JoJoshakar
Историзм и фальшивки и Оноре де Бальзак ( 12 фото )
О фальсификациях я писал довольно много. Меня интересовала и интересует тема подделок и стилизаций. Сама идея коррекции прошлого путем создания «старинных» артефактов, (ведь именно в этом суть «историзма») кажется мне весьма симпатичной, хоть и опасной.
Вы знаете о большом количестве историзированных объектов. Можно долго перечислять иконы «андрея рублева», «Слово о Полку Игореве», Краледворскую рукопись, Константинов дар, римские руины, построенные в виде руин, английские парки, сборник сказок «Тысяча и одна ночь», эпические поэмы Оссиана и тому подобное.
Иногда авторы выдают свое произведение за древний объект и, насладившись восторгами современников, раскрывают розыгрыш – такова история средневекового манускрипта про замок Отранто, опубликованного неутомимым коллекционером, несравненным эрудитом и восхитительно нахальным создателем стиля неоготика Хорасом Уолполом (именно его труды штудирует персонаж «Магазина сыров», лучшего скетча «Летающего цирка Монти Питона»). Кстати, «Замок Отранто» не только изрядно развлёк своего автора, не только стал сигналом к развитию определенного литературного жанра, но и послужил поводом для создания совершенно замечательного мокументари моего любимого сюрреалиста Яна Шванкмайера. Если вы не видели этот небольшой фильм, посмотрите обязательно. Не скажу, что он посильнее «Фауста» Гёте, однако штучка изящнейшая.
Иногда авторы, наоборот, даже не думают мистифицировать публику, выпуская нечто, безупречно оформленное «в стиле», но невежественная аудитория воспринимает стилизацию как подлинно древний объект. Тут мы можем вспомнить литературное приложение к роману «Золотые часы государевы», которое сегодня считается записками императора Марка Аврелия.
Ну, а попытки всерьз обмануть всех на свете, представив свою работу как артефакт иной эпохи настолько многочисленны, что я мог бы за одним только перечислением провести несколько месяцев.
Но вернёмся к стилизациям.
Вспомним великого французского писателя Оноре де Бальзака, автора «Человеческой комедии», высочайше оценённой Карлом Марксом в качестве документа эпохи и разоблаченной Роланом Бартом, описавшим романы, повести и рассказы этого грандиозного цикла, как поток фантазмов.
Бальзак был виртуозным стилизатором. В «Человеческой комедии» он стилизовал реальность, но начинал с литературных стилизаций. Первые его романы были имитациями готического романа, начатого вышепомянутым «Замком Отранто» и нашедшего своё идеальное воплощение в «Мельмоте Скитальце» Мэтьюрена. К моменту прихода Бальзака в литературу этот жанр был уже мертв и пользовался успехом лишь на задворках культурной Европы. Так что «Ган Исландец» и другие бурные романы ужасов молодого Бальзака не были «современной» литературой, они представляли собой именно подчеркнуто архаичное выстраивание устаревших схем с отжившими персонажами. Кстати, в России несколько позже такой же эксперимент проделал самый умный русский писатель своего времени, Алексей Толстой, сочинив «Князя Серебряного» в манере, соединявшей Загоскина с Карамзиным.
Это всё хорошо, но лучшей стилизацией Бальзака стала его более поздняя работа, «Озорные рассказы», выполненные в манере фривольных новелл XVI века, разнообразных «Фасцеций» и «Гептамеронов».
Как ни странно, «Озорные рассказы» известны намного меньше, чем «Шагреневая кожа», «Отец Горио» или, скажем, «Евгения Гранде». Хотя... Может быть, это и не странно. В «Человеческой комедии» Бальзак с захватывающем динамизмом повествует о социальных и психологических эволюциях героев, с которыми читатель может идентифироваться или, на худой конец, вынести по их поводу моральное суждение. То есть, в основном корпусе текстов Бальзак остаётся в русле современной ему реалистической нравоописательной беллетристики. А в «Озорных рассказых» выходит за её пределы и притворяется, что со времен литературного маньеризма повествовательная парадигма так и не переменилась. Мол, только сама техника письма усложнилась, но суть осталась прежней.
«Озорные рассказы» показывают нам события, вращающиеся вокруг одной из самых важных точек бифуркации европейской истории – Собор в Констанце, на котором определилось, что такое христианство, какое именно прошлое приличествует Европе и каким станет её будущее. Однако Бальзак с лукавой уклончивостью ничего не говорит о происходящем на Соборе. Вместо этого он описывает людей, принимавших судьбоносные для человеческой цивилизации решения. Прелаты, их любовницы, слуги, князья, мошенники и черти мелькают в пестром хороводе изящных авантюрных новелл, и ни с одним из этих виртуозно описанных персонажей читательская идентификация невозможна. Тем более невозможна моральная оценка действий влюблённых, ревнивцев, убийц, интриганов, стяжателей и расточителей. Мы смотрим на них с дистанции остранения, как сказал бы Виктор Шкловский.
Сам Бальзак с удовольствием говорил, что человек, написавший сто «Озорных рассказов», навсегда останется в истории. Увы, ста рассказов он не написал, хотя и имеющиеся фрагменты грандиозного замысла обеспечивают ему, на мой взгляд, бессмертие – даже без учета «Человеческой комедии».
Бальзак в «Озорных рассказах» решительно порвал с традицией исторического романа, сформировавшейся под влиянием Вальтера Скотта. Из первой половины XIX века он шагнул в XXI век, открыв путь, по которому исторической романистике ещё только предстоит идти. Попытки продолжить художественные открытия Бальзака предпринимались – в модернизме ХХ века. Можно назвать «Огненного ангела» Валерия Брюсова и «Похождения Эме Лебефа» Михаила Кузмина, с некоторой натяжкой «Легенду о Юлиане Странноприимце» Гюстава Флобера... Но, увы, эти опыты оставались маргинальны для развития литературы. Тем ценнее поразительно удачная работа Оноре де Бальзака.
Можно не сомневаться, если бы сам Бальзак не настаивал на том, что был автором «Озорных рассказов», этот сборник новелл был бы атрибутирован исследователями литературы как подлинный актефакт XVI века и все попытки отнести его к XIX столетию встречались бы саркастичными насмешками. Примерно, как это происходит с «Несчастливым скитальцем», приписаннным Томасу Нэшу.
Особенно прекрасно в бытовании шедевра Бальзака то, что «Озорные рассказы» проиллюстрированы Гюставом Доре, о котором я уже писал. Это совершенно плистательная серия страничных иллюстраций, виньеток, заставок, буковиц и маргиналий, совмещающих археологически скурпулёзную достоверность дизайна этохи с последовательным подчеркиванием гротескности сюжетов новелл. Настоящий шедевр черного юмора!
Вы знаете о большом количестве историзированных объектов. Можно долго перечислять иконы «андрея рублева», «Слово о Полку Игореве», Краледворскую рукопись, Константинов дар, римские руины, построенные в виде руин, английские парки, сборник сказок «Тысяча и одна ночь», эпические поэмы Оссиана и тому подобное.
Иногда авторы выдают свое произведение за древний объект и, насладившись восторгами современников, раскрывают розыгрыш – такова история средневекового манускрипта про замок Отранто, опубликованного неутомимым коллекционером, несравненным эрудитом и восхитительно нахальным создателем стиля неоготика Хорасом Уолполом (именно его труды штудирует персонаж «Магазина сыров», лучшего скетча «Летающего цирка Монти Питона»). Кстати, «Замок Отранто» не только изрядно развлёк своего автора, не только стал сигналом к развитию определенного литературного жанра, но и послужил поводом для создания совершенно замечательного мокументари моего любимого сюрреалиста Яна Шванкмайера. Если вы не видели этот небольшой фильм, посмотрите обязательно. Не скажу, что он посильнее «Фауста» Гёте, однако штучка изящнейшая.
Иногда авторы, наоборот, даже не думают мистифицировать публику, выпуская нечто, безупречно оформленное «в стиле», но невежественная аудитория воспринимает стилизацию как подлинно древний объект. Тут мы можем вспомнить литературное приложение к роману «Золотые часы государевы», которое сегодня считается записками императора Марка Аврелия.
Ну, а попытки всерьз обмануть всех на свете, представив свою работу как артефакт иной эпохи настолько многочисленны, что я мог бы за одним только перечислением провести несколько месяцев.
Но вернёмся к стилизациям.
Вспомним великого французского писателя Оноре де Бальзака, автора «Человеческой комедии», высочайше оценённой Карлом Марксом в качестве документа эпохи и разоблаченной Роланом Бартом, описавшим романы, повести и рассказы этого грандиозного цикла, как поток фантазмов.
Бальзак был виртуозным стилизатором. В «Человеческой комедии» он стилизовал реальность, но начинал с литературных стилизаций. Первые его романы были имитациями готического романа, начатого вышепомянутым «Замком Отранто» и нашедшего своё идеальное воплощение в «Мельмоте Скитальце» Мэтьюрена. К моменту прихода Бальзака в литературу этот жанр был уже мертв и пользовался успехом лишь на задворках культурной Европы. Так что «Ган Исландец» и другие бурные романы ужасов молодого Бальзака не были «современной» литературой, они представляли собой именно подчеркнуто архаичное выстраивание устаревших схем с отжившими персонажами. Кстати, в России несколько позже такой же эксперимент проделал самый умный русский писатель своего времени, Алексей Толстой, сочинив «Князя Серебряного» в манере, соединявшей Загоскина с Карамзиным.
Это всё хорошо, но лучшей стилизацией Бальзака стала его более поздняя работа, «Озорные рассказы», выполненные в манере фривольных новелл XVI века, разнообразных «Фасцеций» и «Гептамеронов».
Как ни странно, «Озорные рассказы» известны намного меньше, чем «Шагреневая кожа», «Отец Горио» или, скажем, «Евгения Гранде». Хотя... Может быть, это и не странно. В «Человеческой комедии» Бальзак с захватывающем динамизмом повествует о социальных и психологических эволюциях героев, с которыми читатель может идентифироваться или, на худой конец, вынести по их поводу моральное суждение. То есть, в основном корпусе текстов Бальзак остаётся в русле современной ему реалистической нравоописательной беллетристики. А в «Озорных рассказых» выходит за её пределы и притворяется, что со времен литературного маньеризма повествовательная парадигма так и не переменилась. Мол, только сама техника письма усложнилась, но суть осталась прежней.
«Озорные рассказы» показывают нам события, вращающиеся вокруг одной из самых важных точек бифуркации европейской истории – Собор в Констанце, на котором определилось, что такое христианство, какое именно прошлое приличествует Европе и каким станет её будущее. Однако Бальзак с лукавой уклончивостью ничего не говорит о происходящем на Соборе. Вместо этого он описывает людей, принимавших судьбоносные для человеческой цивилизации решения. Прелаты, их любовницы, слуги, князья, мошенники и черти мелькают в пестром хороводе изящных авантюрных новелл, и ни с одним из этих виртуозно описанных персонажей читательская идентификация невозможна. Тем более невозможна моральная оценка действий влюблённых, ревнивцев, убийц, интриганов, стяжателей и расточителей. Мы смотрим на них с дистанции остранения, как сказал бы Виктор Шкловский.
Сам Бальзак с удовольствием говорил, что человек, написавший сто «Озорных рассказов», навсегда останется в истории. Увы, ста рассказов он не написал, хотя и имеющиеся фрагменты грандиозного замысла обеспечивают ему, на мой взгляд, бессмертие – даже без учета «Человеческой комедии».
Бальзак в «Озорных рассказах» решительно порвал с традицией исторического романа, сформировавшейся под влиянием Вальтера Скотта. Из первой половины XIX века он шагнул в XXI век, открыв путь, по которому исторической романистике ещё только предстоит идти. Попытки продолжить художественные открытия Бальзака предпринимались – в модернизме ХХ века. Можно назвать «Огненного ангела» Валерия Брюсова и «Похождения Эме Лебефа» Михаила Кузмина, с некоторой натяжкой «Легенду о Юлиане Странноприимце» Гюстава Флобера... Но, увы, эти опыты оставались маргинальны для развития литературы. Тем ценнее поразительно удачная работа Оноре де Бальзака.
Можно не сомневаться, если бы сам Бальзак не настаивал на том, что был автором «Озорных рассказов», этот сборник новелл был бы атрибутирован исследователями литературы как подлинный актефакт XVI века и все попытки отнести его к XIX столетию встречались бы саркастичными насмешками. Примерно, как это происходит с «Несчастливым скитальцем», приписаннным Томасу Нэшу.
Особенно прекрасно в бытовании шедевра Бальзака то, что «Озорные рассказы» проиллюстрированы Гюставом Доре, о котором я уже писал. Это совершенно плистательная серия страничных иллюстраций, виньеток, заставок, буковиц и маргиналий, совмещающих археологически скурпулёзную достоверность дизайна этохи с последовательным подчеркиванием гротескности сюжетов новелл. Настоящий шедевр черного юмора!
Взято: Тут
62