Ничего не бойтесь ( 41 фото )

- советский диафильм о плавании, 1988 г.

Малыш сидел и грустно глядел в окно. Вода уже подходила к подоконнику, а Карлсон все не прилетал. Не слышно было и родственников. Их давно уже не было слышно. Восемь лет назад папа добровольцем записался в ряды Вестфольдской народной республики и погиб в трех днях от Осло, а мама неудачно воткнула иголку в чей-то газетный глаз и стала жертвой бдительного дядюшки Юлиуса. С тех пор ее никто не видел и еще долго не будет видеть. Братьев и сестер Малыша разнесло по миру: Боссе уехал в Канаду и оттуда боролся со шведским правительством, а Бетан как начала ходить на свидания с мальчиками, так с тех пор и не останавливалась.

А фрекен Бок вошла не в ту дверь и ей переломали ноги.

Из прежних связей у Малыша оставались только Карлсон, который по прежнему жил на крыше, да парочка неразлучных друзей Филле и Рулле. Они не держали зла за прошлое и как-то раз даже поблагодарили Малыша за "путевку в жизнь". Иногда он встречал их в школе, куда бывшие воришки частенько заходили провести урок открытого шведского патриотизма. Причем Рулле всегда приходил без ноги, а Филле - с Рулле. Но все же это были чужие люди. И теперь, когда норвежские диверсанты, а может быть и сам датский кронпринц, про которого очень плохо говорили по радио, взорвали дамбу и вода подступала все ближе, он рассчитывал только на одного человека с мотором.

Вода все поднималась и Малыш начал нервничать. "Где же ты, блядь?" - подумал он, позволив себе грубое словцо. Собственно говоря, хотя все по привычке и называли его малышом, на самом деле Малышу было хорошо за тридцать. Он был небрит, весил килограмм на десять больше положенного, любил побаловать себя мастурбацией и донатил картошке на премиум-танки. Говоря откровенно, Малыш был вполне созревшим долбоебом без определенного рода занятий. Жил он на ренту от сдачи бабушкиного домика и считал это вполне приличным. Почему и нет? Я правопреемник бабки-строительницы! - как-то объяснил Малыш свою позицию Гунилле, которая с тех пор перестала брать трубку.

Вдруг раздалось хорошо знакомое жужжание. Это Карлсон! - подумал Малыш, и это действительно был он. Значительно менее упитанный чем на иллюстрациях, он был заметно плешив и очевидно не молод. Мужчиной в самом расцвете сил его могли назвать только очень слабовидящие люди. Однажды Малыш даже попытался пошутить на эту тему, но едва не расстался с указательным пальцем. Карлсон был крайне обидчив и мнителен. Как-то раз, вспомнилось вдруг Малышу, голубь нагадил ему за воротник и летающий человечек изломал себе все лопасти, гоняясь по всему чердаку за глупой птицей. Тогда ситуацию разрядила банка варенья, но с тех пор как маму забрали "куда следует", с этим делом стало намного хуже.

Вообще, как-то хуево все, - подумалось вдруг Малышу, - не так я себе это представлял.

Влетевший наконец-то Карлсон тоже был не в настроении. Чего сидим? - хмуро спросил он, сделав пару кругов над люстрой. Малыш искренне удивился. Как это чего? - спросил он, недоуменно пожав плечами, - тебя ждем. Спасай давай. Спасай, давай, - передразнил его Карлсон, - ты в мультфильме живешь, что ли? Посмотри на меня, кого ты видишь? Малыш тупо посмотрел на Карлсона. Человека с мотором, - неуверенно ответил он. Именно, блядь - торжествующе вскричал тот, - с мотором! Одним, заметь, единственным мотором на весь Стокгольм. Это называется монополия на полеты, воздушная власть и так далее. Понимаешь?

Ну и? - тупо переспросил Малыш. Хуи! - отрубил Карлсон и сделал еще один круг. Мотор один, а банок варенья - десять тысяч. Тьфу ты, малышей десять тысяч или сто миллионов, статистика дело житейское. Ты в статистику веришь? - вдруг спросил он Малыша. Нет, не знаю, а что? - невпопад отвечал Малыш, как-то сразу осознавший, что вопрос его спасения все еще остается открытым. А то, дорогой мой Малыш без варенья и перспектив, - продолжая нарезать круги под потолком, отвечал ему Карлсон, - что по статистике ты наверняка должен уметь плавать. И раз так, то спасаться ты будешь сам. Ну все, привет родным!

И Карлсон мигом вылетел в окно.

- Стой, сука, - не детским басом заорал Малыш, на полкорпуса высунувшийся наружу, - я плавать не умею! Эй, слышишь?!
- Надо было учиться у родителей, - донеслось откуда-то сверху.
- Они тоже нихуя не умели, ты забыл? Да ты и сам мне говорил, что это все пустяки! Ты говорил, что плаванье для тех, кто летать не умеет! Было?!
- Я не помню, - весело отвечал знакомый голос, - у меня здесь десять тысяч крыш и под каждой живет дурак со стокгольмским синдромом. Я вас, что, всех помнить должен? Привет дяде Юлиусу, кстати.
- Сука ты, сука! Ты на помощь прийти обещал, про десять тысяч лошадиных сил... варенье двадцать лет жрал...

Последние слова Малыш произнес почти шепотом. Жужжание давно уже смолкло и он вдруг вспомнил давно забытую кантовскую максиму: "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих".