ashk94
Нелестно о Петербурге ( 6 фото )
Здравствуйте уважаемые.
Я люблю свой город. Он для меня прекрасный, волнующий и волшебный. Однако многих он пугает. Очень. Отсюда, от страха, а также от того, что он не раскрывается для многих, к нашему городу иногда предвзятое отношение. Причем, даже у известных людей. Хотя многие свое мнение и меняют на противоположение :-))
Сегодня предлагаю вспомнить несколько не самых лестных высказываний о городе. Итак...
«И я взглянул, и вот конь бледный и на нем Всадник, которому имя смерть…
…Груды зданий, башни, купола церквей, фабричные трубы. Вдруг по этой черноте забегали огни, как искры по куску обугленной бумаги. И понял или мне это кто сказал, что это взрывы исполинского подкопа. Я ждал, я знал, что еще один миг — весь город взлетит на воздух, и черное небо обагрится исполинским заревом…
…Бесчисленные мертвецы, чьими костями „забучена топь“, встают в черно-желтом холодном тумане, собираются в полчища и окружают глыбу гранита, с которой всадник вместе с конем падают в бездну…»
«…Там где был город, — безбрежное озеро. Оно волновалось как будто не только на поверхности, но до самого дна кипело, бурлило и клокотало, как вода в котле над сильным огнем. Это озеро была Нева — пестрая, как шкура на брюхе змеи, желтая, бурая, черная с белыми барашками, усталая, но все еще буйная, страшная под страшным, серым, как земля, и низким небом…»
Дмитрий Мережковский
«Твой остов прям, твой облик жесток, Шершаво-пыльный сер гранит, И каждый зыбкий перекресток Тупым предательством дрожит. Твое холодное кипенье Страшней бездвижности пустынь. Твое дыханье смерть и тленье, А воды — горькая полынь. Как уголь, дни, а ночи белы. Из скверов тянет трупной мглой, И свод небесный остеклелый Пронзен заречною иглой…»
Зинаида Гиппиус
«В последние десятилетия с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским.
Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове.
В городе была эпидемия самоубийства. Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимающих кровавым и возбуждающим процессам. Все было доступно — роскошь и женщины. Разврат проникал всюду…»
Алексей Толстой
«Река неслася; бедный челн По ней стремился одиноко. По мшистым, топким берегам Чернели избы здесь и там, Приют убогого чухонца; И лес, неведомый лучам В тумане спрятанного солнца, Кругом шумел…»
Александр Пушкин
«Мне снятся жуткие провалы Зажатых камнями дворов, И черно-дымные каналы, И дымы низких облаков. Безмолвны щели-переулки, Безогнен окон мертвый взгляд. И ветер панихиду стонет По скатам крыш, средь черных труб, И мгла осенняя хоронит, Омыв дождями, тяжкий труп. О, город страшный и любимый! Мне душу пьют твой мрак и тишь. Проклятьем женщины томимый, Ты умер?.. Нет, не умер — спишь…»
Поликсена Соловьева
«Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: „А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?“»
Федор Достоевский.
«Это любимое дитя северного великана, гиганта, в котором сосредоточена была энергия и жестокость Конвента 93 года и революционная сила его, любимое дитя царя, отрекшегося от своей страны для ее пользы и угнетавшего ее во имя европеизма и цивилизации. Небо Петербурга вечно серо; солнце, светящее на добрых и злых, не светит на один Петербург, болотистая почва испаряет влагу: сырой ветер приморский свищет по улицам. Повторяю, каждую осень он может ждать шквала, который его затопит…
…Человек, дрожащий от стужи и сырости, человек, живущий в вечном тумане и инее, иначе смотрит на мир; это доказывает правительство, сосредоточенное в этом инее и принявшее от него свой неприязненный и угрюмый характер. Художник, развившийся в Петербурге, избрал для кисти свой страшный образ дикой, неразумной силы, губящей людей в Помпее, — это вдохновение Петербурга!..»
Александр Герцен
«Стоял я долго. Зал гремел… Вдруг без размера полетел За звуком звук. Я оглянулся; Мороз по телу пробежал. Свет меркнул… Весь огромный зал Был полон остовов… Четами Сплетясь, толпясь, друг друга мча, Обнявшись желтыми костями, Кружася, по полу стуча, Они зал быстро облетали. Лиц прелесть, станов красота — С костей их все покровы спали. Одно осталось: их уста. Как прежде, все еще смеялись; Но одинаков был у всех Широких уст безгласный смех. Глаза мои в толпе терялись, Я никого не видел в ней: Все были сходны, все смешались… Плясало сборище костей…»
Александр Одоевский
Приятного времени суток.
Я люблю свой город. Он для меня прекрасный, волнующий и волшебный. Однако многих он пугает. Очень. Отсюда, от страха, а также от того, что он не раскрывается для многих, к нашему городу иногда предвзятое отношение. Причем, даже у известных людей. Хотя многие свое мнение и меняют на противоположение :-))
Сегодня предлагаю вспомнить несколько не самых лестных высказываний о городе. Итак...
«И я взглянул, и вот конь бледный и на нем Всадник, которому имя смерть…
…Груды зданий, башни, купола церквей, фабричные трубы. Вдруг по этой черноте забегали огни, как искры по куску обугленной бумаги. И понял или мне это кто сказал, что это взрывы исполинского подкопа. Я ждал, я знал, что еще один миг — весь город взлетит на воздух, и черное небо обагрится исполинским заревом…
…Бесчисленные мертвецы, чьими костями „забучена топь“, встают в черно-желтом холодном тумане, собираются в полчища и окружают глыбу гранита, с которой всадник вместе с конем падают в бездну…»
«…Там где был город, — безбрежное озеро. Оно волновалось как будто не только на поверхности, но до самого дна кипело, бурлило и клокотало, как вода в котле над сильным огнем. Это озеро была Нева — пестрая, как шкура на брюхе змеи, желтая, бурая, черная с белыми барашками, усталая, но все еще буйная, страшная под страшным, серым, как земля, и низким небом…»
Дмитрий Мережковский
«Твой остов прям, твой облик жесток, Шершаво-пыльный сер гранит, И каждый зыбкий перекресток Тупым предательством дрожит. Твое холодное кипенье Страшней бездвижности пустынь. Твое дыханье смерть и тленье, А воды — горькая полынь. Как уголь, дни, а ночи белы. Из скверов тянет трупной мглой, И свод небесный остеклелый Пронзен заречною иглой…»
Зинаида Гиппиус
«В последние десятилетия с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским.
Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове.
В городе была эпидемия самоубийства. Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимающих кровавым и возбуждающим процессам. Все было доступно — роскошь и женщины. Разврат проникал всюду…»
Алексей Толстой
«Река неслася; бедный челн По ней стремился одиноко. По мшистым, топким берегам Чернели избы здесь и там, Приют убогого чухонца; И лес, неведомый лучам В тумане спрятанного солнца, Кругом шумел…»
Александр Пушкин
«Мне снятся жуткие провалы Зажатых камнями дворов, И черно-дымные каналы, И дымы низких облаков. Безмолвны щели-переулки, Безогнен окон мертвый взгляд. И ветер панихиду стонет По скатам крыш, средь черных труб, И мгла осенняя хоронит, Омыв дождями, тяжкий труп. О, город страшный и любимый! Мне душу пьют твой мрак и тишь. Проклятьем женщины томимый, Ты умер?.. Нет, не умер — спишь…»
Поликсена Соловьева
«Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: „А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?“»
Федор Достоевский.
«Это любимое дитя северного великана, гиганта, в котором сосредоточена была энергия и жестокость Конвента 93 года и революционная сила его, любимое дитя царя, отрекшегося от своей страны для ее пользы и угнетавшего ее во имя европеизма и цивилизации. Небо Петербурга вечно серо; солнце, светящее на добрых и злых, не светит на один Петербург, болотистая почва испаряет влагу: сырой ветер приморский свищет по улицам. Повторяю, каждую осень он может ждать шквала, который его затопит…
…Человек, дрожащий от стужи и сырости, человек, живущий в вечном тумане и инее, иначе смотрит на мир; это доказывает правительство, сосредоточенное в этом инее и принявшее от него свой неприязненный и угрюмый характер. Художник, развившийся в Петербурге, избрал для кисти свой страшный образ дикой, неразумной силы, губящей людей в Помпее, — это вдохновение Петербурга!..»
Александр Герцен
«Стоял я долго. Зал гремел… Вдруг без размера полетел За звуком звук. Я оглянулся; Мороз по телу пробежал. Свет меркнул… Весь огромный зал Был полон остовов… Четами Сплетясь, толпясь, друг друга мча, Обнявшись желтыми костями, Кружася, по полу стуча, Они зал быстро облетали. Лиц прелесть, станов красота — С костей их все покровы спали. Одно осталось: их уста. Как прежде, все еще смеялись; Но одинаков был у всех Широких уст безгласный смех. Глаза мои в толпе терялись, Я никого не видел в ней: Все были сходны, все смешались… Плясало сборище костей…»
Александр Одоевский
Приятного времени суток.
Взято: Тут
46