Ceregamand
Что такое чувство юмора, откуда оно берется и есть ли от него прок ( 4 фото )
Почему ты так трагически зеваешь, когда вокруг все хохочут, и почему некоторые люди совсем не умеют шутить, а другие — понимать шутки.
У одного человека умер младенец. В день похорон собрались все родственники, пришли также соседи и друзья, чтобы поддержать несчастную семью. Отец, смотря на собравшихся во дворе людей, шепотом говорит жене: «Дорогая, тебе не кажется, что это как-то неловко — выносить такой огромной толпе такого маленького мальчика»?
Этой довольно-таки черной шутке примерно две с половиной тысячи лет. В «Филогелосе», сборнике анекдотов той поры, она значится под номером 40. Благодаря «Филогелосу» мы знаем, что меняется все: одежды, расы, нравы, эпохи и традиции, а вот юмор остается практически неизменным. Множество слегка переиначенных шуток «Филогелоса» мы регулярно слышим из уст очередного тамады, ведущего свадебное застолье.
При этом от человека к человеку и от аудитории к аудитории понимание того, что такое «смешно», может меняться колоссально. Поклонник тонкой иронии Джейн Остин попытается вскрыть себе вены на пятнадцатой минуте «Петросян-шоу», а любители «Тупой и еще тупее» после смерти за грехи свои попадут на бесконечную ретроспективу фильмов Вуди Аллена.
И, кстати, дело тут не только в образовании и тонкости воспитания.
О попавших в рот смешинках и разогретой публике
Наша способность воспринимать смешное возрастает во время тренировки. Причем это происходит как на протяжении всей жизни (в среде остроумцев даже самый несмешливый человек постепенно приучается если не шутить, то хотя бы смеяться), так и в отдельно взятый момент. Эффект гистерезиса (возрастание готовности системы к отклику) при смехе многократно подтвержден экспериментами, но и без того любая мать знает, как тяжело утихомирить расшалившихся, бьющихся в истерике детей, которые смеются уже просто от любого произнесенного слова. И любой комик подтвердит, что хорошо разогретая и уже многократно намочившая стулья в зале аудитория даже на самый древний анекдот ответит дружным хохочущим воем.
Теория превосходства
Те самые две с лишним тысячи лет назад мыслители уже пытались ответить на вопрос, что такое по-настоящему хорошая штука. Так возникла одна из первых теорий юмора, которую принято называть «теорией превосходства». Между прочим, в ее создании приняли участие Сократ, Платон и Аристотель, то есть самые светлые головы были кинуты на этот важнейший для выживания человечества вопрос. Практически единогласно было решено: смешно — это когда кто-то получает древнегреческим тортом по древнегреческой роже. Дескать, нам нравится смеяться, глядя на глупости и безумства других, потому что в этот момент мы чувствуем себя умнее и круче этих жалких смешных людишек. Например, процитированный в первых строчках этой статьи анекдот, согласно данной теории, смешон потому, что мы чувствуем себя куда умнее и нравственнее, чем его герой, который не понимает сути похоронной церемонии и готов задавить самые горькие свои чувства, боясь выглядеть нелепо.
Эта теория очень долго считалась единственно верной, и от этого здорово не поздоровилось юмору вообще. Раз юмор, по сути, всегда насмешка над другим, то он изначально жесток, оскорбителен и не приличествует достойному человеку. Христианство полностью соглашалось с этой точкой зрения: святые не хихикают, зато бесы хохочут и скалятся, смех — это грех и болезнь духа. Образ рыцаря, который неудачно пошутил и потерял все, начиная от невесты и заканчивая собственной душой, — чрезвычайно популярная средневековая фабула (и вспомним, что именно так возник Коровьев в «Мастере и Маргарите» Булгакова). В общем, «Горе вам, так смеющимся ныне, ибо восплачете» (Лк 6:25). Да и сегодня огромное количество людей согласно с этой теорией и с пеной у рта настаивает на том, что есть вещи, над которыми смеяться нельзя. И список этих вещей у них обычно так объемен и политкорректен, что включает если не всю нашу Галактику, то, по крайней мере, видимую ее часть. Смеяться нельзя над расами, нациями, стариками, мертвыми, религиями, идеалами, историей, детьми, женщинами, инвалидами, серьезными предметами… Именно потому, что эти люди воспринимают любой юмор прежде всего как издевку, пренебрежение, демонстрацию превосходства.
Теория несоответствия
Впрочем, у теории превосходства в конце концов нашлись серьезные противники. Например, такие мыслители, как Кант и Шопенгауэр, которые в свое время горячо заступались за смех и юмор. На основе их высказываний и возникла вторая распространенная теория — теория несоответствия. Поклонники этой теории исходят из того, что если бы смеяться нас заставляло чувство своего превосходства и вид несчастий и слабости других, то ни один безногий нищий не смог бы проползти по улице, не вызвав страшного взрыва веселья. И как просто было бы стать стендап-комиком: выйти на эстраду, обнажить свои язвы… Увы, но так легко лавры на этой ниве не достаются.
Согласно теории несоответствия, смех — всегда реакция на абсурд, на нелепость и неожиданность. И анекдот из «Филогелоса» смешон именно потому, что реакция героя неожиданна и абсурдна: он путает маленького мертвого ребенка и некое грандиозное событие, которое могло бы собрать такую же толпу людей (как вариант — ребенок в сознании отца схож с недостаточно обильным званым обедом для большого количества гостей). И вот эта заминка, заставляющая нас сперва недопонять ситуацию, а потом осознать ее абсурдность, и вызывает у нас такую реакцию, как смех. Под эту теорию, получившую развитие в XIX веке, действительно идеально ложится, например, чисто абсурдистский юмор, все эти лимерики, каламбуры и алисы в стране чудес, которые тоже тогда практически впервые громко о себе заявили (по крайней мере, в литературе). И, кстати, эта замечательная теория прекрасна тем, что совершенно оправдывает почти любой, даже самый черный, юмор, так как не приписывает ему оскорбительного подтекста.
Теория утешения
Под теорию несоответствия самую большую мину заложили, конечно, дети и зверюшки. Хохочущие младенцы, которые не могут осознавать нелепости и неожиданности (ибо для этих свеженьких гостей из ниоткуда даже собственная нога — огромная неожиданность). Веселящиеся шимпанзе, кидающиеся банановыми шкурками в посетителей. Выяснилось, что хохотать умеют и любят даже крысы, которые проделывают это, когда им грамотно щекочут брюшко.
Теория превосходства тоже не сочеталась с заливистым хохотом малюток, которым делают козу. Поэтому пришлось изобретать новую. И к ней приложили руку тоже весьма именитые граждане. Например, философ Герберт Спенсер и даже отец психоанализа Зигмунд Фрейд, развивший ее в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному». В кратком пересказе теория утешения выглядит так: смех — реакция на редуцированную агрессию, на оказавшуюся безобидной мнимую опасность, это мгновенный сброс напряжения, вызванного страхом. Крысу как бы понарошку атакуют, но ее ощущения, скорее, приятные. Ребенок видит рядом с собой другое существо и пугается, но в ту же секунду узнает в этом огромном блине лицо дорогой маменьки и облегченно смеется. Животные в шутку, не по-настоящему, дерутся и таким образом развлекаются. Или, например, толпа, собравшаяся на площади полюбоваться казнью, гогочет над уморительными судорогами повешенного — это опять-таки реакция облегчения: «Слава богу, я не на его месте. Солнце светит, жизнь прекрасна, смерть выбрала не меня. О, гляди-ка, а тут и жареные каштаны продают!» (При этом люди с сильно развитой эмпатией такого облегчения не испытывают, ибо слишком сочувствуют казнимому, — наоборот, они долго пребывают в ужасе и стрессе.) Хохот на похоронах, как показывают нам, например, развеселые погребальные мексиканские традиции, работает не хуже, чем самые громкие рыдания плакальщиц, ибо и то и другое — способ максимально снять стресс, выдать на-гора рекордную норму эмоций и таким образом пережить их.
В свете этой теории анекдот из «Филогелоса» смешон потому, что он заставляет испытать облегчение, избавив нас от необходимости пусть мимолетно, но сочувствовать родителям, ибо те, вместо того чтобы взывать к нашему состраданию, беспокоятся о всякой ерунде. И, кстати, черный, кощунственный, сексистский, расистский и прочий неполиткорректный юмор в свете этой теории имеет полное право на существование, так как больше всего нужен именно жертвам, помогая им справиться со своими травмами. Достаточно вспомнить, что чаще всего про холокост шутят в Израиле.
И кто победитель?
Человечество было бы скучным человечеством, если бы ограничилось всего тремя теориями смеха. На данный момент их уже под сотню, но все они являются результатами разнообразного скрещивания трех основных, упомянутых выше.
Как пример можно взять «теорию разрешения несообразности», популярную в сфере психологии и лингвистики. Согласно ей шутка сначала вызывает у нас дискомфорт своей абсурдностью, а потом с нами случается миг понимания, сразу дающий нам и облегчение, и чувство собственного превосходства (я умный, я допер!). В этом свете анекдот из «Филогелоса» работает так: сперва мы вообще не понимаем, что за чушь несет герой, нас это напрягает, но потом мы понимаем его логику и испытываем облегчение и довольство собой (и шуткой).
Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов, например, так называемую «карнавальную природу юмора», описанную знаменитым русским культурологом Бахтиным. Он полагал, что юмор — это всегда попытка на время сбросить с себя оковы норм, законов и даже разума, этакие вакхические каникулы мозга, которому для освежения порой нужно уезжать на раскрашенной козе из мира фактов, логики и бесконечного «нельзя» в мир, где все шиворот-навыворот и все можно.
То есть это очень напоминает другой многотысячелетний анекдот — о нескольких слепцах, которые пытаются описать слона, щупая его кто за ухо, кто за хобот, кто за ногу. Потому что каждая из этих теорий верна. Но при этом слон остается слоном — огромным, разнообразным, так и не увиденным целиком.
ответов на вопрос «Что мешает людям смеяться?»
Способность воспринимать смешное у всех разная. Существует пять факторов, очень влияющих на эту способность.
Автор текста:Петр Заболотнев
У одного человека умер младенец. В день похорон собрались все родственники, пришли также соседи и друзья, чтобы поддержать несчастную семью. Отец, смотря на собравшихся во дворе людей, шепотом говорит жене: «Дорогая, тебе не кажется, что это как-то неловко — выносить такой огромной толпе такого маленького мальчика»?
Этой довольно-таки черной шутке примерно две с половиной тысячи лет. В «Филогелосе», сборнике анекдотов той поры, она значится под номером 40. Благодаря «Филогелосу» мы знаем, что меняется все: одежды, расы, нравы, эпохи и традиции, а вот юмор остается практически неизменным. Множество слегка переиначенных шуток «Филогелоса» мы регулярно слышим из уст очередного тамады, ведущего свадебное застолье.
При этом от человека к человеку и от аудитории к аудитории понимание того, что такое «смешно», может меняться колоссально. Поклонник тонкой иронии Джейн Остин попытается вскрыть себе вены на пятнадцатой минуте «Петросян-шоу», а любители «Тупой и еще тупее» после смерти за грехи свои попадут на бесконечную ретроспективу фильмов Вуди Аллена.
И, кстати, дело тут не только в образовании и тонкости воспитания.
О попавших в рот смешинках и разогретой публике
Наша способность воспринимать смешное возрастает во время тренировки. Причем это происходит как на протяжении всей жизни (в среде остроумцев даже самый несмешливый человек постепенно приучается если не шутить, то хотя бы смеяться), так и в отдельно взятый момент. Эффект гистерезиса (возрастание готовности системы к отклику) при смехе многократно подтвержден экспериментами, но и без того любая мать знает, как тяжело утихомирить расшалившихся, бьющихся в истерике детей, которые смеются уже просто от любого произнесенного слова. И любой комик подтвердит, что хорошо разогретая и уже многократно намочившая стулья в зале аудитория даже на самый древний анекдот ответит дружным хохочущим воем.
Теория превосходства
Те самые две с лишним тысячи лет назад мыслители уже пытались ответить на вопрос, что такое по-настоящему хорошая штука. Так возникла одна из первых теорий юмора, которую принято называть «теорией превосходства». Между прочим, в ее создании приняли участие Сократ, Платон и Аристотель, то есть самые светлые головы были кинуты на этот важнейший для выживания человечества вопрос. Практически единогласно было решено: смешно — это когда кто-то получает древнегреческим тортом по древнегреческой роже. Дескать, нам нравится смеяться, глядя на глупости и безумства других, потому что в этот момент мы чувствуем себя умнее и круче этих жалких смешных людишек. Например, процитированный в первых строчках этой статьи анекдот, согласно данной теории, смешон потому, что мы чувствуем себя куда умнее и нравственнее, чем его герой, который не понимает сути похоронной церемонии и готов задавить самые горькие свои чувства, боясь выглядеть нелепо.
Эта теория очень долго считалась единственно верной, и от этого здорово не поздоровилось юмору вообще. Раз юмор, по сути, всегда насмешка над другим, то он изначально жесток, оскорбителен и не приличествует достойному человеку. Христианство полностью соглашалось с этой точкой зрения: святые не хихикают, зато бесы хохочут и скалятся, смех — это грех и болезнь духа. Образ рыцаря, который неудачно пошутил и потерял все, начиная от невесты и заканчивая собственной душой, — чрезвычайно популярная средневековая фабула (и вспомним, что именно так возник Коровьев в «Мастере и Маргарите» Булгакова). В общем, «Горе вам, так смеющимся ныне, ибо восплачете» (Лк 6:25). Да и сегодня огромное количество людей согласно с этой теорией и с пеной у рта настаивает на том, что есть вещи, над которыми смеяться нельзя. И список этих вещей у них обычно так объемен и политкорректен, что включает если не всю нашу Галактику, то, по крайней мере, видимую ее часть. Смеяться нельзя над расами, нациями, стариками, мертвыми, религиями, идеалами, историей, детьми, женщинами, инвалидами, серьезными предметами… Именно потому, что эти люди воспринимают любой юмор прежде всего как издевку, пренебрежение, демонстрацию превосходства.
Теория несоответствия
Впрочем, у теории превосходства в конце концов нашлись серьезные противники. Например, такие мыслители, как Кант и Шопенгауэр, которые в свое время горячо заступались за смех и юмор. На основе их высказываний и возникла вторая распространенная теория — теория несоответствия. Поклонники этой теории исходят из того, что если бы смеяться нас заставляло чувство своего превосходства и вид несчастий и слабости других, то ни один безногий нищий не смог бы проползти по улице, не вызвав страшного взрыва веселья. И как просто было бы стать стендап-комиком: выйти на эстраду, обнажить свои язвы… Увы, но так легко лавры на этой ниве не достаются.
Согласно теории несоответствия, смех — всегда реакция на абсурд, на нелепость и неожиданность. И анекдот из «Филогелоса» смешон именно потому, что реакция героя неожиданна и абсурдна: он путает маленького мертвого ребенка и некое грандиозное событие, которое могло бы собрать такую же толпу людей (как вариант — ребенок в сознании отца схож с недостаточно обильным званым обедом для большого количества гостей). И вот эта заминка, заставляющая нас сперва недопонять ситуацию, а потом осознать ее абсурдность, и вызывает у нас такую реакцию, как смех. Под эту теорию, получившую развитие в XIX веке, действительно идеально ложится, например, чисто абсурдистский юмор, все эти лимерики, каламбуры и алисы в стране чудес, которые тоже тогда практически впервые громко о себе заявили (по крайней мере, в литературе). И, кстати, эта замечательная теория прекрасна тем, что совершенно оправдывает почти любой, даже самый черный, юмор, так как не приписывает ему оскорбительного подтекста.
Теория утешения
Под теорию несоответствия самую большую мину заложили, конечно, дети и зверюшки. Хохочущие младенцы, которые не могут осознавать нелепости и неожиданности (ибо для этих свеженьких гостей из ниоткуда даже собственная нога — огромная неожиданность). Веселящиеся шимпанзе, кидающиеся банановыми шкурками в посетителей. Выяснилось, что хохотать умеют и любят даже крысы, которые проделывают это, когда им грамотно щекочут брюшко.
Теория превосходства тоже не сочеталась с заливистым хохотом малюток, которым делают козу. Поэтому пришлось изобретать новую. И к ней приложили руку тоже весьма именитые граждане. Например, философ Герберт Спенсер и даже отец психоанализа Зигмунд Фрейд, развивший ее в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному». В кратком пересказе теория утешения выглядит так: смех — реакция на редуцированную агрессию, на оказавшуюся безобидной мнимую опасность, это мгновенный сброс напряжения, вызванного страхом. Крысу как бы понарошку атакуют, но ее ощущения, скорее, приятные. Ребенок видит рядом с собой другое существо и пугается, но в ту же секунду узнает в этом огромном блине лицо дорогой маменьки и облегченно смеется. Животные в шутку, не по-настоящему, дерутся и таким образом развлекаются. Или, например, толпа, собравшаяся на площади полюбоваться казнью, гогочет над уморительными судорогами повешенного — это опять-таки реакция облегчения: «Слава богу, я не на его месте. Солнце светит, жизнь прекрасна, смерть выбрала не меня. О, гляди-ка, а тут и жареные каштаны продают!» (При этом люди с сильно развитой эмпатией такого облегчения не испытывают, ибо слишком сочувствуют казнимому, — наоборот, они долго пребывают в ужасе и стрессе.) Хохот на похоронах, как показывают нам, например, развеселые погребальные мексиканские традиции, работает не хуже, чем самые громкие рыдания плакальщиц, ибо и то и другое — способ максимально снять стресс, выдать на-гора рекордную норму эмоций и таким образом пережить их.
В свете этой теории анекдот из «Филогелоса» смешон потому, что он заставляет испытать облегчение, избавив нас от необходимости пусть мимолетно, но сочувствовать родителям, ибо те, вместо того чтобы взывать к нашему состраданию, беспокоятся о всякой ерунде. И, кстати, черный, кощунственный, сексистский, расистский и прочий неполиткорректный юмор в свете этой теории имеет полное право на существование, так как больше всего нужен именно жертвам, помогая им справиться со своими травмами. Достаточно вспомнить, что чаще всего про холокост шутят в Израиле.
И кто победитель?
Человечество было бы скучным человечеством, если бы ограничилось всего тремя теориями смеха. На данный момент их уже под сотню, но все они являются результатами разнообразного скрещивания трех основных, упомянутых выше.
Как пример можно взять «теорию разрешения несообразности», популярную в сфере психологии и лингвистики. Согласно ей шутка сначала вызывает у нас дискомфорт своей абсурдностью, а потом с нами случается миг понимания, сразу дающий нам и облегчение, и чувство собственного превосходства (я умный, я допер!). В этом свете анекдот из «Филогелоса» работает так: сперва мы вообще не понимаем, что за чушь несет герой, нас это напрягает, но потом мы понимаем его логику и испытываем облегчение и довольство собой (и шуткой).
Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов, например, так называемую «карнавальную природу юмора», описанную знаменитым русским культурологом Бахтиным. Он полагал, что юмор — это всегда попытка на время сбросить с себя оковы норм, законов и даже разума, этакие вакхические каникулы мозга, которому для освежения порой нужно уезжать на раскрашенной козе из мира фактов, логики и бесконечного «нельзя» в мир, где все шиворот-навыворот и все можно.
То есть это очень напоминает другой многотысячелетний анекдот — о нескольких слепцах, которые пытаются описать слона, щупая его кто за ухо, кто за хобот, кто за ногу. Потому что каждая из этих теорий верна. Но при этом слон остается слоном — огромным, разнообразным, так и не увиденным целиком.
ответов на вопрос «Что мешает людям смеяться?»
Способность воспринимать смешное у всех разная. Существует пять факторов, очень влияющих на эту способность.
Обидчивость и высокие стандарты приличия
Недостаток знаний или сообразительности
Излишняя образованность или сообразительность
Слабое воображение
Принципы
Автор текста:Петр Заболотнев
Взято: Тут
309