Борис Коверда: белогвардеец, отомстивший «цареубийце» ( 11 фото )

19-летний Борис застрелил революционера Петра Войкова средь бела дня на вокзале в Варшаве. В эмиграции его звали героем, в СССР – проклинали как террориста.

«Во тьме ночной, при свете дня злу не укрыться от меня…»,  — кажется, примерно так говорит один из американских супергероев. Маниакальное стремление бороться со злом хорошо смотрится на экране, но если супергерой появляется в реальной жизни, то может вскоре оказаться на скамье подсудимых. Так случилось в 1927 г., когда супергерой (тогда о нем говорили — «сверх-герой») русской эмиграции 19-летний Борис Коверда «казнил» профессионального революционера, большевика Петра Лазаревича Войкова. Именно в таких формулировках об этом рассказывала тут же возникшая эмигрантская легенда: «национальный герой» Борис Коверда, юный эмигрант, застрелил Войкова (тогда советского представителя в Польше) на вокзале Варшавы. Лично против Войкова Коверда ничего не имел, убил он его просто «за все, что большевики сделали в России». Народного мстителя схватили и ему пришлось отсидеть за свой подвиг 10 лет в польской тюрьме.


Спустя несколько лет произошло еще одно важное событие, поначалу не связанное с делом Коверды. Советник посольства СССР во Франции Григорий Беседовский был заподозрен в воровстве казенных средств (и как оказалось, и правда воровал). Чтобы избежать наказания, вор стал «невозвращенцем» — ушел с работы и остался жить в Европе. В 1931 г.  он опубликовал мемуары бульварного качества под названием «Путь к термидору». Беседовский поместил туда много выдумок, и целью было не только впечатлить публику, но и расположить ее к себе, заставить эмиграцию и европейцев принять его. Лучший способ сделать это — очернять своих коллег-большевиков. Попал под его прицел и Войков: невозвращенец описал якобы в пьяном виде сделанные Войковым признания о его участии в расправе над царской семьей в Екатеринбурге в 1918 г.  Если верить Беседовскому, Войков рассказывал: «…областной комитет коммунистической партии продолжал решительно требовать расстрела… я был одним из самых ярых сторонников этой меры». Кроме того, Войков якобы лично достреливал и закалывал штыком упавших царевен, а после еще и прикарманил рубиновый перстень царицы. «Войков сказал мне, что это была ужасная картина. Трупы лежали на полу в кошмарных позах, с обезображенными от ужаса и крови лицами. Пол сделался совершенно скользким, как на бойне…» Эмиграция, видевшая в большевиках дьяволов, легко поверила Беседовскому. Так легенда о Коверде обрела новую важную деталь: получается, Коверда геройски отомстил цареубийце и пострадал за это в тюрьме.


С одной стороны, можно понять эмигрантов — они не могли знать, что Беседовский врет. Это выяснилось уже после того, как останки убитых в Ипатьевском доме были обнаружены. Беседовский описывал, как Войков при помощи топоров и серной кислоты превратил трупы в кровавую кашу, чтобы скрыть преступление. Обнаруженные скелеты (несколько генетических экспертиз 2000-х гг. подтвердили, что они точно принадлежат членам царской семьи) не имели никаких следов от топоров или попыток уничтожить их серной кислотой. Так что верить рассказу Беседовского при исследовании роли Войкова в трагедии царской семьи — все равно что всерьез изучать средневековое военное искусство по «Игре престолов».


С другой стороны, хотя Войков, скорее всего, и не участвовал в той жестокой бойне, не стоит обелять и его. Как член Уральского областного совета он, вероятно, тоже голосовал за уничтожение Николая II. Само собой, во время Гражданской войны он был также причастен к политическим репрессиям против «классовых врагов» советской власти и большим добродушием не отличался. Во всем остальном же Войков — фигура малоинтересная. В 1924 г.  он стал полпредом в Польше, обладая для этой должности лишь одним из необходимых достоинств — знанием иностранных языков. Так что на самом деле, он стал случайной жертвой Коверды, на его месте мог быть любой другой полпред, не имевший вообще ничего общего с Уральским областным советом в 1918 г.  Коверда на суде даже и не упоминал участие Войкова в расстреле царя.


«За Россию»

Для Коверды достаточным поводом для «казни» была принадлежность Войкова к большевикам. Юный ученик гимназии Русского общества в Вильно, внук крестьянина, сын учителя и эсера, сражавшегося против красных, Коверда «хлебнул горя» нищей эмигрантской жизни (из-за бедности вынужден был даже покинуть школу). Как и все близкие ему люди, в несчастьях он винил большевиков. Будучи подростком, Борис повидал жестокость Гражданской войны: в Самаре чекисты убили его двоюродного брата, расстреляли на его глазах знакомого, изгнали его семью из страны. По характеру он, правда, был человеком мягким. Плохую характеристику дал только свидетель убийства Войкова, еще один советский дипломат Аркадий Розенгольц, который сказал об убийце: «Мерзавец и прохвост, сукин сын». Те же, кто знал Коверду лично (родственники и учителя), на процессе по делу об убийстве Войкова говорили о нем только самые хорошие слова — умный, сосредоточенный, трудолюбивый, верующий, скромный, вежливый, идейный. Только вот последнее качество развилось до того, что Коверда превратился уже в «экзальтированную, фанатическую натуру», «неуравновешенного юношу» (по оценке польского прокурора). Коверда на всю жизнь пропитался эмигрантской ненавистью к большевикам. Он решил, что может и должен бороться — и не словом, а делом. Изначально план был такой: получить в Варшаве в полпредстве разрешение на въезд в СССР, а там начать нелегальную борьбу с коммунистами. Конечно, замысел этот был совершенно фантастическим. Коверде в праве на въезд отказали. И тогда он узнал из газет о Войкове и предстоящей вскоре поездке полпреда в Москву. Зная его лицо только по фотографиям, Коверда с револьвером поджидал Войкова на вокзале четыре дня.


На четвертый день, 7 июня 1927 г.  Коверда наконец заметил Войкова. Он сам рассказал потом о том, что было дальше: «Я пошёл навстречу Войкову, вынул из кармана пистолет и начал стрелять. Войков резко бросился назад, а я пробежал несколько шагов за ним, стреляя ему вслед, пока не выпустил все находившиеся в пистолете шесть пуль. Как позже было установлено, в Войкова попали две пули. Войков же, пробежав несколько шагов, прислонился к вагону и начал отстреливаться [прим.: Войков выстрелил два раза, но промахнулся, после чего упал]. Розенгольц прыгнул с перрона на путь и между двумя вагонами и остался у меня позади. […] На перроне во время покушения было мало публики, и ко мне и Войкову быстро подбежали полицейские. Меня схватили, а Войков опустился на перрон. Один из арестовавших меня полицейских спросил, в кого я стреляю. Я ответил, что в советского посла».


Через час Войков умер. Борису Коверде сразу выдвинули обвинение в том, что «седьмого июня тысяча девятьсот двадцать седьмого года, в Варшаве, на Главном вокзале стрелял в посла СССР Войкова с целью лишить его жизни. Стрелял из револьвера шесть раз, причинив ему огнестрельную рану в области грудной клетки с левой стороны, что вызвало кровоизлияние в левую легочную полость и смерть Войкова». Коверда признал себя убийцей, но не признал себя виновным на том основании, что стрелял «за Россию», «отомстил за Россию, за миллионы людей». Польский чрезвычайный суд это не убедило. Прокурор справедливо заметил: «Коверда убивает за Россию, от имени России. Право выступать от имени народа он присвоил себе сам. Никто его не уполномочивал ни на это сведение счетов, ни к борьбе от имени России, ни к мести за нее». Суд свершился очень быстро. Уже 15 июня 1927 г.  Коверда был приговорен к 15 годам каторги. Через 10 лет он вышел из тюрьмы по амнистии.


В СССР польский суд объявили «гнусной комедией», а самого Коверду — «наемником иностранных империалистов». В Москве не сомневались, что за спиной террориста стоят какие-то серьезные силы. Следствие, однако, ничего подобного в деле не обнаружило. Тем не менее, после этого инцидента Польша под давлением СССР обязалась ограничить на своей территории деятельность белогвардейских организацией.

Для эмигрантов убийца Войкова стал «национальным русским героем», сверх-героем. Его воспели в стихах К. Д. Бальмонт и харбинская поэтесса Марианна Колосова, которая писала: «И закорчился змей стоглавый, / Видно, пули страшней, чем слова? / И под стены старой Варшавы / Покатилась одна голова… / /…/ И огнями горит золотыми / Путеводная наша звезда — / Дорогое, любимое имя: «Русский рыцарь Борис Коверда!»

Знали бы они, как сложится жизнь «русского рыцаря», может, не стали бы тратить бумагу. Коверда был довольно типичным белым террористом: молодой, неуравновешенный, пострадавший в ходе событий 1917 — 1922 гг. и горевший ненавистью к коммунистам настолько сильно, что готов был пожертвовать ей очень многое. Так что Коверда сделал то, что делали некоторые из подходящих под это описание эмигранты: пошел после 22 июня 1941 г.  служить немцам. Еще в 1927 г.  он говорил: «Мне все равно: пусть в России будет монархия или республика, лишь бы не было там банды негодяев, от которой погибло столько русского народа». В его глазах для избавления от красных годилась любая, хоть немецкая «помощь». «Русский национальный герой» стал осведомителем абвера в звании фельдфебеля, работал на оккупированной территории. В 1944 г.  он эвакуировался в Германию. В конце войны Коверда в составе 1-й РНА перешел границу нейтрального Лихтештейна и так избежал выдачи СССР.



Последующие несколько лет он провел во Франции, Швейцарии и ФРГ, а в 1952 г.  уехал с семьей в США, где и прожил до конца своих дней (до 1987 г.), работая в эмигрантских газетах и ведя скромный образ жизни.

***


Именем убитого Войкова названы множество улиц и проездов, станция метрополитена в Москве, чугунолитейный завод, шахты и другие объекты. Время от времени возобновляются споры о необходимости переименования станции «Войковская». Одно из названий, которые предлагаются взамен — «Ковердинская». Едва ли этот вариант лучше нынешнего.