nazzguul
Белый генерал ( 2 фото )
- и французы. Скобелев в Париже, 1882 год. К материалам этого и вот этого постов.
Реванш! Реванш!.. Хорошая кампания в хорошей компании.
Тут прекрасно все. В первую очередь галльская пресса, с ее задором, но замечателен и сам генерал М.Д. Скобелев, в могучей тени победителя туркменов которого (sic) терялись современные ему французские и тем более немецкие командиры. Ведь у них за плечами были не среднеазиатские походы и три штурма Плевны, а какие-нибудь пустяшные дела вроде Седана или Орлеана. Можно ли и сравнивать?.. Только Гёбен, с его карлистской молодостью, да еще сам Мольтке, с сирийскими экспедициями, могли бы дерзнуть встать рядом с "самим Скобелевым".
Но они этого почему-то не делали.
Между тем, приехав в Париж, "в заграницу", Михаил Дмитриевич испытал обычную русскую проблему - острый прилив разговорчивости самого свободного покроя. Еще не зная ничего о генерале Буланже и, без сомнения, с трудом представляя себе особенности военного дела странах Латинской Америки, он с необыкновенной легкостью принялся сыпать мнениями, легко срывая овации у французской публики.
Это и не удивительно, ведь бравый генерал был последователен и логичен - война будет, больше я вам ничего не скажу. Государь всецело мне доверяет, но если нет - то и наплевать, дайте только ввязаться в драку. Вопрос стоит просто - или мы вместе с Францией сольем славянские реки в единое море, освободим Царьград и, кстати говоря, вернем Эльзас-Лотарингию, или немцы с инородцами и дальше будут пить из нас кровь, а вокруг будет одно сплошное телевидение, то есть Германия.
Но я говорю вам это приватно, как царский генерал французскому журналисту, понимаете? И так далее.
Почитав такое, невольно начинаешь верить, что "великий полководец" не просто так умер на проститутке несколькими месяцами позднее. Однако, не надо конспирологии - русопятый царь Александр III и в самом деле отличал дурака-генерала, полагая полезным иметь под рукой лихого вояку, особенно когда вся Гатчина окружена нигилистами-бомбистами, только и ждущими возможности запустить в венценосную голову чем-то увесистым, желательно пиротехнического характера. Тут уж и немецкому шутцману будешь рад, не то что Скобелеву.
Поэтому "генеральские интервью" в общем и целом остались без последствий, хотя российскому посольству в Берлине и пришлось немало краснеть, объясняя кайзеру почему в миролюбивой России военные черняевского типа могут беспрепятственно высказываться на любые темы, в отличие от милитаристского Второго рейха, где только отставные генералы от инфантерии und кавалерии могли аккуратно повздыхать на военно-исторические темы в специально отведенных для этой цели журналах. И даже сам Гинденбург, тогда еще совсем молодой, но уже майор, отправлял в газету свои юмористические вирши тайком, как анонимус.
Однако, мы отвлеклись - предлагаю вам пройти под кат и ознакомиться как образчиками французского журналистского стиля эпохи, так и со словами самого М.Д. Скобелева, "великого воплотителя".
"La France" 18 февраля -
В Париже только что произошло событие, чреватое последствиями и знаменующее собой как серьезность событий, разыгрывающихся в австро-славянских областях, так и силу вызвавшего их панславистского движения. Завтра оно сделается предметом обсуждения всей европейской печати. Оно будет рассматриваться, как одно из тех темных пятен, которые столь явственны, что дипломатия только даром теряет время, стремясь их затушевать. Генерал Скобелев приехал в Париж несколько дней тому назад.
Тост, предложенный им на банкете братьям-славянам, - жертвам австро-венгерского угнетения, - приветствие, с которым он обратился к восставшим в Боснии, Герцеговине и Далмации, его панславизм наделали столько шуму в Европе, что император Александр III, несмотря сильное к нему расположение, решился уволить его в отпуск. Мера эта, конечно, должна рассматриваться не как немилость, - может ли быть в России лишен милости герой Зеленых Гор и Геок-Тепе, - но как неодобрение пламенных, пылких, опасных слов, брошенных им по адресу Германии.
Однако, - и это часто подтверждалось на деле, - в национальном вопросе существуют некоторые течения, остановить которые московские самодержцы не в силах. Общественное мнение в свободных странах находит свое выражение в парламенте, на столбцах газет. Там же, где нет ни парламента, ни независимой прессы, там нация в тишине замышляет заговоры, сомкнутой массой движется к своей героической цели. Приходит час, когда император, вопреки своим обещаниям и заверениям, данным его дипломатией, вынужден отдаться на волю вздымающихся волн.
Пробил ли этот час? Наступил ли он теперь так же, как в 1877 году, на другой день после сербской войны. Судить об этом - дело политических кругов. Вчера мы сообщали о свидании с генералом Скобелевым сербских студентов, находящихся в Париже. Вот что сказал этот воин в ответ на их адрес: «Мне незачем говорить вам, друзья мои, как я взволнован, как я глубоко тронут вашим горячим приветствием. Клянусь вам, я подлинно счастлив находиться среди юных представителей сербского народа, который первый развернул на славянском востоке знамя славянской вольности.
Я должен откровенно высказаться перед вами, - я это сделаю. Я вам скажу, я открою вам, почему Россия не всегда на высоте своих патриотических обязанностей вообще и своей славянской миссии, в частности. Это происходит потому, что как во внутренних, так и во внешних своих делах она в зависимости от иностранного влияния. У себя мы не у себя. Да! Чужестранец проник всюду! Во всем его рука! Он одурачивает нас своей политикой, мы - жертвы его интриг, рабы его могущества... Мы настолько подчинены и парализованы его бесконечным, гибельным влиянием, что, если когда-нибудь, рано или поздно, мы освободимся от него, - на что я надеюсь, - мы сможем это сделать не иначе, как с оружием в руках!
Если вы хотите, чтобы я назвал вам этого чужака, этого самозванца, этого интригана, этого врага, столь опасного для России и для славян... я назову вам его. Это - автор "натиска на Восток" - он всем вам знаком - это Германия. Повторяю вам и прошу не забыть этого: враг - это Германия. Борьба между славянством и тевтонами неизбежна... Она даже очень близка. Она будет длительна, кровава, ужасна, но я верю, что она завершится победой славян...
Что касается вас, то естественно, что вы жаждете узнать, как должно вам поступить, - ибо кровь у вас уже льется. Я не буду много говорить об этом, но могу вас заверить, что если будут задеты государства, признанные европейскими договорами, будь то Сербия, или Черногория... одним словом, вы... вы не будете биться в одиночку. Еще раз благодарю, и, если то будет угодно судьбе, до свидания на поле битвы плечом к плечу против общего врага».
Вот с каким доверием относится русский генерал к прочности соглашения, заключенного императорами в целях сохранения европейского мира! Если бы это заявление исходило от какого-нибудь непризнанного панслависта, от агитатора-интернационалиста, от искателя приключений, его можно было бы рассматривать как плод работы, ведущейся славянскими комитетами. Но генерал Скобелев является одним из наиболее популярных людей в Москве. В прошлом он национальный герой без страха и упрека. Мы помним, как нам привелось его видеть черным от порохового дыма, в разодранной одежде, с пеной у рта, когда, дрожа от ярости, он покидал 12 сентября 1877 года им же в свое время завоеванные южные редуты Плевны, когда он возвращался с четырьмя тысячами человек из взятых им с собой двенадцати тысяч.
В 1879 году, когда он в качестве военного представителя присутствовал на больших немецких маневрах в Эльзас-Лотарингии, жители Страсбурга на большом смотру в Кенигсхоферне видели его гарцующим в двадцати шагах от императорского главного штаба, к которому он не хотел примкнуть, и громко хохочущим при виде того, как целые прусские роты теряли сапоги, завязавшие в вязкой почве. Позднее он бросился в океаны песков Центральной Азии, чтобы сокрушить там туркмен. Сама Россия, сам славянский мир говорит его устами; он великий воплотитель национальных требований; московская администрация - москвичам, славянская земля - славянам.
Пусть же теперь дипломаты, размахивая ветвью мира, расточают свои ложные уверения!
"Lе Voltаіге", 19 февраля -
Я имел честь быть вчера принятым завоевателем Плевны, приехавшим на днях в Париж. Доблесть и характер генерала, столь мужественные слова, произнесенные им недавно на одном банкете в России, в которых он называл Германию общим врагом, - вполне объясняют тот большой прилив симпатии, который наблюдается в отношении к нему. Решительный ответ его находящимся в Париже и поднесшим ему адрес сербским студентам заслуживает быть воспроизведенным:
<...>
Не правда ли, всякие комментарии только ослабили бы значение этих патриотических слов? В одной вечерней газете сообщалось вчера, что, несмотря на все свое большое расположение к генералу Скобелеву, император Александр III был напуган поднявшимся вокруг его тоста шумом и велел ему удалиться на срок, длительность коего трудно предвидеть. Дело в том, что немецкая пресса буквально метала громы и молнию. В корреспонденции из Санкт-Петербурга, опубликованной вчера в газете «Ѵоltаіге», в свою очередь, также сообщалось о том воинственном настроении, которое создалось по этому поводу в России.
Мне хотелось узнать от генерала, насколько все эти толки соответствуют истине; еще более мне хотелось, чтобы он точнее высказал и развил свои мысли. Благодаря любезности генерала мне удалось получить от него сведения по обоим этим вопросам. Итак, я отправился к нему на улицу Пентьевр, 2, - и был им принят в занимаемом им в первом этаже помещении, снятом на время его пребывания в Париже, которое продлится еще недели две. Несмотря на то, что в это время у генерала была его тетка, проживающая в Париже и приехавшая навестить его, - он вышел ко мне, провел меня в свою комнату и принял меня очень радушно.
Он высок, хорошо сложен, одет в сюртук без каких-либо знаков отличия; от военного в генерале - только быстрота движений и энергичный голос, - голос, привыкший к командованию. Он носит неподстриженную бороду, тонкую, белокурую, в форме веера. Глаза голубые, кроткие, голос звучный, вибрирующий. Генерал Скобелев говорит по-французски почти, без акцента, произношение у него на редкость чистое. Сопровождающий его секретарь тоже владеет нашим языком почти так же свободно, как и русским. Только их лакей, всюду следующий за ними, приводит в отчаяние посетителей; он не знает ни одного слова по-французски.
Что меня поразило в генерале, так это не только многообразие его познаний, но и то, что он обстоятельно изучил все те вопросы, коими интересуется Франция. Об организации у нас военного дела, о нашей политике, о причастных к ней людях он высказывается крайне тактичным и совершенно справедливым образом. Это и обаятельный и в равной мере сведущий собеседник.
Генерал мне сказал: «Я действительно произнес речь, вызвавшую некоторую сенсацию; и вот я только что получил от моего адъютанта следующую выдержку из газеты: «Государь-император только что дал одному из строящихся на Каспийском море судов имя "Генерала Скобелева". Оказание мне этой чести, крайне редкой, доказывает, что я отнюдь не в немилости и что, следовательно, я нахожусь здесь по своей доброй воле. Но, если бы моя откровенность и сопровождалась неприятными для меня последствиями, я все-таки продолжал бы высказывать то, что я думаю. Я занимаю независимое положение, - пусть меня только призовут, если возникнет война, остальное мне безразлично.
Да, я сказал, что враг это Германия, я это повторяю. Да, я думаю, что спасение в союзе славян, заметьте, я говорю: славян, с Францией. Надо достичь этого. Надо достичь европейского равновесия, но уже не в том виде, как это понимал г. Тьер, потому что в том виде, в каком оно существовало, оно уже нарушено. Надо его восстановить.
Германия - великая пожирательница - это нам известно, - и вы сами, вы особенно, вы, увы! -слишком хорошо это знаете. Восточный вопрос имеет большое, огромное значение. Именно через разрешение этого вопроса и может быть восстановлено то равновесие, о котором я говорил, - в противном случае, останется лишь одна держава - Германия. Я сказал и повторяю, что я верю в благополучное разрешение, которого я страстно хочу. Я особенно верю в то, что, наконец, поймут истину, - что между Францией и славянами должен быть заключен союз. Для нас - это средство восстановить нашу независимость. Для вас нее - это средство занять то положение, которое вами утрачено».
«Вот, подлинно, что я думаю, - сказал мне в заключение генерал, - вы можете рассказать об этом, но все же в интересах того большого дела, осуществления коего я всегда буду добиваться, - не надо создавать вокруг меня много шума».
Реванш! Реванш!.. Хорошая кампания в хорошей компании.
Тут прекрасно все. В первую очередь галльская пресса, с ее задором, но замечателен и сам генерал М.Д. Скобелев, в могучей тени победителя туркменов которого (sic) терялись современные ему французские и тем более немецкие командиры. Ведь у них за плечами были не среднеазиатские походы и три штурма Плевны, а какие-нибудь пустяшные дела вроде Седана или Орлеана. Можно ли и сравнивать?.. Только Гёбен, с его карлистской молодостью, да еще сам Мольтке, с сирийскими экспедициями, могли бы дерзнуть встать рядом с "самим Скобелевым".
Но они этого почему-то не делали.
Между тем, приехав в Париж, "в заграницу", Михаил Дмитриевич испытал обычную русскую проблему - острый прилив разговорчивости самого свободного покроя. Еще не зная ничего о генерале Буланже и, без сомнения, с трудом представляя себе особенности военного дела странах Латинской Америки, он с необыкновенной легкостью принялся сыпать мнениями, легко срывая овации у французской публики.
Это и не удивительно, ведь бравый генерал был последователен и логичен - война будет, больше я вам ничего не скажу. Государь всецело мне доверяет, но если нет - то и наплевать, дайте только ввязаться в драку. Вопрос стоит просто - или мы вместе с Францией сольем славянские реки в единое море, освободим Царьград и, кстати говоря, вернем Эльзас-Лотарингию, или немцы с инородцами и дальше будут пить из нас кровь, а вокруг будет одно сплошное телевидение, то есть Германия.
Но я говорю вам это приватно, как царский генерал французскому журналисту, понимаете? И так далее.
Почитав такое, невольно начинаешь верить, что "великий полководец" не просто так умер на проститутке несколькими месяцами позднее. Однако, не надо конспирологии - русопятый царь Александр III и в самом деле отличал дурака-генерала, полагая полезным иметь под рукой лихого вояку, особенно когда вся Гатчина окружена нигилистами-бомбистами, только и ждущими возможности запустить в венценосную голову чем-то увесистым, желательно пиротехнического характера. Тут уж и немецкому шутцману будешь рад, не то что Скобелеву.
Поэтому "генеральские интервью" в общем и целом остались без последствий, хотя российскому посольству в Берлине и пришлось немало краснеть, объясняя кайзеру почему в миролюбивой России военные черняевского типа могут беспрепятственно высказываться на любые темы, в отличие от милитаристского Второго рейха, где только отставные генералы от инфантерии und кавалерии могли аккуратно повздыхать на военно-исторические темы в специально отведенных для этой цели журналах. И даже сам Гинденбург, тогда еще совсем молодой, но уже майор, отправлял в газету свои юмористические вирши тайком, как анонимус.
Однако, мы отвлеклись - предлагаю вам пройти под кат и ознакомиться как образчиками французского журналистского стиля эпохи, так и со словами самого М.Д. Скобелева, "великого воплотителя".
"La France" 18 февраля -
В Париже только что произошло событие, чреватое последствиями и знаменующее собой как серьезность событий, разыгрывающихся в австро-славянских областях, так и силу вызвавшего их панславистского движения. Завтра оно сделается предметом обсуждения всей европейской печати. Оно будет рассматриваться, как одно из тех темных пятен, которые столь явственны, что дипломатия только даром теряет время, стремясь их затушевать. Генерал Скобелев приехал в Париж несколько дней тому назад.
Тост, предложенный им на банкете братьям-славянам, - жертвам австро-венгерского угнетения, - приветствие, с которым он обратился к восставшим в Боснии, Герцеговине и Далмации, его панславизм наделали столько шуму в Европе, что император Александр III, несмотря сильное к нему расположение, решился уволить его в отпуск. Мера эта, конечно, должна рассматриваться не как немилость, - может ли быть в России лишен милости герой Зеленых Гор и Геок-Тепе, - но как неодобрение пламенных, пылких, опасных слов, брошенных им по адресу Германии.
Однако, - и это часто подтверждалось на деле, - в национальном вопросе существуют некоторые течения, остановить которые московские самодержцы не в силах. Общественное мнение в свободных странах находит свое выражение в парламенте, на столбцах газет. Там же, где нет ни парламента, ни независимой прессы, там нация в тишине замышляет заговоры, сомкнутой массой движется к своей героической цели. Приходит час, когда император, вопреки своим обещаниям и заверениям, данным его дипломатией, вынужден отдаться на волю вздымающихся волн.
Пробил ли этот час? Наступил ли он теперь так же, как в 1877 году, на другой день после сербской войны. Судить об этом - дело политических кругов. Вчера мы сообщали о свидании с генералом Скобелевым сербских студентов, находящихся в Париже. Вот что сказал этот воин в ответ на их адрес: «Мне незачем говорить вам, друзья мои, как я взволнован, как я глубоко тронут вашим горячим приветствием. Клянусь вам, я подлинно счастлив находиться среди юных представителей сербского народа, который первый развернул на славянском востоке знамя славянской вольности.
Я должен откровенно высказаться перед вами, - я это сделаю. Я вам скажу, я открою вам, почему Россия не всегда на высоте своих патриотических обязанностей вообще и своей славянской миссии, в частности. Это происходит потому, что как во внутренних, так и во внешних своих делах она в зависимости от иностранного влияния. У себя мы не у себя. Да! Чужестранец проник всюду! Во всем его рука! Он одурачивает нас своей политикой, мы - жертвы его интриг, рабы его могущества... Мы настолько подчинены и парализованы его бесконечным, гибельным влиянием, что, если когда-нибудь, рано или поздно, мы освободимся от него, - на что я надеюсь, - мы сможем это сделать не иначе, как с оружием в руках!
Если вы хотите, чтобы я назвал вам этого чужака, этого самозванца, этого интригана, этого врага, столь опасного для России и для славян... я назову вам его. Это - автор "натиска на Восток" - он всем вам знаком - это Германия. Повторяю вам и прошу не забыть этого: враг - это Германия. Борьба между славянством и тевтонами неизбежна... Она даже очень близка. Она будет длительна, кровава, ужасна, но я верю, что она завершится победой славян...
Что касается вас, то естественно, что вы жаждете узнать, как должно вам поступить, - ибо кровь у вас уже льется. Я не буду много говорить об этом, но могу вас заверить, что если будут задеты государства, признанные европейскими договорами, будь то Сербия, или Черногория... одним словом, вы... вы не будете биться в одиночку. Еще раз благодарю, и, если то будет угодно судьбе, до свидания на поле битвы плечом к плечу против общего врага».
Вот с каким доверием относится русский генерал к прочности соглашения, заключенного императорами в целях сохранения европейского мира! Если бы это заявление исходило от какого-нибудь непризнанного панслависта, от агитатора-интернационалиста, от искателя приключений, его можно было бы рассматривать как плод работы, ведущейся славянскими комитетами. Но генерал Скобелев является одним из наиболее популярных людей в Москве. В прошлом он национальный герой без страха и упрека. Мы помним, как нам привелось его видеть черным от порохового дыма, в разодранной одежде, с пеной у рта, когда, дрожа от ярости, он покидал 12 сентября 1877 года им же в свое время завоеванные южные редуты Плевны, когда он возвращался с четырьмя тысячами человек из взятых им с собой двенадцати тысяч.
В 1879 году, когда он в качестве военного представителя присутствовал на больших немецких маневрах в Эльзас-Лотарингии, жители Страсбурга на большом смотру в Кенигсхоферне видели его гарцующим в двадцати шагах от императорского главного штаба, к которому он не хотел примкнуть, и громко хохочущим при виде того, как целые прусские роты теряли сапоги, завязавшие в вязкой почве. Позднее он бросился в океаны песков Центральной Азии, чтобы сокрушить там туркмен. Сама Россия, сам славянский мир говорит его устами; он великий воплотитель национальных требований; московская администрация - москвичам, славянская земля - славянам.
Пусть же теперь дипломаты, размахивая ветвью мира, расточают свои ложные уверения!
"Lе Voltаіге", 19 февраля -
Я имел честь быть вчера принятым завоевателем Плевны, приехавшим на днях в Париж. Доблесть и характер генерала, столь мужественные слова, произнесенные им недавно на одном банкете в России, в которых он называл Германию общим врагом, - вполне объясняют тот большой прилив симпатии, который наблюдается в отношении к нему. Решительный ответ его находящимся в Париже и поднесшим ему адрес сербским студентам заслуживает быть воспроизведенным:
<...>
Не правда ли, всякие комментарии только ослабили бы значение этих патриотических слов? В одной вечерней газете сообщалось вчера, что, несмотря на все свое большое расположение к генералу Скобелеву, император Александр III был напуган поднявшимся вокруг его тоста шумом и велел ему удалиться на срок, длительность коего трудно предвидеть. Дело в том, что немецкая пресса буквально метала громы и молнию. В корреспонденции из Санкт-Петербурга, опубликованной вчера в газете «Ѵоltаіге», в свою очередь, также сообщалось о том воинственном настроении, которое создалось по этому поводу в России.
Мне хотелось узнать от генерала, насколько все эти толки соответствуют истине; еще более мне хотелось, чтобы он точнее высказал и развил свои мысли. Благодаря любезности генерала мне удалось получить от него сведения по обоим этим вопросам. Итак, я отправился к нему на улицу Пентьевр, 2, - и был им принят в занимаемом им в первом этаже помещении, снятом на время его пребывания в Париже, которое продлится еще недели две. Несмотря на то, что в это время у генерала была его тетка, проживающая в Париже и приехавшая навестить его, - он вышел ко мне, провел меня в свою комнату и принял меня очень радушно.
Он высок, хорошо сложен, одет в сюртук без каких-либо знаков отличия; от военного в генерале - только быстрота движений и энергичный голос, - голос, привыкший к командованию. Он носит неподстриженную бороду, тонкую, белокурую, в форме веера. Глаза голубые, кроткие, голос звучный, вибрирующий. Генерал Скобелев говорит по-французски почти, без акцента, произношение у него на редкость чистое. Сопровождающий его секретарь тоже владеет нашим языком почти так же свободно, как и русским. Только их лакей, всюду следующий за ними, приводит в отчаяние посетителей; он не знает ни одного слова по-французски.
Что меня поразило в генерале, так это не только многообразие его познаний, но и то, что он обстоятельно изучил все те вопросы, коими интересуется Франция. Об организации у нас военного дела, о нашей политике, о причастных к ней людях он высказывается крайне тактичным и совершенно справедливым образом. Это и обаятельный и в равной мере сведущий собеседник.
Генерал мне сказал: «Я действительно произнес речь, вызвавшую некоторую сенсацию; и вот я только что получил от моего адъютанта следующую выдержку из газеты: «Государь-император только что дал одному из строящихся на Каспийском море судов имя "Генерала Скобелева". Оказание мне этой чести, крайне редкой, доказывает, что я отнюдь не в немилости и что, следовательно, я нахожусь здесь по своей доброй воле. Но, если бы моя откровенность и сопровождалась неприятными для меня последствиями, я все-таки продолжал бы высказывать то, что я думаю. Я занимаю независимое положение, - пусть меня только призовут, если возникнет война, остальное мне безразлично.
Да, я сказал, что враг это Германия, я это повторяю. Да, я думаю, что спасение в союзе славян, заметьте, я говорю: славян, с Францией. Надо достичь этого. Надо достичь европейского равновесия, но уже не в том виде, как это понимал г. Тьер, потому что в том виде, в каком оно существовало, оно уже нарушено. Надо его восстановить.
Германия - великая пожирательница - это нам известно, - и вы сами, вы особенно, вы, увы! -слишком хорошо это знаете. Восточный вопрос имеет большое, огромное значение. Именно через разрешение этого вопроса и может быть восстановлено то равновесие, о котором я говорил, - в противном случае, останется лишь одна держава - Германия. Я сказал и повторяю, что я верю в благополучное разрешение, которого я страстно хочу. Я особенно верю в то, что, наконец, поймут истину, - что между Францией и славянами должен быть заключен союз. Для нас - это средство восстановить нашу независимость. Для вас нее - это средство занять то положение, которое вами утрачено».
«Вот, подлинно, что я думаю, - сказал мне в заключение генерал, - вы можете рассказать об этом, но все же в интересах того большого дела, осуществления коего я всегда буду добиваться, - не надо создавать вокруг меня много шума».
Взято: Тут
286