [3] (с. 107–108).

Вот отчего мы при большевиках превращаемся в самую пьющую нацию. А ведь еще Достоевский говаривал, что без Православия русский человек дрянь. Понятно, не сам он в дрянь эту превращается, ему «помогают». Причем, помощь эта стоит очень значительных финансовых издержек со стороны транснациональных компаний. Но результат, что называется, на лицо — у нас отбирают нашу культуру: Церковь, народные промыслы, а с ними и всю национальную идентичность русского человека, производя из некогда лучшего человека на земле какую-то серую безмозглую биомассу, у который при серой безрадостной жизни угнетенного раба весь интерес к жизни теперь остается лишь на дне стакана.

Так что отдадим все же должное политике Николая II, создавшего самую трезвую страну в мире с самым здоровым образом жизни ее населяющих людей. Причем, не просто людей, но именно русских людей, в свободное от основной работы время создающих свою величайшую из мировых культур, тем формируя отличную от всех иных свою национальную идентичность. Да, кустарное производство — это чисто наша национальная черта занять человека чем-то умным и добрым — русским.

И вот что является венцом благосостояния и подержания высоких моральных ценностей народа:

«В современных источниках много раз приводились сведения о добыче чугуна, нефти, угля, выплавки стали, стойком курсе золотого рубля, самых низких в мире налогах и низких ценах на продукты питания, которые знаменовали успехи русской промышленности к 1913 году. Но, пожалуй, самым впечатляющим и важным является рост населения Российской Империи, которое за время царствования Николая II выросло на 60 миллионов человек, факт, который не имеет аналогов в мировой истории. Этот рост является лучшим показателем того, что Россия все более становилась богатым, сытым и процветающим государством. Что бы кто ни говорил сегодня, но исторические факты упорно свидетельствуют, что русский народ никогда, ни до, ни после, в своем большинстве, в материальном плане не жил лучше и богаче, чем при Императоре Николае Александровиче» [23] (с. 6–9).

Библиографию см. по:

Слово. Том 30. Серия 10. Кн. 4. Империя Николая II https://www.proza.ru/2019/02/21/1520