Историк, как друг народа ( 5 фото )

«День Седьмого Ноября – Красный День Календаря. Посмотри в своё Окно – всё на Улице красно.» Но на этот раз я хотел бы сказать не о Революции 1917 года, а, очень кратко, о её отражении в советской и постсоветской литературе, называемой «исторической».


В сущности, феномен революций 1917 года не изучен вовсе. Революции, особенно Октябрьская, остаются мифологическими концепциями, несмотря на огромное количество доступных для изучения документов, артефактов и тому подобного материала. Однако отчественная культура ставит «табу» на эту интереснейшую тему. Почему? Ну, прежде всего, потому что история, как наука, так и не развилась в стране берёзового ситца. История всегда подменялась публицистикой.

Это началось, разумеется, не при Советах, а гораздо раньше. Все мы помним, как тщательно были уничтожены горы исторических материалов после написания увлекательнейшей книги Карамзина, установившей своеобразный канон Российского Прошлого. Кроме того, на изучение отдельных аспектов русской истории были наложены категорические запреты, в результате чего бедный историк Соловьёв был вынужден совершать настоящие интеллектуальные кульбиты в своём монументальном труде, а на авансцену поп-истории постоянно выскакивали клоуны, типа Ключевского и Илловайского.

Сразу после революции тормоза цензуры были сняты, и люди ринулись изучать реальную историю, но уже десять лет спустя (микроскопический период!) это оказалось невозможно, а вскоре и «Краткий курс истории ВКПб» подоспел. Так что в годы моей юности никто из советских людей не воспринимал исторической иначе, чем завиральных болтунов, на разные лады пересказывающих одну и ту же книжку.

Поэтому психологически понятна вспыхнувшая у позднесоветских людей страсть к текстам, в которых история России описывалась в интонациях, диаметрально противоположных официозной советской истории. Пайпсы, мельгуновы и прочие конквесты полностью вытеснили суконных толкователей «Краткого курса». То, что антикоммунистические книжки столь же нахально лживы, как и прокоммунистические, не замечалось принципиально.



Отечественная публика не желала и не желает знать, что привело к Октябрьской Революции 1917 года, поскольку это знание может оказаться оскорбительным для популистских (народнических) иллюзий. Исторические исследования после 1991 года довольно быстро, буквально за пару-тройку лет, исчезли с рынка, вытесненные разнообразными памфлетами.

Почему так? На этот вопрос существует множество ответов, но я лучше объясню, почему невозможно сказать, что в современной России есть хоть один историк.

Дело в том, что история – это исследование прошлого. Исследователь не знает, к какому результату приведёт его работа, какое сокровище окажется на дне упорно выкапываемой ямы. Но отечественные истории всегда заранее знают ответ, поэтому с лёгкостью подгоняют факты под априорную концепцию. Фактов много, и их можно складывать в самых разных комбинациях. Так что и Солженицым в рамках принятых в России концепций может считаться историком, и Лев Гумилёв, и даже какой-нибудь «салиери» или Мединский. И то, что их конструкции никак не соотносятся с реальностью, это даже хорошо – не возникает неприятных трений и дополнительных вопросов.



Отечественные историки – все – ангажированы. Кто-то монархист, кто-то коммунист, кто-то антикоммунист, кто-то антисемит, и каждый рисует живописную картину своего мировоззрения, приглашая соумышленников присоединиться к «обществу взаимного восхищения».

А реальная история грозной, тревожной, неизведанной громадой возвышается над этими интеллектуальными карликами. И лавины с таинственных вершин истории в любой момент могут обрушиться на головы беспечных москвичей. Впрочем, они уже обрушились – мы в реальном времени наблюдаем расплату дорогих россиян за желание подменить историю мифологией.