«Не все же тебе шастать по пятницам!» Накрасила ярко губы, надела радостное желтое платье, ушла ( 1 фото )

…И она пошла в гости, у них девичник. «Не все же тебе шастать по пятницам!» – строго произнесла жена. Я не спорил, можно и перерыв сделать изредка. Накрасила ярко губы, надела радостное желтое платье, ушла.

Мы поиграли с детьми, потом я их уложил, почитав на ночь про Нильса с дикими гусями. Чудесный тихий вечер. Мне было так хорошо и спокойно, как давно не было. Около полуночи я написал жене: «Когда домой?». Ответила: «Еще посидиммм». Да, с тремя «м» в финале.

Я вымыл посуду, стараясь не греметь тарелками. И понял, что делать больше нечего. Правда, в холодильнике были три бутылки пива, но пива совсем не хотелось. Я лег в кровать. Решил дождаться жену с книжкой. Но уснул.

Меня разбудил грохот. Кто-то из детей, подумал я. Выскочил в прихожую. И столкнулся с женой. Она стояла на четвереньках, словно изображая собаку. «Ты что?» – говорю. «Молния…» – загадочно ответила жена.

– Что?

– Молния! – вскричала она гневно. – Молния!

Она подняла голову: растрепанные волосы, блуждающий взгляд, стоптанные губы. Жена была совершенно пьяна. И не могла расстегнуть молнию на сапогах.

– Не шуми, – говорю. – Дети же… Давай помогу.

– Пшел вон! Ты ни черта не умеешь!

Она попыталась встать и тут же грохнулась снова, ухватившись за плащ на вешалке. Вешалка сорвалась, жену накрыло куртками и шарфами.

– Тут я и посплю, – пробормотала она из-под одежды.

Я понял, что она действительно так уснет. Разгреб шарфы-куртки, поднял жену… Поднял с трудом. Она вообще худая, легкая, но ее болтало во все стороны и по дороге на кухню мы упали с ней вместе еще два раза.

Я дотащил жену до кухни словно дохлую русалку. Посадил на стул, в плаще и сапогах. Жена посмотрела вокруг и сказала: «Надо еще выпить...»

– Не надо, – ответил я и стал расстегивать ей сапоги.

Жена оттолкнула меня ногой. Привстала, распахнула холодильник: «О, пивко, отлично!». Схватила бутылку.

Тут я всё понял. Она меня разыгрывала. Жена просто решила изобразить мое типичное поведение в пятницу вечером. Так, слегка отомстить. Она никогда не напивалась раньше, а прожили мы уже двенадцать лет.

Я встал, скрестил руки и стал насмешливо за ней следить. Ну-ну, актриса, давай.

Жена открыла бутылку и начала быстро пить из горла, морщась. Выпила половину. Взглянула на меня: «Чо уставился?»

– Любуюсь твоей игрой.

– Как же ты мне надоел, а? Всю жизнь испоганил!

Она, наконец, сняла плащ. Бросила на пол. Я увидел ее желтое платье. На нем были два крупных винных пятна. Тут я понял: это не розыгрыш. Женщина может дурачиться сколько угодно, но свое лучшее платье она никогда не испортит шутки ради. Жена действительно напилась.

– Видеть тебя не хочу! – закричала она.

– Тише, умоляю, дети!

– Пусть знают всю правду! – она хлебнула еще пива.

Мне пришлось запереть ее в ванной, где она еще билась об дверь, роняла с тревожным звоном банки, потом, наконец, затихла. Включила кран.

Вышла дочка: «Папа, что с мамой?». Прикрывая спиной дверь, я ответил, что мама просто очень устала.

– Как ты устаешь с друзьями, да? – спросила умница дочь. И ушла, зевая.

Через пятнадцать минут я приоткрыл дверь. Прямо в желтом платье жена лежала в ванной, полной воды. Спала, откинув голову. На полу были осколки.

Не буду описывать, как мне удалось донести жену до кровати. Мучительное зрелище, сталинградская битва в узком коридоре. Желание у меня было лишь одно: накрыть ее огромной подушкой. И долго-долго прижимать подушку к лицу. Но я сдержался. Лег рядом. Было уже четыре утра. Сердце билось в нервной тахикардии. Надо бы корвалолу, подумал я… И тут жена резко меня обняла: «Ну давай!». Что, спрашиваю, «давай»? «То самое! – отвечает нагло. – Мне дико хочется!»

Как же от нее омерзительно пахло. Нет, зря я не использовал подушку. Жена стала набрасываться, я с трудом отбивался: «Слушай, у меня болит голова, я устал, я вымотался, я с детьми целый вечер, я не могу…». Нет, это ее не интересовало. Она меня тискала, жамкала, мяла и говорила: «Давай, быстрее, давай!».

Пытка, мука, садизм. Я не выдержал. Ушел спать в комнату к детям, прямо на коврике. Жена крикнула вслед: «Тогда я пойду к Володьке!». Но мне уже не было интересно, что за Володька. Я сам был истерзанным ковриком.

…Утром меня разбудили веселые дети. Я улыбнулся им, хоть и не выспался. Всё казалось дурацким сном. Я встал, посмотрел за окно: солнце и ранняя весна, хорошо. Тут дочка сказала: «Пап, там мама просит таблетку, воду, чай с лимоном, какой-то уголь, и не шуметь».

Нет, это был не сон. Впереди еще был новый кошмар – похмелье жены.

Где же та большая подушка?

Алексей БЕЛЯКОВ