Народ хочет призвать власть к ответу, та – ни в какую… ( 1 фото )

Уроки Шиеса и Екатеринбурга, где были самые громкие протесты последнего времени – даже не против мусорной свалки и загребущей церкви, а против «такой жизни» – просты и понятны.

Единственный способ чего-то добиться в России – это протестовать на открытом воздухе. Выходить на улицу и настойчиво требовать своего. Все бумажные и электронные петиции, обращения в суд, невидимые миру жалобы и мольбы – всуе.

Социальные сети – хороший способ быть услышанным по всей стране, несмотря на все попытки информационной блокады со стороны властей. Но тут есть деликатный момент. Если протестующие попадают в поле зрения западных СМИ, российская власть реагирует на все инциденты куда быстрее.

Понятно, что это лазейка для пройдох, стремящихся создать скандал на пустом месте сугубо ради самопиара. Как и отмазка для местных держиморд: если Запад за бунтовщиков – они и есть его агенты, пятая колонна! Не следует всем этим смущаться: любое продвижение вперед наматывает на винт кучу всякой дряни, которая потом смывается набегающим потоком.

Социальные сети весьма эффективны по части массовой мобилизации – как у французских "желтых жилетов", добившихся своего в итоге их довольно жестких выступлений .

Региональные власти не готовы к компромиссам и вообще к любым переговорам, пока на них не надавит Москва. Городских и областных законодательных собраний как органов, представляющих местное население, политически не существует. Поэтому алгоритм современного российского протеста требует одного: достучаться до Кремля (пусть даже через западные СМИ). Это что-то вроде «прямой линии с Путиным», где можно в одно касание решить проблему, не решавшуюся годами. Увы, при нынешней вертикали власти и политической сверхцентрализации иных шансов у местных выступлений нет.

Зато местная полиция все чаще колеблется при столкновениях с местным народом. Это было видно в том самом Шиесе Архангельской области, восставшем против мусорной свалки, когда каргопольский ОМОН фактически отказался выполнять приказы на разгон протестантов. Поэтому все чаще приходится привозить усмирителей из других мест – как это было в Ингушетии, где полицейские горой стали за своих сородичей, взбунтовавшихся против земельной сделки с Чечней.

При росте числа локальных протестов ресурсов для их подавления может попросту не хватить. А политические механизмы поисков компромисса в значительной мере разрушены триумфом 20-летнего путинского всевластия – или власти забыли, как их использовать. Однако нелегитимное насилие чревато ответом.

Ну и, конечно, объявления властей о поиске компромисса далеко не всегда означает желания искать его и выполнять. Но, похоже, страсти накалились настолько, что безнаказанно обмануть уже не удастся никого. Кремль, очевидно, заметался сейчас в выборе окончательного решения. То ли вконец закрутить гайки – с риском сорвать резьбу; то ли пойти на некоторые уступки народной стихии – что тоже чревато: лиха беда начало, сегодня палец дай, завтра откусят руку…

В целом же все это вызывает осторожный оптимизм: живое движение вперед лучше мертвого застоя. Но и опасно тоже: даже маленький прокол в плотине может грозить размывом всей этой плотины. Однако и переполнение чаши народного терпения опасно стихийным выплеском через края.

Впрочем мы увидим очень скоро, какую именно стратегию изберет наша власть – и насколько этот выбор окажется успешным.