УНР и большевики ( 1 фото )

Предыстория

К декабрю 1917 года уже в бывшей Российской империи творился разгул анархии, в Петербурге вроде и было правительство большевиков, но окраины ему не подчинялись, от слова вообще, да и центр не особо, не зря через два месяца столица переедет в Москву. Госслужащие устроили итальянскую забастовку, армии как таковой не было, экономика лежала на лопатках, а креативные люди на окраинах империи сколачивали свои государства, потому как свобода и можно.

Пикантность ситуации была в том, что все эти правительства, что бывшее – Временное, что нынешнее – большевиков, что окраинные сепаратистские, не выбирал никто, они назначили сами себя, кто – опираясь на военную силу, кто – на ораторские таланты, а кто – и на вакуум власти.

Конкретно на Украине формально главной была Центральная рада, которая формально из состава России не вышла. Почему формально? Ну, регионы Раде не подчинялись или подчинялись постольку-поскольку, экономику она не контролировала, а вооруженные силы... 800 тысяч солдат старой армии Раде вроде и присягнули, но являться «конно, людно и оружно» на зов пана Грушевского не спешили, одно дело – уехать с фронта и митинговать в тыловом Киеве, другое – идти в бой против своих.

Нет, армию пытались строить. Пробовал генерал-майор Свиты Его Императорского Величества Скоропадский, но его заподозрили в бонапартизме, намеревался журналист Петлюра, но товарищи по партии считали, что он рвётся в диктаторы, старался даже пленный полковник Коновалец, но галичан было немного. При этом отношение к большевикам в Киеве было, как бы сказать мягче, негативное, хотя сами большевики УНР в принципе признавали.

Отношения Киева и Петрограда посыпались быстро:

«17(30) ноября, когда отстраненному главнокомандующему стало известно о движении к Могилеву эшелонов с революционными балтийскими матросами, он обратился к правительству Украинской народной республики за разрешением перевести Ставку в Киев. Генеральный секретариат, неспешно рассмотрев вопрос, сначала хотел передать его на обсуждение Рады; на следующий день все-таки решил «удовлетворить просьбу Ставки переехать на Украину, но не в Киев, а в Чернигов или Нежин» и не сразу, а после официального обращения к секретариату и при отсутствии в Ставке деятелей Временного правительства и, напротив, с условием образования при ней комиссариата из представителей правительств отколовшихся народов и областей».

Сначала Рада попыталась, хотя и вяло, взять под контроль Ставку, а значит – армию и флот, стремительно распадающиеся, но всё ещё грозные. Не вышло, но позже был второй шаг:

«Симон Петлюра 23 ноября (6 декабря) на исходе дня известил по прямому проводу Николая Крыленко о выводе Юго-Западного и Румынского фронтов из-под управления Ставки для объединения их в самостоятельный Украинский фронт, после чего предложил начать «деловые разговоры» о перемирии и положении на фронте».

И терпение большевиков исчерпалось. В промежутке между этими событиями они вели переговоры с Киевом, предложили автономию, признание, в ответ Сталину Порш объявил, что только Рада будет решать, где проходят границы Украины, создаст свою армию и не потерпит представителей Центра в Киеве. Это был вызов, и Ленин заявляет:

«Мы скажем украинцам: как украинцы вы можете устраивать у себя жизнь, как вы хотите. Но мы протянем руку украинским рабочим и скажем им: вместе с вами мы будем бороться против вашей и нашей буржуазии».

А Сталин двумя днями позже детализирует, назвав Центральную раду буржуазной. Пока шёл обмен декларациями, Киев снова отличился:

«Генеральный секретариат по докладу Петлюры постановил отказать в пропуске советских войск и решил искать соглашения с донским правительством, ссылаясь на будто бы полученные от Каледина обещания прекратить преследования донецких шахтеров».

На Дону Каледин формировал антибольшевистские силы, он брал под контроль хлеб и уголь и Волжский торговый маршрут, что грозило потерей и нефти, то есть экономическим удушением России, а Рада стала на сторону Каледина и против большевиков. После этого дальнейшее было просто предопределено, ибо с Петрограда смотрелось как блокада окраинами центра с целью удушения, и Центр начал защищаться.

Сначала, пытаясь достучаться до здравого смысла, но после разгона Красной гвардии в городах Украины и силового захвата штабов Юго-Западного фронта сторонниками Рады стало ясно – две части ещё год назад единого целого на грани войны. Тем более калединцы выбили красных из Ростова, а Рада потребовала от Петрограда признания их законной властью на Дону на условиях широкой автономии, точно так же, как и Украину.

17 декабря в Киев направлен ультиматум:

«Совет народных комиссаров публично, перед народами Украинской и Российской республик ставит Центральной раде такие вопросы:
Обязывается ли Центральная рада отказаться от попыток дезорганизации общего фронта?
Обязывается ли Центральная рада не пропускать без согласия Верховного главнокомандующего никаких войсковых частей, направляющихся на Дон, на Урал и в другие места?
Обязывается ли Центральная рада оказывать помощь революционному войску в деле борьбы с контрреволюционным кадетско-калединским восстанием?
Обязывается ли Центральная рада прекратить все попытки разоружения советских полков и рабочей красной гвардии на Украине и немедленно вернуть оружие тем, у кого оно отобрано?
Если в течение 48 часов не будет получено на эти вопросы удовлетворяющего ответа, то Совет народных комиссаров будет считать Центральную раду в состоянии открытой войны против советской власти в России и на Украине».

В ответе Центральная рада называет СНК и большевиков черносотенцами, обвиняет в великорусском шовинизме и заявляет, что украинские рабочие и крестьяне разобьют большевиков:

«Генеральный секретариат нисколько не сомневается, что украинские солдаты, рабочие и крестьяне, защищая свои права и свой край, дадут надлежащий ответ народным комиссарам».

В тот же день на съезде Советов в Киеве депутаты от большевиков изгнаны из зала, фактически нелегитимный съезд признал Раду единственной властью на Украине. В Петербурге в тот же день всё поняли:

«Признать ответ Рады неудовлетворительным. Считать Раду в состоянии войны с нами. Поручить комиссии в составе товарищей Ленина, Троцкого и Сталина принять соответствующие активные меры по сношению со Ставкой и выпустить от имени Совета народных комиссаров два воззвания – к украинскому народу и к солдатам. Считать эту комиссию полномочной действовать от имени Совета народных комиссаров».

Война

Когда дошло до дела, оказалось, что обе столицы не видели очевидного факта – армии у них нет. Все эти сотни тысяч украинизированных солдат воевать не хотели категорически, точно так же, как и несметные армии, голосовавшие за большевиков. Крестьянская в своей массе армия хотела домой, делить землю, отмены налогов, но не войны. В итоге же Рада собрала, кого могла:

«По оценкам историка и очевидца событий Дмитрия Дорошенко, под командованием УНР тогда было не более 15 тысяч разбросанных по разным местам воинов. Боеспособность украинских частей была невысокой».

В реальности учитываются и те, кто был от фронта далеко и туда не рвался, в итоге же цифру можно смело делить на три, в её основе жители Слобожанщины, которым пообещали признание их казаками, со всеми вытекающими льготами, офицеры-антибольшевики и юнкера киевских училищ.

У большевиков было не сильно лучше:

«12 декабря 1917 года Всеукраинский съезд советов в Харькове провозгласил Украинскую советскую республику. 20-тысячный отряд большевиков под командованием Антонова-Овсеенко направлялся на восток Украины, а с востока наступал отряд Муравьева. В его составе было более чем шесть тысяч человек, преимущественно московских и петроградских красногвардейцев и матросов Балтийского флота».

Но, по крайней мере, имелись боеспособные части из моряков, которые не были деморализованы тремя годами окопов, и поддержка в виде восстания рабочих киевского завода «Арсенал».

А в целом населению драка двух крайне непонятных правительств была малоинтересна, массовой поддержки не имела ни одна сторона. Большевики ещё не заявили себя как хранители единства России, а Рада, будучи социалистической по составу, ещё не стала вассалом немцев.

В итоге же война стала эшелонной – немногочисленные отряды большевиков продвигались по железной дороге, а ещё меньшие отряды Рады разбирали рельсы. Чтобы оценить масштаб – немалый город Полтава взяли штурмом... 300 красноармейцев. Так, потихоньку, борясь скорее с повреждениями путей, чем с отрядами УНР, красные подошли к Киеву.

Тому самому Киеву, где только что расправились с восстанием на «Арсенале», расстреливая пленных и вырезая на их телах красные звёзды:

«как написал 6 февраля 1918 г. «Вестник УНР», «около полуторы тысячи человек, причем поводом для расстрела являлись мозолистые руки и рабочие блузы».

А оборонять его было особо некому. Попытка оборудовать рубеж в Бахмаче привела к тому, что местные рабочие, не желая стать полем боя, прогнали войска УНР. С учётом их численности – менее тысячи человек, и наличия оружия у всех желающих – ничего странного. Тогда оборону начали строить возле маленькой станции Круты. Версий того, что там вышло, до сих пор море.

Трагедия

Не имея нормальных войск, Центральная рада кинула клич студентам и гимназистам старших классов, делая упор на то, что на Киев движутся озверевшие от крови и вседозволенности матросы с целью грабежа и насилия. Всего удалось собрать:

250 курсантов Первой украинской военной школы им. Богдана Хмельницкого;
114 добровольцев 1-й сотни куреня студентов Сечевых Стрельцов (среди них – студенты университета Св. Владимира, ученики гидротехнической школы, ученики врачебной школы и т. д.);
60 воинов Куреня смерти;
80 бойцов черниговского вольного казачества.

Около 500 человек вооружили винтовками и бросили против 6 000 красноармейцев 29 января 1918 года. Сам Муравьев бой описывает так:

«Войска Петлюры во время боя насильно пустили поезд с безоружными солдатами с фронта навстречу наступавшим революционным войскам и открыли по несчастным артиллерийский огонь. Войска Рады состояли из батальонов офицеров, юнкеров и студентов, которые, помимо сделанного зверства с возвращающимися с фронта солдатами, избивали сестер милосердия, попавших во время боя к ним в руки. Иду на Киев. Крестьяне восторженно встречают революционные войска».

В стиле рыбака из байки, вот, мол, какую рыбу поймал. На самом деле всё было проще и грустнее: наткнувшись на отпор, красные остановились, а их оппоненты, постреляв куда-то в ту сторону, начали отступать. Рассказы украинских историков ничем не лучше:

«В романтическом порыве юноши поднимались даже в штыковую атаку. Вместе с тем им, не обученным военному делу, по диспозиции командования достался самый гибельный участок на открытой со всех сторон местности; юнкеров во время боя прикрывала железнодорожная насыпь».

Поднимались в штыковую в глубоком снегу на эшелоны, звучит как сказка в стиле Муравьева. Одно точно – 25 студентов при отступлении заблудились и вышли прямо на красных, после чего были немедленно перебиты. Весь бой продолжался пять часов. Убитых похоронили в Киеве только в марте, о бое вскоре забыли, ибо стало резко не до того:

«Уличные бои продолжаются с большим ожесточением. В войсках Рады много работает иностранных офицеров бельгийцев, французов, румын и других… целые польские дружины присоединились к офицерству… даже монахи и те дерутся в войсках. В Лавре и других церквях найдено много оружия. Город горит. Наша артиллерия беспощадно громит город день и ночь. Враги почти совсем задавлены кольцом…»

Муравьев вещал в своей манере, преувеличивая всё в сотни раз, на самом-то деле 8 февраля после предварительного артобстрела большевики вошли в город и заняли его целиком. Рада бежала в Житомир, дабы вернуться немецкими марионетками и быть свергнутой в цирке генералом Свиты Николая II, превратившегося в гетмана.

Назвать эту войну серьёзной довольно сложно – дальше по Украине будут шагать многочисленные армии, идти сражения на тысячах квадратных километров, люди станут гибнуть десятками и сотнями тысяч... Но это в году 1919, великом и страшном. А в начале 1918 года полумиллионный тыловой город пережил шок: гибель гимназистов (школьников по сути), рабочее восстание, артобстрел (пусть и разбили всего пару-тройку домов), всё это было жутко и непонятно. Одно было ясно – нормальная жизнь закончилась, а теперь начинается ужас.

Всё это, несомненно, трагично, но где здесь блестящая победа красных (ну, кроме как в сводках Муравьева, анархиста вообще-то) или торжество национального духа? Как и по всей бывшей империи, в Киеве полетели искры, от которых начало заниматься пламя, да и воевали в основном свои со своими, самый кровавый эпизод этого этапа – восстание на «Арсенале», в котором киевские рабочие воевали с украинизированными частями, набранными из таких же малороссов, и бывшими пленными австро-венгерской армии, выходцами с Галичины, где жили явно не немцы.

А дальше большевики ушли, Рада пришла. С немцами. Что идее Украины сторонников сильно убавило. Потом был гетман, вслед за этим – Петлюра, затем – большевики, после чего – белые, снова большевики и наконец поляки, именно их РККА вышибла окончательно и бесповоротно, отправив в прошлое и УНР, вассальное на тот момент Польше.

В целом же, как ни странно, но у УНР и Рады был шанс осенью 1917 года, надо было всего лишь не начинать войну с Москвой. Но она была начата, и отнюдь не Москвой. Начата, потому как амбиции Бонапартов полтавского разлива не позволяли им ограничиться широкой автономией, хотелось большего, и сильно большего. Ну а итог, он несколько предсказуем и неизбежен.

Автор:Роман Иванов