kbg1979
Суворин и русско-японская война ( 6 фото )
- "Маленькие письма" и дневник. Часть первая, от начала войны до Ляоянской битвы (февраль - сентябрь 1904 г.).
Пять месяцев маленькая Россия, поставленная в невыносимые условия времени,
пространства и затаенной вражды китайцев, бьется с большим драконом
В газете
Евреи получат конституцию, т.е. снимут их черту оседлости,
русские ни шиша не получат, будучи холопами и болванами
В дневнике
Если вы такие же любители жанра "как утверждалось, как думалось и как вышло на самом деле", то этот пост для вас. Я собрал выдержки, иногда очень большие, из "Маленьких писем" Суворина, выходивших в "Новом времени" (сегодня это назвали бы колонкой редактора или как-то так) и его личного дневника, добавил немного разъясняющих подробностей (только там, где это уж совсем необходимо, вроде истории с пощечиной японскому офицеру) и немного "иллюстраций" по теме.
Алексей Сергеевич Суворин - российский издатель, журналист, театрал и драматург. Пожалуй, именно в таком порядке. Сегодня о нем, к сожалению, мало кто помнит, но на рубеже 19-20 веков Суворин и его главное детище, газета "Новое время", были, что называется на слуху. Даже всегда злобный Ленин - и тот не преминул откликнуться на его смерть (1912 год) ядовитым некрологом.
Повторять его биографию я не стану - да и вообще, эта серия постов для тех, кто либо более-менее в теме, либо готов произвести над собой определенные усилия - но образ постараюсь набросать. Старший сын крестьянина, выбившегося в офицеры и получившего дворянство еще при крепостном праве, Суворин получил вполне приличное образование и начал публиковаться с конца пятидесятых годов.
Учитель из провинции прошел крайне часто повторявшуюся в России (да и не только) эволюцию. Сперва он был близок к либералам и без относительной (относительной времен николаевской цензуры) свободы печати, ставшей возможной со второй половины пятидесятых годов, после развала СССР поражения в Восточной войне, вряд ли бы смог состояться как популярный публицист. В те годы мало кто мог поспорить с тем, что империи нужны реформы, но все изменилось после польского восстания в 1863 году. Российский либерализм раскололся на польском вопросе и многие из единомышленников Суворина перешли в консервативный лагерь. Да и как было удержаться на прежних позициях, если отмена крепостного права не дала ожидаемых быстрых и положительных результатов (ну, для примера, как чубайсовская приватизация), дворянство нищало и уже начинали постреливать террористы. А тут еще эти инородцы на окраинах грозили отложиться и ненавидели Россию.
Однако, вплоть до середины семидесятых годов Суворин оставался верен старым знаменам, но, пожалуй, скорее из личного неприятия наиболее видных - в прессе - лидеров общественного мнения консерваторов. Мещерского он просто презирал, как гомосексуалиста, а Каткова не любил за менторский тон последнего и претензию представлять мнение правительства. Да и финансовое положение Суворина еще не было столь надежным, чтобы бросать свой стан и переходить в неприятельский.
Рубиконом стала новая война с османами. К моменту ее начала "Новое время" уже существовало несколько лет и постепенный переход издания от умеренного либерализма к умеренному же консерватизму был заметен, но именно война окончательно оформила взгляды Суворина. Он стал русским националистом, что по тем временам было достаточно оригинальным явлением. Монархистов, в псеводнародном стиле времен никогда не существовавшего царя Гороха, было полно - славянофилов (в том числе и пан) - тоже, а вот русских националистов почти и не было.
А вот Суворин стал именно что националистом. К монархии он относился скорее с симпатией, но не потому что она была исконно русской формой правления, потому что монарх, в его понимании, был фигурой по определению независимой и способной в нужный (важный) момент встать над злобой дня сего. "Персонально" к Романовым он никакого пиетета не испытывал да и, похоже, династию откровенно недолюбливал, выделяя лишь третьего Александа за его подчеркнутую "русскость". Любопытно, что Суворин уделял много времени изучению гибели царевича Дмитрия в Угличе, полагая того спасшимся - судя по всему, да династия привлекала его много больше романовской.
Но, будучи монархистом, он не был реакционером, не считал саму идею реформ второго Александра ошибкой и не испытывал ненависти к представителькой форме правления, подобно ментору двух императоров Победоносцеву. Наоборот, национализм Суворина в том-то и проявлялся, что он считал русских достойными иметь собственный парламент - Земской собор, как... верно, было до Романовых. Суворин возмущался тем, что окраины богатели (Польша, Финляндия, Кавказ, даже Малороссия), а центр, русский центр империи, хирел. Негодуя на горчаковскую дипломатию, "упустившую Царьград", он переживал вовсе не о братушках (сербов, кажется, Суворин откровенно презирал, да и болгар не любил), а о военно-стратегических целях, как сказали бы сегодня, не достигнутых той войной. Таким образом, национализм Суворина не был лубком, да и вообще выбивался из принятых рамок - несомненно считая русских "особенным народом", он вновь и вновь жестко бичевал их недостатки - лень (сам Суворин был законченным трудоголиком), нелюбопыство, неграмотность и т.п.
С начала девяностых годов к национализму прибавился и антисемитизм. Судя по всему, именно Суворин подарил погромщикам начала 20 века лозунг "нужно бить жидов сегодня, иначе завтра мы будем чистить им сапоги". Опасаясь за будущее "неразвитого русского народа", он обратил свое оружие против мирового еврейства, процируя собственные страхи в виде апокалиптических картин ужасного будущего, в котором скупившие бы всю мировую прессу и, конечно же, правительства евреи заправляли бы фейсбуком, гуглом и ютубом всем миром. В данном случае, Рубиконом было дело Дрейфуса, которого Суворин искренне считал изменником и возмущался единодушием, с которым французские евреи (и скупленная ими пресса) защищали "своего". Еврейская опасность стала одной из основных - не наиболее частых, но все имевшихся ввиду - тем. Конечно, в этом он был не одинок - застойное общественное и политическое положение России создавало прекрасную атмосферу для проецирования подобного рода фобий и "Протоколы сионских мудрецов" появились не на пустом месте. Империя как будто бы стояла на вершине мира, а счастья, то бишь ощущения "золотого века" - не было. "Подаренные поляками" евреи, с их вековыми навыками самоорганизации, превразались в нечто зловещее и тайное. Например, похожие фобии в свое время испытывал Бисмарк, с недоверием относившейся к католической и социал-демократической организациям Германии - массовые политические объединения, да еще и со своими "ритуалами", были тогда в новинку и вызывали подозрения даже у такого здравомыслящего практика как германский канцлер.
Алексей Сергеевич, не любивший Витте и не уважавший Николая, тем не менее считал экспансию на Дальний Восток самым важным российским внешнеполитическим шагом со времен петровского наступления на Север. Империя, полагал Суворин, должна прочно утвердиться на выходах к Тихому океану и если для этого придется аннексировать часть Китая и победить японцев то, что же - так тому и быть. Надо заметить, что "военная тема" была одной из немногих, за которую Суворин не слишком волновался. История России казалось ему достаточной порукой того, что империя выйдет победительницей в войне с "жалкой Японией". Исход войны, к событиям который он был до жадности внимателен, представлялся ему неизбежной победой России.
Тем горше было разочарование.
февраля -
Чего мы ищем там, на Дальнем Востоке, какие наши цели и насколько они жизненны и важны? Вот вопросы, на которые должен быть серьезный ответ. Ни честолюбие, ни национальная гордость, ни обиды, обращенные к нам глупыми или умными, ничто скоропреходящее, суетное не должно служить нам руководством. Холодный, все взвешивающий разум и цели борьбы — вот что должно решить вопрос о мире или о войне. Если цели велики, если они стоят борьбы, если противник крепко уперся лбом в столб своей самоуверенности и превосходства, то что ж тогда делать? Трагедия так трагедия...
февраля -
И Япония не знает России, и Россия не знает Японии. Два крепких народа — две неизвестные величины, и обе готовы вступить в борьбу. Судьбы истории натолкнули их друг на друга и приблизили. Может быть, Европа и Америка думают отодвинуть их и отбросить назад, заставив истомиться и ослабнуть в борьбе, чтобы самим расцвесть и усилиться. Может быть, предстоящая трагедия заставит Японию и Россию узнать друг друга, оценить и разбить все ожидания Европы... Деятельность идет изумительная... Все поднялось на ноги, все озабочено, все действует с той разумной торопливостью, которая говорит о внутренней силе военного государства. Армия собирается грозная и сильная. Мы встретим японцев не так, как встретили турок в 1877 г. Много воды с тех пор утекло и много прибавилось опыта, знания, осторожности, предусмотрительности. Поднялись нервы, светлее головы, ярче и деятельнее мысль. Мы завоевываем будущее. Мы становимся на страже европейской цивилизации и на страже нашего собственного развития. Кто безумный будет класть палки в колеса государства в эти трудные и торжественные минуты, тот ответит перед современниками и нашими потомками.
февраля -
Какой ужасный день. В жизнь свою я не переживал такого дня! Вот она, война, беспощадная, мрачная, кровавая. Война с азиатами настоящими, с язычниками, у которых своя нравственность, свои правила, своя дипломатия. Все прочь, что выработалось европейской историей, прочь всякое благородство, выжидание объявления войны. Решительный удар до объявления войны. Надо удивить и поразить. Застать противника внезапно. Все приготовить, занять позицию, отозвать своего представителя из Петербурга и нанести удар, как наносят его кинжалом из-за угла. Два броненосца по выбору, лучших два броненосца должны были выбить из строя, и один крейсер. «Японские миноносцы произвели внезапную атаку на эскадру», говорит телеграмма генерал-адъютанта Алексеева. Внезапность и есть то самое, что или погибает, платясь за свою смелость, или губит. Для нас, простой публики, эта телеграмма не говорит ничего, кроме холодного ужаса. Она — такая краткая и такая безнадежная. Надобна была русская искренность и вера в русский народ, чтобы ее напечатать. Мы почувствовали только удар в нашу грудь, в наше сердце, почувствовали до обидных слез.
февраля -
Японцы очень общительны, чтобы не сказать болтливы, и весь свой горячий патриотизм высказывают сполна. Они возьмут Порт-Артур, Владивосток, овладеют Сахалином, наш флот частью уничтожат, частью возьмут в плен и, сев победителями на наших берегах, как Наполеон сел победителем в Москве, станут ждать просьбы о мире. Англия и Америка поддержат их демонстрациями своего флота и своими внушительными нотами, в которых будет сказано, что долее войну продолжать нельзя, что она мешает их торговле и Россия должна смириться...
февраля -
Государь назначил Куропаткина... Эти три слова сказали много, много, много. Сказали сердцу и уму русского человека. Имя это произносилось давно. Оно было на устах, в помышлениях. Оно ответило общей жажде русских талантов. Таланты необходимы, настоящие, не призрачные, не величающиеся преждевременно. Русская земля росла талантами, прославилась ими, и будет ими расти и славиться. Я знал А. Н. Куропаткина еще в небольших чинах, в скромной доле. Потом это имя связалось с именем Скобелева и росло и росло. Ничего фейерверочного, кричащего, ищущего популярности. Что-то спокойное, крепкое, вдумчивое, деятельное без всяких фраз, без всякой самонадеянности, но не устающее работать, изучать и верить в рост своей родины и ее великие задачи. Русский человек, в полном смысле этого слова, поднявшийся благодаря своим дарованиям и труду. Мужественный воин, получивший несколько ран, доказавший свою храбрость и свой выдающийся ум в боях, в трудных походах на Балканах и в Азии, в Геок-тепе, Туркестане, в Кашгарии, он знаком с азиатами как нельзя лучше. Военный писатель, он изучил Алжирию, был в степях Сахары, исследовал битвы и движения войск. В военных и морских кружках, в литературных и общественных имя Куропаткина произносилось, как боевой лозунг настоящего времени. Никакое другое имя не ставилось рядом с его именем. В него уверовали не мгновенно, не выкриком каким-нибудь, а путем постепенных и возраставших непрерывно его заслуг в течение многих лет. И уверовали крепко, как в умственную силу, как в настоящий военный талант.
февраля -
И вдруг дьявол поднялся на Востоке, на Дальнем Востоке, куда мы спешили с головокружительной быстротою, точно нас толкала туда какая-то неведомая сила. Дьявол притворился смирным, поджал хвост, опустил рога и, высунув на бок лживый язык, моргал кривыми глазами, в которых светился зеленый огонь. Цивилизованный дьявол, приятный, скромный дьявол,— думали мы. А он подкрался и выпустил горячее пламя и оно обдало нас и обожгло... Обожгло Россию, обожгло весь русский народ. Заболели наши раны, русская кровь полилась, смерть разинула свою пасть и поглотила первые жертвы, облитые слезами отцов и матерей...
А я хочу только повторить и напомнить то, что говорил еще в начале ноября: «Если Япония начнет войну, Россия примет войну и будет биться, как бились наши славные предки. Она поставит на карту все, чтобы отстоять себя и свое значение. Если бы даже начался военный европейский катаклизм, если бы смешалось всё и всё полезло на нее, она положит оружие не прежде, чем с честью выйдет даже из такой страшной войны. Русское чувство заговорит громко и горячо и соединит всех под русское знамя!» И так оно есть, и так это будет.
В дневнике -
Много воды утекло, много изменилось. «Русь» издается хорошо. Война ей помогла и поможет. С «Нов. Вр.» постоянная полемика и нападки. Сам Леля напечатал наставление мне за то, что я назвал японцев дьяволами с зелеными глазами. «Это — лубок», сказал он. Пускай лубок. Но и для лубка нужен талант, а в статьях Лели его очень мало. Он умен, но таланта мало. Может быть, он организатор хороший.
Сегодня С. С. Татищев приходил ко мне от Плеве. Государь согласился принять депутацию журналистов на условиях: чтоб не было евреев и чтоб был Суворин. — «Государь полюбил вас, — говорил Татищев. — Он читает вас. Вы тронули его сердце. Императрицы тоже читают и Плеве вторит государю. Дело идет о том, чтоб наградить вас. Хотят вам дать Владимира на шею».
Я вскочил, как ужаленный. «Как, мне орден? Да это, значит, убить меня, закрыть мне рот навсегда. Я откажусь от ордена, если мне его дадут. Ничего другого мне не остается». Татищев обещал мне — сказать Плеве, что это надо оставить. Награды? Вот, они — администраторы! Господи, помилуй меня от них. До сего дня я не думал никому не понравиться. Я рад был, что публика меня читает. Это — моя лебединая песня. Тоже было в 1876, когда началась сербская война. И тогда я воодушевлял и теперь. Это начало и конец. Боюсь, что этих нервов не надолго мне хватит. Совсем истреплются, и тогда беда газете. Мне ее жаль. Не вижу преемников.
"Леля" - это Алексей, сын Суворина, разругавшийся с ним из-за редакционных дел. Печатался под псевдонимом Порошин.
Тот самый дьявол с зелеными глазами?
марта -
России придется или бросить военные порты, устроенные с такими огромными расходами, или вести войну, совершенно похожую на Крымскую войну и с таким же исходом. Вот как говорят гг. пруссаки, очевидно, люди с даром пророчества. Хотя сухопутные силы России, рассуждают они, в десять раз больше, чем сухопутные силы Японии и Англии, но расстояние портит все дело.
марта -
Мы далеко ушли даже после войны 1877-8 гг., мы выросли в своем русском самосознании. Что тогда было на степени инстинкта, то теперь обратилось в крепкое убеждение. Мало того, мы желаем, чтоб весь мир видел нас в этом одушевлении и считался с нами, как считается он с русской литературой. В той безграмотной и крепостной России было немало элементов неподвижности и застоя. Теперь этого нет. Мы выросли, и с нами следует обращаться даже гг. англичанам как с равными. Да, как с равными. Россия стоит во всеоружии своей силы и громкого проявления своего искреннего и глубокого патриотизма не на словах, а на деле.
И вот это следует знать корректным, искренно корректным людям Англии, если они действительно есть, и, посылая в Петербург нового посла, надо посылать его не для наблюдения над «антибританскими чувствами» русских войск - никакой посол тут ничего не сделает - а для выяснения и утверждения той британской корректности, в которую «вполне верит русское правительство и в частности министерство иностранных дел». Довольно унижений. Россия требует, чтобы к ней относились, как к равной, относились честно и прямо. Добро пожаловать! Take it and welcome!
марта Суворин отправляет письмо Дэвиду Фрэнсису, президенту Всемирной выставки в Сент-Луисе и будущему послу США в Российской империи -
Милостивый Государь,
Благодарю вас за любезное приглашение участвовать на заседаниях парламента печати всего мира, которые состоятся во время выставки в Сен-Луи. Считаю долгом уведомить вас, что я не могу принять вашего приглашения по весьма веским основаниям: Россия вовлечена теперь в войну с Японией и, не говоря о многом другом, я предпочитаю занимать в эго время свое место не в столь обширном, но дорогом моему сердцу — парламенте русской печати.
Я живо помню критические годы междоусобной войны Северных и Южных Штатов, слышу в исторической дали сочувственный американскому народу голос всей русской печати того времени, которая, благословляя освобождение от рабства миллионов русского народа, в то же время горячо стояла за неприкосновенность, целость и единство великой американской республики, и голос нашей печати не был гласом вопиющего в пустыне, ибо русская держава оказала тогда Северу существенную политическую помощь. Сопоставляя с этим образ действий американской печати и правящих сфер республики в настоящий момент, я не могу не упомянуть с горечью о резком контрасте. Ваша печать обнаруживает прямо враждебное отношение к России. Но сами вы, северные американцы, ведете колонизационную политику и распространяете свое влияние на весь Новый Свет, в чем мы вам никогда не мешали до сих пор и не намеревались мешать и в будущем; но не думайте, что вы сделаете благое дело, если станете нам поперек дороги в нашем колонизационном движении в пределах Северной и Восточной Азии. Откуда у вас вдруг такой живой интерес к той самой Манчжурии, которую вы почти совсем не хотели знать всего два десятка лет назад и к которой вы были совершенно равнодушны до постройки нами там железной дороги, сооруженной, с большими жертвами русским народом, на деньги, собранные посредством налогов? Сооружая этот великий путь, Россия купила на многие миллионы железнодорожного материала у Соединенных Штатов и шла навстречу их высоко развитой промышленности; открывая новые страны, шла как мирная союзница в общем культурном деле белой расы, а не как враждебный соперник. Если бы нужен был мой голос в парламенте печати всего мира, я ничего бы не выразил более искреннего и задушевного, как передав желание всего русского общества, чтобы могущественная печать Соединенных Штатов побудила правящие сферы республики подвергнуть пересмотру их политику на Дальнем Востоке по отношению к России.
Желаю вам всего лучшего.
марта -
По-моему, для России война эта страшно важна. Может быть, она преждевременна, слишком внезапна, но она — большого значения для России. Она важна потому, что Россия не может отступать от своих целей. А цели эти несомненно поставлены произволом ли людей, или историей, которой повинуются люди невольно. Занятый нами берег Великого океана - это конечная цель наших завоеваний. Великий океан с теплым морем - это предел наших военных усилий, это конечная и прочная граница нашей Державы. Нужна ли нам Маньчжурия, об этом Россия может сказать только после победоносной войны, не ранее и не иначе. Ни один русский дипломат не имеет права сказать: нет, потому что Россия прежде всего должна победить во что бы то ни стало в этой войне. Она могла не победить под твердынями Севастополя, могла бы не победить Турцию в 1878 году. Все это было тяжело и могло быть тяжело. Но там мы не ставили на карту все наше значение, как великой и образованной державы. А теперь мы его ставим. Или мы действительно великая держава, недаром стремившаяся в Азию для своих культурных целей, недаром тратившая силы и деньги своего народа, рассчитывая на его развитие и власть русского разума, или все это было какое-то глубоко-трагическое недоразумение, а во мнении цивилизованного мира - трагико-комический фатум, достойный смеха? Вот перед нами какая роковая задача. Или мы победим, и победим тогда не Японию только, но окончательно победим и все страны, приобретенные нами в течение двух веков, победим предрассудки Европы относительно России, или мы будем побеждены и тогда будем побеждены для всего мира, для Турции, для Кавказа, для наших среднеазиатских владений, для влияний на Балканском полуострове, для всего славянства, которое чует в России старшую и сильную сестру, для всех других врагов, наконец.
марта -
Я многое прочел в последнее время об Японии. Все это чтение убеждает меня, что перед нами противник серьезный и, возможно, что этот противник будет таким же вековым, как Турция. Из рескрипта государя императора к А. Н. Куропаткину, мы знаем, что он считает эту войну тяжелой; из речей А. Н. Куропаткина, обращенных к представителям разных общественных групп, мы знаем, что командующий Маньчжурской армиею не скрывает от себя трудностей этой войны и просит терпения и терпения...
Скоро ли кончится война? Общее мнение, что она будет долгая. Франция убеждена, что одолеет Россия; Англия убеждена, что одолеет Япония.
Чемпион Европы, к слову, это вовсе не "лучший". Правильный перевод - боец, представляющий Европу.
марта -
Вы читали статью г. Добрышина о том порядке, в каком перевозятся войска. Почти немецкая аккуратность и русская догадливость и сноровка. Все это доказывает, как выросла наша армия. Но пространство, пространство,— вот что остается, но с весенними лучами и оно сократится. Начинают ожидать битвы на суше. По крайней мере, за границей говорят, что она должна произойти на этих же днях. Произойдет ли, это еще едва ли кому известно. Командующий Маньчжурской армией недаром говорил о терпении. Но несомненно мы подвигаемся к тому, что называется настоящей войною.
апреля -
Как смели японцы начать войну против России? Именно: как они осмелились, как они могли осмелиться? Вот какой вопрос приходит многим в голову. Ведь как никак, а Россия двести лет живет европейской жизнью. В это время она развилась в огромную империю; больше ста лет начала иметь академии и университеты, обзавелась искусством, литературою, наукою, просвещением вообще в такой степени, что уже есть у нас традиции европейской культуры. О военной истории России нечего и говорить. Россия воевала гораздо более, чем надо было, и притом нередко просто за понюх табаку, притом скверного. И где только и с кем только она не воевала.
...
Во всеобщей истории едва ли был когда случай подобного соединения противоположностей Но эффект удара проходил. Мало-помалу стали получаться известия о подвигах моряков. Подвиг «Варяга» явился какою-то блистательною победою. Это в самом деле было блистательное мужество, вышедшее навстречу предательству. Другая яркая, другая блистательная победа одержана была русским обществом. Да, господа, это была победа, этот необычайный подъем патриотизма, вызванного оскорбленным народным чувством, блистательная победа в глазах всего мира, который лгал и смеялся над нашей родиной и ждал, что она рухнет, как колосс на глиняных ногах; это была победа над равнодушием одних, противодействием других, революционными затеями некоторых. Все встало не с гамом, шумом и хвастовством, а с каким-то твердым и несравненным чувством любви к родине; эта любовь закричала во всех сердцах своих сынов и дочерей: «Родина в опасности! Отечеству грозит беда!» Вот что всех соединило и влило благородство и твердость в русские души. И Россию можно победить, когда ее мужественная армия чувствует за собою мужественную и деятельную Россию, и можно унизить Россию до того, что она станет просить мира, обратится к посредничеству держав, всегда готовых расставить предательские объятия? Да никогда... Я как-то сказал и притом с оговорками, что только «Россия- победительница может в своем великодушии» отдать Корею под протекторат Японии. И в ответ я получил протестующие письма. Чтоб Россия- победительница могла уступить Корею Японии — да это было бы «преступление перед родиной»...
апреля, после известия о гибели броненосеца "Петропавловск" и адмирала Макарова -
Бог испытует нас несчастиями, одно другого тяжелее и ужаснее. Иного названия, как страшное, невыразимое несчастие, нет для того горя, которое разразилось вчера над Россией. Это — не бой с неприятелем, не поражение, это никогда не бывалое во всемирной истории несчастие, никогда, с тех пор, как существуют флоты. Чтобы командующий флотом вместе с кораблем, на котором он был, вместе со своим штабом, с этими избранными морскими офицерами, со всем экипажем, который состоял не менее, чем из шестисот человек, погиб в одну минуту — этого никогда не бывало.
...
Вчера не только плакали, но и рыдали. Я не говорю о родных и близких погибших. Их слез не пересчитаешь. Я говорю просто о русских людях, которые глубоко чувствуют и не могут выносить таких страшных потерь, которым не находишь объяснения в телеграммах и которые вносят в угнетенные души тем более смущения.
Я набрасывал эти строки вечером. Передо мною новая телеграмма «Правительственного Вестника». Она и сегодня ничего не объясняет, но прибавила, что миноносец «Страшный» погиб в бою и что «при перестроении эскадры броненосец «Победа» получил удар миной в середину правого борта». Чьи же это мины? Неприятельские, которые он всюду раскидал, или наши, которые мы ставили для заграждения порта?
Во всяком случае, я не понимаю краткости телеграмм, кроме знаменитого извещения Суворова: «Измаил у ног вашего величества». Я говорил об этой краткости после злополучной январской ночи, когда наши броненосцы были ужасно поражены. И новое несчастие приносится такими же краткими телеграммами. Разве родина-мать не крепка и не сильна, чтоб встретить всякое известие, как бы оно горько ни было, во всей его полноте и причинности? Разве у матери-родины нервы такие, как у родной матери, у жены, у невесты, которых приготовляют к совершившемуся несчастию медленно, постепенно, боясь убить известием? Родина смотрит выше и дальше, она требует жертв и умеет приносить жертвы своими сынами и своим достоянием. Она откликнулась всем сердцем и всем разумом на призыв своего государя, печаль которого мы все глубоко чувствуем, как он чувствует печаль своей родины. Она стоит перед ним твердая и мужественная, готовая постоять за русскую честь до конца. Кто не знает, что большое несчастие поднимает благородные души на такую высоту, на какую только способен человек подняться. Испытание, посланное нам, дошло до своего предела и раскроет всю силу русской души, всю русскую энергию — эту великую добродетель народов.
апреля -
Мне хотелось сказать об одной депеше из Порт-Артура корреспондента Торгово-телеграфного агентства, от 1 апреля. Депеша начинается так: «Петропавловск» погиб... Обидная, злая неудача, случайность, которая не знаменует несчастия!» Во-первых, это довольно безграмотно выражено, во-вторых, бездушно и формально понято самое «несчастие». Далее следует: «Тихоокеанский флот по-прежнему остается грозной силой, уменьшенной лишь боевой единицей». Я готов думать, что это сочинено в редакции Торгового агентства, а не в Порт-Артуре, ибо не могу себе представить, чтобы там, где случился этот ужас и это горе, нашелся такой равнодушный человек, который мог бы написать строки, полные холодного чувства, прикрытого якобы патриотическими фразами, выраженными таким якобы русским языком:
«Плоть и кровь наша скорее ляжет костьми, нежели мы дадим врагу торжествовать». Говорится: «мы ляжем костьми», а такого выражения, чтобы «плоть и кровь ложилась», я не встречал во всю мою жизнь. Искреннее чувство говорит просто, а нет слов, оно плачет или молчит, но лицемерное ищет как бы покудрявее и забористее сказать и выходят фразы для сборника курьезов... Исчезла только «боевая единица». Гибель большого броненосца вместе с адмиралом, одним из талантливейших наших людей, вместе с другими талантливыми русскими людьми, офицерами, русским знаменитым художником и сотнями матросов — это не несчастие, это только — исчезновение из флота «боевой единицы». Флот остается таким же «грозным», но уменьшенным только «единицей». И эта белиберда напечатана не в одной какой газете, а решительно во всех русских газетах, как телеграмма из Порт-Артура, куда тянутся теперь глаза всех читателей. Г. Миллер, директор агентства или его порт-артурский корреспондент стремятся к литературности, что ли? 2 апреля телеграмма того же агентства, заимствуя путаные подробности из «Нового Края» о битве 31 марта, вещала, что «Петропавловск» погиб и... на его месте плескались волны». Это прямо из бульварного романа. Разве корреспондент (мнимый?) видел, как плескались волны? Он просто сочинял о том, чего не видел, не испытал и если это действительно корреспондент, то он даже на самом месте несчастия не почувствовал того, что почувствовал весь образованный мир и вся Россия вдали от несчастия. Русскому обществу необходимы с места верные и подробные известия, оно жаждет их, а телеграфные агентства, пользующиеся всевозможными привилегиями и казенными пособиями, дают ему какую-то сомнительную литературу и увещания, изложенные на сомнительном русском языке. Флот «уменьшился лишь боевой единицей»... Да разве, господа телеграфные литераторы, единицы флота так же равны между собою, как пуговицы на ваших сюртуках? Разве их так же легко заменить, как эти пуговицы? Да если бы они были даже равны, разве не несчастие потеря каждой флотской единицы? Сознавать несчастие не значит не любить родину, не значит не верить в русскую силу. Сознание — великое дело, как в счастии, так и в несчастий. Оно просветляет умы, оно научает, оно верно указывает на ошибки, на повелительность их исправления, на халатность одних, равнодушие других, на упорство всезнаек и всеуказчиков, которые не хотели верить даже аксиомам в техническом деле, как выразился раз покойный Макаров в «Морском Сборнике» по поводу того же «Петропавловска», на котором он погиб. Сознание укрепляет патриотизм, а не разрушает его.
апреля -
У наших моряков мужества хоть отбавляй. Русские люди всегда умели умирать и доказывают это и теперь блистательно, блистательнее, чем наши противники. Сии последние как будто даже трусят. Смотрите, в самом деле, как они всегда далеко стоят от наших береговых батарей, как избегали постоянно боя, как стараются в этой чисто «машинной» войне быть в количестве больших боевых единиц. Они нисколько не стыдятся бороться вшестером против двух, как с «Варягом» и «Корейцем». Наши миноносцы действовали доселе как-то в одиночку. Мало ли их, что ли, у нас, или они сгорали желанием показать, что они мужественны и готовы умереть. Так было со «Стерегущим», так было со «Страшным» и с другими. Японцы умели выслеживать это одиночество или заманить хитростью отважных и сейчас же нападали вчетвером или впятером, окружали и губили. Всюду они стараются как можно менее рисковать, чтоб повернее нанести удар.
апреля -
Зачем понадобились Англии Корея и Маньчжурия? У ней там никаких торговых интересов нет, а мы ничем не нарушаем ее интересов на юге Китая. Неужели железная дорога, построенная нами, дает Англии этот аппетит и на севере Азии? Неужели она непременно хочет следовать своей старой политике вмешательства и возбуждения одной страны против другой, чтоб оторвать себе где-нибудь новый кусок? Не будет ли ошибкой самый союз Англии с Японией, если Господу угодно будет дать нам победу над Японией? Ведь уязвимая пята у Англии есть, и она это очень хорошо знает, и Россия имеет возможность ударить именно по этой пяте, если обстоятельства нас принудят. В каком бы соглашении ни находилась Англия с Францией, но французский народ будет за Россию и не изменит ей в трудные минуты, а Россия доведет свое дело до конца. Не уступим же мы своего положения великой державы, своего значения в Азии иначе, как истощив все свой средства военные и финансовые. Ведь это понятно всякому русскому. Англия — великая патриотка, повторяю. Только патриотизмом, только страстною любовью к родине она приобрела все, что имеет, не исключая своих прогрессивных учреждений. Уважение к ней с этой стороны ничем неуязвимо. Ученица Европы, несовершенная еще конечно, Россия растет в этом же патриотизме сознательном и сильном и не может не только принять, но даже нуждаться в английском посредничестве. Говорить о соглашении, когда Англия находится в союзе с воюющей с нами Японией... Да не смешно ли это?
...
Весь пост в ЖЖ не влез (о, конечно, зачем в ЖЖ большие тексты?), поэтому прошу по ссылке на дрим.
Пять месяцев маленькая Россия, поставленная в невыносимые условия времени,
пространства и затаенной вражды китайцев, бьется с большим драконом
В газете
Евреи получат конституцию, т.е. снимут их черту оседлости,
русские ни шиша не получат, будучи холопами и болванами
В дневнике
Если вы такие же любители жанра "как утверждалось, как думалось и как вышло на самом деле", то этот пост для вас. Я собрал выдержки, иногда очень большие, из "Маленьких писем" Суворина, выходивших в "Новом времени" (сегодня это назвали бы колонкой редактора или как-то так) и его личного дневника, добавил немного разъясняющих подробностей (только там, где это уж совсем необходимо, вроде истории с пощечиной японскому офицеру) и немного "иллюстраций" по теме.
Алексей Сергеевич Суворин - российский издатель, журналист, театрал и драматург. Пожалуй, именно в таком порядке. Сегодня о нем, к сожалению, мало кто помнит, но на рубеже 19-20 веков Суворин и его главное детище, газета "Новое время", были, что называется на слуху. Даже всегда злобный Ленин - и тот не преминул откликнуться на его смерть (1912 год) ядовитым некрологом.
Повторять его биографию я не стану - да и вообще, эта серия постов для тех, кто либо более-менее в теме, либо готов произвести над собой определенные усилия - но образ постараюсь набросать. Старший сын крестьянина, выбившегося в офицеры и получившего дворянство еще при крепостном праве, Суворин получил вполне приличное образование и начал публиковаться с конца пятидесятых годов.
Учитель из провинции прошел крайне часто повторявшуюся в России (да и не только) эволюцию. Сперва он был близок к либералам и без относительной (относительной времен николаевской цензуры) свободы печати, ставшей возможной со второй половины пятидесятых годов, после развала СССР поражения в Восточной войне, вряд ли бы смог состояться как популярный публицист. В те годы мало кто мог поспорить с тем, что империи нужны реформы, но все изменилось после польского восстания в 1863 году. Российский либерализм раскололся на польском вопросе и многие из единомышленников Суворина перешли в консервативный лагерь. Да и как было удержаться на прежних позициях, если отмена крепостного права не дала ожидаемых быстрых и положительных результатов (ну, для примера, как чубайсовская приватизация), дворянство нищало и уже начинали постреливать террористы. А тут еще эти инородцы на окраинах грозили отложиться и ненавидели Россию.
Однако, вплоть до середины семидесятых годов Суворин оставался верен старым знаменам, но, пожалуй, скорее из личного неприятия наиболее видных - в прессе - лидеров общественного мнения консерваторов. Мещерского он просто презирал, как гомосексуалиста, а Каткова не любил за менторский тон последнего и претензию представлять мнение правительства. Да и финансовое положение Суворина еще не было столь надежным, чтобы бросать свой стан и переходить в неприятельский.
Рубиконом стала новая война с османами. К моменту ее начала "Новое время" уже существовало несколько лет и постепенный переход издания от умеренного либерализма к умеренному же консерватизму был заметен, но именно война окончательно оформила взгляды Суворина. Он стал русским националистом, что по тем временам было достаточно оригинальным явлением. Монархистов, в псеводнародном стиле времен никогда не существовавшего царя Гороха, было полно - славянофилов (в том числе и пан) - тоже, а вот русских националистов почти и не было.
А вот Суворин стал именно что националистом. К монархии он относился скорее с симпатией, но не потому что она была исконно русской формой правления, потому что монарх, в его понимании, был фигурой по определению независимой и способной в нужный (важный) момент встать над злобой дня сего. "Персонально" к Романовым он никакого пиетета не испытывал да и, похоже, династию откровенно недолюбливал, выделяя лишь третьего Александа за его подчеркнутую "русскость". Любопытно, что Суворин уделял много времени изучению гибели царевича Дмитрия в Угличе, полагая того спасшимся - судя по всему, да династия привлекала его много больше романовской.
Но, будучи монархистом, он не был реакционером, не считал саму идею реформ второго Александра ошибкой и не испытывал ненависти к представителькой форме правления, подобно ментору двух императоров Победоносцеву. Наоборот, национализм Суворина в том-то и проявлялся, что он считал русских достойными иметь собственный парламент - Земской собор, как... верно, было до Романовых. Суворин возмущался тем, что окраины богатели (Польша, Финляндия, Кавказ, даже Малороссия), а центр, русский центр империи, хирел. Негодуя на горчаковскую дипломатию, "упустившую Царьград", он переживал вовсе не о братушках (сербов, кажется, Суворин откровенно презирал, да и болгар не любил), а о военно-стратегических целях, как сказали бы сегодня, не достигнутых той войной. Таким образом, национализм Суворина не был лубком, да и вообще выбивался из принятых рамок - несомненно считая русских "особенным народом", он вновь и вновь жестко бичевал их недостатки - лень (сам Суворин был законченным трудоголиком), нелюбопыство, неграмотность и т.п.
С начала девяностых годов к национализму прибавился и антисемитизм. Судя по всему, именно Суворин подарил погромщикам начала 20 века лозунг "нужно бить жидов сегодня, иначе завтра мы будем чистить им сапоги". Опасаясь за будущее "неразвитого русского народа", он обратил свое оружие против мирового еврейства, процируя собственные страхи в виде апокалиптических картин ужасного будущего, в котором скупившие бы всю мировую прессу и, конечно же, правительства евреи заправляли бы фейсбуком, гуглом и ютубом всем миром. В данном случае, Рубиконом было дело Дрейфуса, которого Суворин искренне считал изменником и возмущался единодушием, с которым французские евреи (и скупленная ими пресса) защищали "своего". Еврейская опасность стала одной из основных - не наиболее частых, но все имевшихся ввиду - тем. Конечно, в этом он был не одинок - застойное общественное и политическое положение России создавало прекрасную атмосферу для проецирования подобного рода фобий и "Протоколы сионских мудрецов" появились не на пустом месте. Империя как будто бы стояла на вершине мира, а счастья, то бишь ощущения "золотого века" - не было. "Подаренные поляками" евреи, с их вековыми навыками самоорганизации, превразались в нечто зловещее и тайное. Например, похожие фобии в свое время испытывал Бисмарк, с недоверием относившейся к католической и социал-демократической организациям Германии - массовые политические объединения, да еще и со своими "ритуалами", были тогда в новинку и вызывали подозрения даже у такого здравомыслящего практика как германский канцлер.
Алексей Сергеевич, не любивший Витте и не уважавший Николая, тем не менее считал экспансию на Дальний Восток самым важным российским внешнеполитическим шагом со времен петровского наступления на Север. Империя, полагал Суворин, должна прочно утвердиться на выходах к Тихому океану и если для этого придется аннексировать часть Китая и победить японцев то, что же - так тому и быть. Надо заметить, что "военная тема" была одной из немногих, за которую Суворин не слишком волновался. История России казалось ему достаточной порукой того, что империя выйдет победительницей в войне с "жалкой Японией". Исход войны, к событиям который он был до жадности внимателен, представлялся ему неизбежной победой России.
Тем горше было разочарование.
февраля -
Чего мы ищем там, на Дальнем Востоке, какие наши цели и насколько они жизненны и важны? Вот вопросы, на которые должен быть серьезный ответ. Ни честолюбие, ни национальная гордость, ни обиды, обращенные к нам глупыми или умными, ничто скоропреходящее, суетное не должно служить нам руководством. Холодный, все взвешивающий разум и цели борьбы — вот что должно решить вопрос о мире или о войне. Если цели велики, если они стоят борьбы, если противник крепко уперся лбом в столб своей самоуверенности и превосходства, то что ж тогда делать? Трагедия так трагедия...
февраля -
И Япония не знает России, и Россия не знает Японии. Два крепких народа — две неизвестные величины, и обе готовы вступить в борьбу. Судьбы истории натолкнули их друг на друга и приблизили. Может быть, Европа и Америка думают отодвинуть их и отбросить назад, заставив истомиться и ослабнуть в борьбе, чтобы самим расцвесть и усилиться. Может быть, предстоящая трагедия заставит Японию и Россию узнать друг друга, оценить и разбить все ожидания Европы... Деятельность идет изумительная... Все поднялось на ноги, все озабочено, все действует с той разумной торопливостью, которая говорит о внутренней силе военного государства. Армия собирается грозная и сильная. Мы встретим японцев не так, как встретили турок в 1877 г. Много воды с тех пор утекло и много прибавилось опыта, знания, осторожности, предусмотрительности. Поднялись нервы, светлее головы, ярче и деятельнее мысль. Мы завоевываем будущее. Мы становимся на страже европейской цивилизации и на страже нашего собственного развития. Кто безумный будет класть палки в колеса государства в эти трудные и торжественные минуты, тот ответит перед современниками и нашими потомками.
февраля -
Какой ужасный день. В жизнь свою я не переживал такого дня! Вот она, война, беспощадная, мрачная, кровавая. Война с азиатами настоящими, с язычниками, у которых своя нравственность, свои правила, своя дипломатия. Все прочь, что выработалось европейской историей, прочь всякое благородство, выжидание объявления войны. Решительный удар до объявления войны. Надо удивить и поразить. Застать противника внезапно. Все приготовить, занять позицию, отозвать своего представителя из Петербурга и нанести удар, как наносят его кинжалом из-за угла. Два броненосца по выбору, лучших два броненосца должны были выбить из строя, и один крейсер. «Японские миноносцы произвели внезапную атаку на эскадру», говорит телеграмма генерал-адъютанта Алексеева. Внезапность и есть то самое, что или погибает, платясь за свою смелость, или губит. Для нас, простой публики, эта телеграмма не говорит ничего, кроме холодного ужаса. Она — такая краткая и такая безнадежная. Надобна была русская искренность и вера в русский народ, чтобы ее напечатать. Мы почувствовали только удар в нашу грудь, в наше сердце, почувствовали до обидных слез.
февраля -
Японцы очень общительны, чтобы не сказать болтливы, и весь свой горячий патриотизм высказывают сполна. Они возьмут Порт-Артур, Владивосток, овладеют Сахалином, наш флот частью уничтожат, частью возьмут в плен и, сев победителями на наших берегах, как Наполеон сел победителем в Москве, станут ждать просьбы о мире. Англия и Америка поддержат их демонстрациями своего флота и своими внушительными нотами, в которых будет сказано, что долее войну продолжать нельзя, что она мешает их торговле и Россия должна смириться...
февраля -
Государь назначил Куропаткина... Эти три слова сказали много, много, много. Сказали сердцу и уму русского человека. Имя это произносилось давно. Оно было на устах, в помышлениях. Оно ответило общей жажде русских талантов. Таланты необходимы, настоящие, не призрачные, не величающиеся преждевременно. Русская земля росла талантами, прославилась ими, и будет ими расти и славиться. Я знал А. Н. Куропаткина еще в небольших чинах, в скромной доле. Потом это имя связалось с именем Скобелева и росло и росло. Ничего фейерверочного, кричащего, ищущего популярности. Что-то спокойное, крепкое, вдумчивое, деятельное без всяких фраз, без всякой самонадеянности, но не устающее работать, изучать и верить в рост своей родины и ее великие задачи. Русский человек, в полном смысле этого слова, поднявшийся благодаря своим дарованиям и труду. Мужественный воин, получивший несколько ран, доказавший свою храбрость и свой выдающийся ум в боях, в трудных походах на Балканах и в Азии, в Геок-тепе, Туркестане, в Кашгарии, он знаком с азиатами как нельзя лучше. Военный писатель, он изучил Алжирию, был в степях Сахары, исследовал битвы и движения войск. В военных и морских кружках, в литературных и общественных имя Куропаткина произносилось, как боевой лозунг настоящего времени. Никакое другое имя не ставилось рядом с его именем. В него уверовали не мгновенно, не выкриком каким-нибудь, а путем постепенных и возраставших непрерывно его заслуг в течение многих лет. И уверовали крепко, как в умственную силу, как в настоящий военный талант.
февраля -
И вдруг дьявол поднялся на Востоке, на Дальнем Востоке, куда мы спешили с головокружительной быстротою, точно нас толкала туда какая-то неведомая сила. Дьявол притворился смирным, поджал хвост, опустил рога и, высунув на бок лживый язык, моргал кривыми глазами, в которых светился зеленый огонь. Цивилизованный дьявол, приятный, скромный дьявол,— думали мы. А он подкрался и выпустил горячее пламя и оно обдало нас и обожгло... Обожгло Россию, обожгло весь русский народ. Заболели наши раны, русская кровь полилась, смерть разинула свою пасть и поглотила первые жертвы, облитые слезами отцов и матерей...
А я хочу только повторить и напомнить то, что говорил еще в начале ноября: «Если Япония начнет войну, Россия примет войну и будет биться, как бились наши славные предки. Она поставит на карту все, чтобы отстоять себя и свое значение. Если бы даже начался военный европейский катаклизм, если бы смешалось всё и всё полезло на нее, она положит оружие не прежде, чем с честью выйдет даже из такой страшной войны. Русское чувство заговорит громко и горячо и соединит всех под русское знамя!» И так оно есть, и так это будет.
В дневнике -
Много воды утекло, много изменилось. «Русь» издается хорошо. Война ей помогла и поможет. С «Нов. Вр.» постоянная полемика и нападки. Сам Леля напечатал наставление мне за то, что я назвал японцев дьяволами с зелеными глазами. «Это — лубок», сказал он. Пускай лубок. Но и для лубка нужен талант, а в статьях Лели его очень мало. Он умен, но таланта мало. Может быть, он организатор хороший.
Сегодня С. С. Татищев приходил ко мне от Плеве. Государь согласился принять депутацию журналистов на условиях: чтоб не было евреев и чтоб был Суворин. — «Государь полюбил вас, — говорил Татищев. — Он читает вас. Вы тронули его сердце. Императрицы тоже читают и Плеве вторит государю. Дело идет о том, чтоб наградить вас. Хотят вам дать Владимира на шею».
Я вскочил, как ужаленный. «Как, мне орден? Да это, значит, убить меня, закрыть мне рот навсегда. Я откажусь от ордена, если мне его дадут. Ничего другого мне не остается». Татищев обещал мне — сказать Плеве, что это надо оставить. Награды? Вот, они — администраторы! Господи, помилуй меня от них. До сего дня я не думал никому не понравиться. Я рад был, что публика меня читает. Это — моя лебединая песня. Тоже было в 1876, когда началась сербская война. И тогда я воодушевлял и теперь. Это начало и конец. Боюсь, что этих нервов не надолго мне хватит. Совсем истреплются, и тогда беда газете. Мне ее жаль. Не вижу преемников.
"Леля" - это Алексей, сын Суворина, разругавшийся с ним из-за редакционных дел. Печатался под псевдонимом Порошин.
Тот самый дьявол с зелеными глазами?
марта -
России придется или бросить военные порты, устроенные с такими огромными расходами, или вести войну, совершенно похожую на Крымскую войну и с таким же исходом. Вот как говорят гг. пруссаки, очевидно, люди с даром пророчества. Хотя сухопутные силы России, рассуждают они, в десять раз больше, чем сухопутные силы Японии и Англии, но расстояние портит все дело.
марта -
Мы далеко ушли даже после войны 1877-8 гг., мы выросли в своем русском самосознании. Что тогда было на степени инстинкта, то теперь обратилось в крепкое убеждение. Мало того, мы желаем, чтоб весь мир видел нас в этом одушевлении и считался с нами, как считается он с русской литературой. В той безграмотной и крепостной России было немало элементов неподвижности и застоя. Теперь этого нет. Мы выросли, и с нами следует обращаться даже гг. англичанам как с равными. Да, как с равными. Россия стоит во всеоружии своей силы и громкого проявления своего искреннего и глубокого патриотизма не на словах, а на деле.
И вот это следует знать корректным, искренно корректным людям Англии, если они действительно есть, и, посылая в Петербург нового посла, надо посылать его не для наблюдения над «антибританскими чувствами» русских войск - никакой посол тут ничего не сделает - а для выяснения и утверждения той британской корректности, в которую «вполне верит русское правительство и в частности министерство иностранных дел». Довольно унижений. Россия требует, чтобы к ней относились, как к равной, относились честно и прямо. Добро пожаловать! Take it and welcome!
марта Суворин отправляет письмо Дэвиду Фрэнсису, президенту Всемирной выставки в Сент-Луисе и будущему послу США в Российской империи -
Милостивый Государь,
Благодарю вас за любезное приглашение участвовать на заседаниях парламента печати всего мира, которые состоятся во время выставки в Сен-Луи. Считаю долгом уведомить вас, что я не могу принять вашего приглашения по весьма веским основаниям: Россия вовлечена теперь в войну с Японией и, не говоря о многом другом, я предпочитаю занимать в эго время свое место не в столь обширном, но дорогом моему сердцу — парламенте русской печати.
Я живо помню критические годы междоусобной войны Северных и Южных Штатов, слышу в исторической дали сочувственный американскому народу голос всей русской печати того времени, которая, благословляя освобождение от рабства миллионов русского народа, в то же время горячо стояла за неприкосновенность, целость и единство великой американской республики, и голос нашей печати не был гласом вопиющего в пустыне, ибо русская держава оказала тогда Северу существенную политическую помощь. Сопоставляя с этим образ действий американской печати и правящих сфер республики в настоящий момент, я не могу не упомянуть с горечью о резком контрасте. Ваша печать обнаруживает прямо враждебное отношение к России. Но сами вы, северные американцы, ведете колонизационную политику и распространяете свое влияние на весь Новый Свет, в чем мы вам никогда не мешали до сих пор и не намеревались мешать и в будущем; но не думайте, что вы сделаете благое дело, если станете нам поперек дороги в нашем колонизационном движении в пределах Северной и Восточной Азии. Откуда у вас вдруг такой живой интерес к той самой Манчжурии, которую вы почти совсем не хотели знать всего два десятка лет назад и к которой вы были совершенно равнодушны до постройки нами там железной дороги, сооруженной, с большими жертвами русским народом, на деньги, собранные посредством налогов? Сооружая этот великий путь, Россия купила на многие миллионы железнодорожного материала у Соединенных Штатов и шла навстречу их высоко развитой промышленности; открывая новые страны, шла как мирная союзница в общем культурном деле белой расы, а не как враждебный соперник. Если бы нужен был мой голос в парламенте печати всего мира, я ничего бы не выразил более искреннего и задушевного, как передав желание всего русского общества, чтобы могущественная печать Соединенных Штатов побудила правящие сферы республики подвергнуть пересмотру их политику на Дальнем Востоке по отношению к России.
Желаю вам всего лучшего.
марта -
По-моему, для России война эта страшно важна. Может быть, она преждевременна, слишком внезапна, но она — большого значения для России. Она важна потому, что Россия не может отступать от своих целей. А цели эти несомненно поставлены произволом ли людей, или историей, которой повинуются люди невольно. Занятый нами берег Великого океана - это конечная цель наших завоеваний. Великий океан с теплым морем - это предел наших военных усилий, это конечная и прочная граница нашей Державы. Нужна ли нам Маньчжурия, об этом Россия может сказать только после победоносной войны, не ранее и не иначе. Ни один русский дипломат не имеет права сказать: нет, потому что Россия прежде всего должна победить во что бы то ни стало в этой войне. Она могла не победить под твердынями Севастополя, могла бы не победить Турцию в 1878 году. Все это было тяжело и могло быть тяжело. Но там мы не ставили на карту все наше значение, как великой и образованной державы. А теперь мы его ставим. Или мы действительно великая держава, недаром стремившаяся в Азию для своих культурных целей, недаром тратившая силы и деньги своего народа, рассчитывая на его развитие и власть русского разума, или все это было какое-то глубоко-трагическое недоразумение, а во мнении цивилизованного мира - трагико-комический фатум, достойный смеха? Вот перед нами какая роковая задача. Или мы победим, и победим тогда не Японию только, но окончательно победим и все страны, приобретенные нами в течение двух веков, победим предрассудки Европы относительно России, или мы будем побеждены и тогда будем побеждены для всего мира, для Турции, для Кавказа, для наших среднеазиатских владений, для влияний на Балканском полуострове, для всего славянства, которое чует в России старшую и сильную сестру, для всех других врагов, наконец.
марта -
Я многое прочел в последнее время об Японии. Все это чтение убеждает меня, что перед нами противник серьезный и, возможно, что этот противник будет таким же вековым, как Турция. Из рескрипта государя императора к А. Н. Куропаткину, мы знаем, что он считает эту войну тяжелой; из речей А. Н. Куропаткина, обращенных к представителям разных общественных групп, мы знаем, что командующий Маньчжурской армиею не скрывает от себя трудностей этой войны и просит терпения и терпения...
Скоро ли кончится война? Общее мнение, что она будет долгая. Франция убеждена, что одолеет Россия; Англия убеждена, что одолеет Япония.
Чемпион Европы, к слову, это вовсе не "лучший". Правильный перевод - боец, представляющий Европу.
марта -
Вы читали статью г. Добрышина о том порядке, в каком перевозятся войска. Почти немецкая аккуратность и русская догадливость и сноровка. Все это доказывает, как выросла наша армия. Но пространство, пространство,— вот что остается, но с весенними лучами и оно сократится. Начинают ожидать битвы на суше. По крайней мере, за границей говорят, что она должна произойти на этих же днях. Произойдет ли, это еще едва ли кому известно. Командующий Маньчжурской армией недаром говорил о терпении. Но несомненно мы подвигаемся к тому, что называется настоящей войною.
апреля -
Как смели японцы начать войну против России? Именно: как они осмелились, как они могли осмелиться? Вот какой вопрос приходит многим в голову. Ведь как никак, а Россия двести лет живет европейской жизнью. В это время она развилась в огромную империю; больше ста лет начала иметь академии и университеты, обзавелась искусством, литературою, наукою, просвещением вообще в такой степени, что уже есть у нас традиции европейской культуры. О военной истории России нечего и говорить. Россия воевала гораздо более, чем надо было, и притом нередко просто за понюх табаку, притом скверного. И где только и с кем только она не воевала.
...
Во всеобщей истории едва ли был когда случай подобного соединения противоположностей Но эффект удара проходил. Мало-помалу стали получаться известия о подвигах моряков. Подвиг «Варяга» явился какою-то блистательною победою. Это в самом деле было блистательное мужество, вышедшее навстречу предательству. Другая яркая, другая блистательная победа одержана была русским обществом. Да, господа, это была победа, этот необычайный подъем патриотизма, вызванного оскорбленным народным чувством, блистательная победа в глазах всего мира, который лгал и смеялся над нашей родиной и ждал, что она рухнет, как колосс на глиняных ногах; это была победа над равнодушием одних, противодействием других, революционными затеями некоторых. Все встало не с гамом, шумом и хвастовством, а с каким-то твердым и несравненным чувством любви к родине; эта любовь закричала во всех сердцах своих сынов и дочерей: «Родина в опасности! Отечеству грозит беда!» Вот что всех соединило и влило благородство и твердость в русские души. И Россию можно победить, когда ее мужественная армия чувствует за собою мужественную и деятельную Россию, и можно унизить Россию до того, что она станет просить мира, обратится к посредничеству держав, всегда готовых расставить предательские объятия? Да никогда... Я как-то сказал и притом с оговорками, что только «Россия- победительница может в своем великодушии» отдать Корею под протекторат Японии. И в ответ я получил протестующие письма. Чтоб Россия- победительница могла уступить Корею Японии — да это было бы «преступление перед родиной»...
апреля, после известия о гибели броненосеца "Петропавловск" и адмирала Макарова -
Бог испытует нас несчастиями, одно другого тяжелее и ужаснее. Иного названия, как страшное, невыразимое несчастие, нет для того горя, которое разразилось вчера над Россией. Это — не бой с неприятелем, не поражение, это никогда не бывалое во всемирной истории несчастие, никогда, с тех пор, как существуют флоты. Чтобы командующий флотом вместе с кораблем, на котором он был, вместе со своим штабом, с этими избранными морскими офицерами, со всем экипажем, который состоял не менее, чем из шестисот человек, погиб в одну минуту — этого никогда не бывало.
...
Вчера не только плакали, но и рыдали. Я не говорю о родных и близких погибших. Их слез не пересчитаешь. Я говорю просто о русских людях, которые глубоко чувствуют и не могут выносить таких страшных потерь, которым не находишь объяснения в телеграммах и которые вносят в угнетенные души тем более смущения.
Я набрасывал эти строки вечером. Передо мною новая телеграмма «Правительственного Вестника». Она и сегодня ничего не объясняет, но прибавила, что миноносец «Страшный» погиб в бою и что «при перестроении эскадры броненосец «Победа» получил удар миной в середину правого борта». Чьи же это мины? Неприятельские, которые он всюду раскидал, или наши, которые мы ставили для заграждения порта?
Во всяком случае, я не понимаю краткости телеграмм, кроме знаменитого извещения Суворова: «Измаил у ног вашего величества». Я говорил об этой краткости после злополучной январской ночи, когда наши броненосцы были ужасно поражены. И новое несчастие приносится такими же краткими телеграммами. Разве родина-мать не крепка и не сильна, чтоб встретить всякое известие, как бы оно горько ни было, во всей его полноте и причинности? Разве у матери-родины нервы такие, как у родной матери, у жены, у невесты, которых приготовляют к совершившемуся несчастию медленно, постепенно, боясь убить известием? Родина смотрит выше и дальше, она требует жертв и умеет приносить жертвы своими сынами и своим достоянием. Она откликнулась всем сердцем и всем разумом на призыв своего государя, печаль которого мы все глубоко чувствуем, как он чувствует печаль своей родины. Она стоит перед ним твердая и мужественная, готовая постоять за русскую честь до конца. Кто не знает, что большое несчастие поднимает благородные души на такую высоту, на какую только способен человек подняться. Испытание, посланное нам, дошло до своего предела и раскроет всю силу русской души, всю русскую энергию — эту великую добродетель народов.
апреля -
Мне хотелось сказать об одной депеше из Порт-Артура корреспондента Торгово-телеграфного агентства, от 1 апреля. Депеша начинается так: «Петропавловск» погиб... Обидная, злая неудача, случайность, которая не знаменует несчастия!» Во-первых, это довольно безграмотно выражено, во-вторых, бездушно и формально понято самое «несчастие». Далее следует: «Тихоокеанский флот по-прежнему остается грозной силой, уменьшенной лишь боевой единицей». Я готов думать, что это сочинено в редакции Торгового агентства, а не в Порт-Артуре, ибо не могу себе представить, чтобы там, где случился этот ужас и это горе, нашелся такой равнодушный человек, который мог бы написать строки, полные холодного чувства, прикрытого якобы патриотическими фразами, выраженными таким якобы русским языком:
«Плоть и кровь наша скорее ляжет костьми, нежели мы дадим врагу торжествовать». Говорится: «мы ляжем костьми», а такого выражения, чтобы «плоть и кровь ложилась», я не встречал во всю мою жизнь. Искреннее чувство говорит просто, а нет слов, оно плачет или молчит, но лицемерное ищет как бы покудрявее и забористее сказать и выходят фразы для сборника курьезов... Исчезла только «боевая единица». Гибель большого броненосца вместе с адмиралом, одним из талантливейших наших людей, вместе с другими талантливыми русскими людьми, офицерами, русским знаменитым художником и сотнями матросов — это не несчастие, это только — исчезновение из флота «боевой единицы». Флот остается таким же «грозным», но уменьшенным только «единицей». И эта белиберда напечатана не в одной какой газете, а решительно во всех русских газетах, как телеграмма из Порт-Артура, куда тянутся теперь глаза всех читателей. Г. Миллер, директор агентства или его порт-артурский корреспондент стремятся к литературности, что ли? 2 апреля телеграмма того же агентства, заимствуя путаные подробности из «Нового Края» о битве 31 марта, вещала, что «Петропавловск» погиб и... на его месте плескались волны». Это прямо из бульварного романа. Разве корреспондент (мнимый?) видел, как плескались волны? Он просто сочинял о том, чего не видел, не испытал и если это действительно корреспондент, то он даже на самом месте несчастия не почувствовал того, что почувствовал весь образованный мир и вся Россия вдали от несчастия. Русскому обществу необходимы с места верные и подробные известия, оно жаждет их, а телеграфные агентства, пользующиеся всевозможными привилегиями и казенными пособиями, дают ему какую-то сомнительную литературу и увещания, изложенные на сомнительном русском языке. Флот «уменьшился лишь боевой единицей»... Да разве, господа телеграфные литераторы, единицы флота так же равны между собою, как пуговицы на ваших сюртуках? Разве их так же легко заменить, как эти пуговицы? Да если бы они были даже равны, разве не несчастие потеря каждой флотской единицы? Сознавать несчастие не значит не любить родину, не значит не верить в русскую силу. Сознание — великое дело, как в счастии, так и в несчастий. Оно просветляет умы, оно научает, оно верно указывает на ошибки, на повелительность их исправления, на халатность одних, равнодушие других, на упорство всезнаек и всеуказчиков, которые не хотели верить даже аксиомам в техническом деле, как выразился раз покойный Макаров в «Морском Сборнике» по поводу того же «Петропавловска», на котором он погиб. Сознание укрепляет патриотизм, а не разрушает его.
апреля -
У наших моряков мужества хоть отбавляй. Русские люди всегда умели умирать и доказывают это и теперь блистательно, блистательнее, чем наши противники. Сии последние как будто даже трусят. Смотрите, в самом деле, как они всегда далеко стоят от наших береговых батарей, как избегали постоянно боя, как стараются в этой чисто «машинной» войне быть в количестве больших боевых единиц. Они нисколько не стыдятся бороться вшестером против двух, как с «Варягом» и «Корейцем». Наши миноносцы действовали доселе как-то в одиночку. Мало ли их, что ли, у нас, или они сгорали желанием показать, что они мужественны и готовы умереть. Так было со «Стерегущим», так было со «Страшным» и с другими. Японцы умели выслеживать это одиночество или заманить хитростью отважных и сейчас же нападали вчетвером или впятером, окружали и губили. Всюду они стараются как можно менее рисковать, чтоб повернее нанести удар.
апреля -
Зачем понадобились Англии Корея и Маньчжурия? У ней там никаких торговых интересов нет, а мы ничем не нарушаем ее интересов на юге Китая. Неужели железная дорога, построенная нами, дает Англии этот аппетит и на севере Азии? Неужели она непременно хочет следовать своей старой политике вмешательства и возбуждения одной страны против другой, чтоб оторвать себе где-нибудь новый кусок? Не будет ли ошибкой самый союз Англии с Японией, если Господу угодно будет дать нам победу над Японией? Ведь уязвимая пята у Англии есть, и она это очень хорошо знает, и Россия имеет возможность ударить именно по этой пяте, если обстоятельства нас принудят. В каком бы соглашении ни находилась Англия с Францией, но французский народ будет за Россию и не изменит ей в трудные минуты, а Россия доведет свое дело до конца. Не уступим же мы своего положения великой державы, своего значения в Азии иначе, как истощив все свой средства военные и финансовые. Ведь это понятно всякому русскому. Англия — великая патриотка, повторяю. Только патриотизмом, только страстною любовью к родине она приобрела все, что имеет, не исключая своих прогрессивных учреждений. Уважение к ней с этой стороны ничем неуязвимо. Ученица Европы, несовершенная еще конечно, Россия растет в этом же патриотизме сознательном и сильном и не может не только принять, но даже нуждаться в английском посредничестве. Говорить о соглашении, когда Англия находится в союзе с воюющей с нами Японией... Да не смешно ли это?
...
Весь пост в ЖЖ не влез (о, конечно, зачем в ЖЖ большие тексты?), поэтому прошу по ссылке на дрим.
Взято: Тут
396