Вдова умершего от COVID-19 Дениса Хрусталева дала советы родным пациентов с инфекцией ( 5 фото )

Татьяна Хрусталева, три дня назад похоронившая мужа Дениса, скончавшегося от последствий COVID-19, дала подробное и откровенное интервью ФАН. В нем женщина рассказала о коварстве нового штамма, объяснила, почему ее 49-летнего супруга-дайвера не спасла сделанная прививка от коронавируса, и назвала тревожные сигналы в поведении пациентов с коронавирусом, внимание к которым может сохранить жизнь.


Неразбериха с ПЦР-тестами

— Татьяна, примите мои искренние соболезнования. Спасибо вам, что согласились рассказать о вашем трагическом опыте встречи с COVID-19…

— Я считаю важным говорить об этом, особенно если это кому-то поможет легче перенести заболевание или спасти жизнь родному человеку.

— В одной из наших публикаций вы уже рассказывали, что Денис успел сделать только первую прививку от коронавируса, то есть не прошел полный курс вакцинации, и, скорее всего, на тот момент уже был инфицирован, но болезнь еще не проявилась. А в какой момент стало понятно, что он болен? У него были какие-то симптомы?

— 19 июня он сделал первую прививку от коронавируса. 22 июня почувствовал себя неважно, сдал ПЦР-тест, но результат у него на тот момент был отрицательный. По ощущениям у него было что-то вроде начинающейся пневмонии: поднялась температура, заложило бронхи и при этом ПЦР-тест был отрицательный. Он думал, что это такая реакция на прививку, что нужно подождать и это пройдет. На следующий день, я к тому моменту уже прилетела в Израиль из Москвы, он позвонил и сказал, что все-таки подтвердился коронавирус. И в этот момент я пожалела, что улетела.

24 июня он еще бодрился, а 25 июня у него уже ухудшилось состояние.

— А вы улетели в Израиль по делам?

— Нет. Я работаю в Израиле в фирме по производству медицинской техники для проверки качества сна. Мы жили там с Денисом, но в какой-то момент он заскучал по Москве. Приехал сюда заниматься квартирой, папу проведать. А у меня там работа. Но перед его болезнью я как раз приезжала сюда, к нему. И мы, видимо, заразились одним и тем же штаммом. К сожалению, я не знала этого, когда улетала. ПЦР-тест у Дениса был отрицательный.

Я тоже сдавала его для вылета и мне пришла справка, в которой было указано, что результат отрицательный. В итоге я улетела, и это было очень большой ошибкой. Потом мне пришли результаты ПЦР-теста и там уже было написано, что он положительный. В аэропорту я сделала еще один, уже израильский ПЦР-тест, и он тоже оказался положительным. И я попала в жесткий карантин.

В Израиле с этим все строго: из аэропорта ты едешь домой исключительно на такси и две недели не выходишь вообще никуда. В итоге я надолго застряла там без возможности выехать. Хотя саму болезнь переносила легко: я успела полностью вакцинироваться Pfizer.

— Как получилось, что и вы, и ваш супруг за короткое время получили противоречащие друг другу результаты ПЦР-теста? При этом у обоих был вирус…

— Это бывает на самом деле, потому что, например, известно, что когда вирус только набирает, грубо говоря, свою силу, то есть когда он только проник в организм, он еще в гортани и в носоглотке не фиксируется. Он появляется там позже, когда уже болезнь выйдет из своей острой стадии, в уже как бы такую стадию либо излечения, либо уже продукции вируса.

— Либо ошибочный результат…

— Или ошибки, да. ПЦР, как и любая тестовая система, может оказаться некачественным, или в лаборатории перегрели материал, либо еще что-то… ;


«Подожди, мной занимаются»

— И как дальше развивалась ситуация?

— Мой муж привык терпеть боль. Поэтому к этой ситуации он отнесся так же, как и к другим, когда у него что-то болело: перетерплю, подожду, станет лучше. А ситуация постепенно начинала требовать медицинского вмешательства.

— Возможно, на это повлияло то, что он работал инструктором по дайвингу? Это увлечение же тоже связано с различными нагрузками, выдержкой.

— Увлечение дайвингом, если делать все правильно, это безопасный вид спорта. При этом технический дайвер очень хорошо чувствует свое тело и может сказать, например, можно в этот момент ему какие-то дополнительные физические нагрузки брать или не стоит. Если выйти за пределы безопасного дайвинга, то можно получить повреждения, примерно похожие на то, что происходит при коронавирусе: там могут пузырьки воздуха выйти в кровь. Начинается воспалительная реакция, тромбы, и это может закончиться закупоркой сосудов.

В принципе, такие вещи техническим дайверам знакомы. Денис мог понять по идее, что с ним происходит.

— В какой момент вы поняли, что ситуация становится критической?

— Мне позвонили друзья, сказали, что там ситуация ужасная, потому что он по телефону очень медленно разговаривает и хрипит. То есть требуется госпитализация. А мне он писал, что все хорошо, что под надзором, что справляется.

Я говорю: «Деня, может быть, позвоним все-таки в скорую?» Он ответил, что сейчас столько ковидных больных, что люди лежат в коридорах. Госпитализация платная… Что его не возьмут… Что у него незначительное поражение легких. Я ему пишу, что 52% — это достаточное поражение легких для того, чтобы госпитализировали. Я не знаю, как сейчас в России практикуется.

— С тридцатипроцентным поражением легких уже, насколько знаю, госпитализируют. 52% — это же очень много. Он знал об этом и оставался дома?

— Да, он сделал платную томографию, и она показала 52%. Но он считал, что его откажутся госпитализировать. После этого долгое время не было никаких звонков, трубку не брал. Уже вечером я в очередной раз ему пишу, он мне отвечает: «Подожди, мной занимаются». Потом кто-то из друзей написал, что Дениса забрали по скорой. И на 12 часов я осталась без связи с ним: мне пришлось искать контакты, выяснять, что произошло.

Через 12 часов я выяснила, что он сразу попал в реанимацию, что он без телефона и нет никакой возможности с ним связаться. Потом уже мы нашли телефон отделения и смогли получать какую-то информацию. В 29-й больнице он пролежал два дня. И, я так понимаю, что даже было какое-то улучшение. Позже по желанию родственников его перевели в другое учреждение — в 52-ю больницу. У меня был посредник, через которого я очень скупо раз в день получала информацию. Там он провел еще несколько дней в реанимации.

По результатам анализов мне казалось, что идет улучшение: воспалительный процесс пошел на спад, все органы были сохранны, он получал дополнительный кислород, ему вливали плазму — это такая новая тема, когда плазма переболевших и справившихся с болезнью вливается. Но дальше случилось что-то, что резко ухудшило его состояние: какая-то неожиданная реакция началась и его сразу перевели на ИВЛ. Это было в воскресенье. А через два с половиной дня его не стало…

— Насколько сильное поражение легких было на тот момент?

— Когда я один раз кое-как дозвонилась до реанимации, то услышала, что у него поражение легких дошло до 95%. Но таких тоже спасают на самом деле. Он был полностью на искусственном дыхании, то ест мозг снабжался кислородом. Но прогнозы ставили плохие: сразу сказали, что очень критическое состояние.

— Уже при госпитализации было понятно, что шансов мало?

— При госпитализации все было нормально — были очень неплохие шансы на выздоровление: его туда не погибать отправляли, а спасаться. А когда уже человека переводят на ИВЛ — это очень тяжелые звоночки, потому что с ИВЛ в больницах выходят далеко не все. Но я знала истории родственников и друзей, которые выздоровели после ИВЛ, я все время держала их в голове, думала о том, что Денис моложе, сильнее и он точно справится.

— Вы пытались разобраться, почему так произошло?

— С тех пор, как Дениса не стало, я больше ни разу не разговаривала с его лечащим врачом. Возможно, мне стоило это сделать. Вопросов, действительно, много. Решение перевести его на ИВЛ было принято в воскресенье, то есть в выходной, скорее всего, дежурными реаниматологами. Было ли оно согласовано с лечащим врачом, заведующим отделением, я не знаю… Оправдан ли был его перевод из одной больницы в другую…

Думаю, здесь наложилось много факторов: и то, что у него был ряд хронических нарушений, и поздняя госпитализация, и, возможно, не совсем корректные действия врача, который наблюдала его амбулаторно… Кроме того, он сделал прививку, уже будучи больным. Возможно, если бы он сдал ПЦР-тест перед этим и узнал, что уже заражен, не стал бы себя дополнительно нагружать прививкой, это спасло бы ситуацию.


Маски домашним, наблюдение за речью и газированный тоник

— Основываясь на своем трагическом опыте, какие советы вы могли бы дать родственникам тех, кто сейчас болеет коронавирусной инфекцией, в том числе новыми штаммами, вызывающими более тяжелое течение болезни?

— Это хороший вопрос. Я не врач, но, с другой стороны, возможно, это и к лучшему, потому что у врачей сейчас есть некое ангажированное мнение. Иногда получается, что мы верим врачам, а они в общем то тоже не всегда знают, как с этим работать. Они говорят, что нужно делать вот так, а потом говорят: «Ну, опыт не удался». Я не беру на себя ответственность говорить о методах лечения, но у меня есть мнение о некоторых моментах, которые могли бы помочь.

Во-первых, родные должны сразу надеть маски и обрабатывать все поверхности, с которыми соприкасается больной — соблюсти эту гигиеническую часть, потому что вирус распространяется контактным и воздушно-капельным путем. Мы уже знаем, что вирус не живет долго на разных поверхностях — не нужно помещать надолго предметы в дезинфицирующие растворы. Но он хорошо убивается мылом и другими гигиеническими средствами, и это нужно соблюдать.

— Маски для всех домочадцев и больного — достаточно тяжело, учитывая, что это постоянное ношение. И они ведь не дают стопроцентной защиты…

— Если мы защищаем себя — больной закрыт маской и его родственники закрыты маской, — мы сможем снизить то количество вируса, которое циркулирует в воздухе и может попасть к больному.

— Может быть, имеет смысл пациента изолировать? Например, увезти на дачу, если есть такая возможность?

— Не стоит его увозить на дачу. Ему, возможно, потребуется медицинская помощь — он должен иметь к ней быстрый доступ. И вообще, очень важно, чтобы человек не был одинок в то время, когда ему нужно оказывать помощь, потому что этот момент одиночества и неадекватного восприятия своего состояния, — он очень опасен.

— В чем выражается такая неадекватность?

— Сам больной, когда у него определенное процентное поражение легких, то есть у него легкие частично не работают и мозг не получает достаточно кислорода, то способность объективно оценивать свое состояние в этот момент у него достаточно низкая. В этот момент ему реально нужна помощь со стороны: нужно четко понять, что этот человек нуждается в госпитализации, что ему требуется сейчас помощь. По моим наблюдениям, это где-то на этапе 30% поражения легких, то есть, когда сатурация, снабжение крови кислородом, падает до 95%.

— Как можно это отследить на обывательском уровне? Иногда врач не считает необходимым направить на КТ или запись на бесплатное обследование забита на недели вперед. Как понять, что вот прямо сейчас нужно звонить в скорую?

— В этот момент человек начинает говорить медленно, соображать туго, он более спокойный чем обычно. Кто-то в некоторой эйфории находится — нет жесткой тревоги за свою безопасность. Нужно смотреть и слушать, что и как говорит больной. Если он начинает долго задумываться перед тем, как ответить, не может четко сформулировать свои желания, жалуется на слабость или одышку, говорит очень тихим голосом — это очень важные симптомы.

— На что еще важно обращать внимание?

— Я лично не пила жаропонижающие. Мне кажется, что это важно, потому что если дать возможность температуре сработать, тогда мы не получим эту затяжную реакцию, когда человек вроде бы уже нормально чувствует себя, а внутри у него продолжают развиваться осложнения.

Коллеги по дайвингу из разных стран советовали мне еще довольно необычные вещи: они переживают легкий ковид с тоником в руках.

— С газировкой?

— Да, это такая же история, как с малярией: при лечении от нее используется тоник, потому что в нем есть хинин, и он каким-то образом облегчает лихорадку.


«Я читала то, что пишут антипрививочники»

— Мы уже касались с вами темы прививки, которую сделал Денис перед тем, как заболеть. Многие блогеры-антипрививочники подхватили эту волну. Кто-то из них заявил о том, что прививка могла стать причиной смерти, кто-то заявляет о ее бесполезности, мол, не уберегла от тяжелого течения болезни, не вдаваясь при этом в детали о том, что ваш супруг успел сделать только первую инъекцию. Лично у вас к прививкам от коронавируса после этого какое отношение?

— Что вы хотите доказать в итоге, что «Спутник V» абсолютно безопасен? Нет, я так не считаю. То, что он никого не убивает? Я не знаю этого.

— Мы хотим рассказать правду об истории Дениса.

— Я думаю, сыграло свою роль то, что он сделал прививку уже будучи заболевшим. Не думаю, что сама по себе вакцина спровоцировала тяжелые последствия. И я не считаю историю Дениса подтверждением того, что «Спутник V» неэффективен. Я знаю, что он в определенном проценте, довольно большом, является надежной защитой, которая помогает справиться с заражением коронавирусом, чтобы течение болезни было более легким, вот так.

Я читала то, что пишут антипрививочники, — там в общем-то нет основы какой-то, знаний. Там есть некая такая вера и чувствование того, что что-то происходит не так. Ну хорошо, наверное, мир более сложный, чем мы думаем, но давайте мы будем смотреть на факты.

Когда мы все заболели — нас в семье заразилось сразу несколько человек — у нас было трое привитых, Денис, сделавший только-только первый компонент, и трое непривитых. Мы — две более молодых привитых женщины — легко переболели. Моя мама постарше, у нее к тому моменту уже выработались антитела: у нее были обе прививки и месяц после второй уже прошел. Она чуть потяжелее болела, но тоже без попадания в больницу.

Двое непривитых мужчин в возрасте 40+ лежали в больнице. И еще моя тетка тоже была непривита, она болела дома, но болела тяжело.

— А какими вакцинами прививались?

— Я вакцинировалась в Израиле Pfizer. Но я в «Спутник V» тоже верю, потому что он довольно мягкий по описанию, то есть именно по структуре самой вакцины.

— Что бы вы могли сказать тем, кто еще не решился на вакцинацию и сомневается по этому поводу?

— Прививка — это, безусловно, сама по себе ситуация опасная. Она может вызывать и воспаление, и различные реакции борьбы против агента, который внедрен в организм. Но сейчас перед нами стоит следующий выбор: либо мы даем нашему организму познакомиться с этой дрянью в небольшом количестве, и он научится распознавать именно этот блок неприятных агентов. При этом мы говорим себе, что: да, это, возможно, немного опасно.

Мы понимаем, что с ковидом мы будем встречаться еще не раз, и необходимо ревакцинироваться и поддерживать регулярно высокий титр антител. Но с этим мы хотя бы можем жить и защитить других людей. Мы в этих условиях, в которые нас сегодня поставила жизнь, хотим продолжать более-менее нормально существовать и делаем этот выбор. Либо нам предлагается переболеть и выработать иммунитет естественным образом, но с риском осложнений и тяжелых последствий и даже смертью.

Каждый делает свой выбор, но нужно учитывать все риски. Глупо говорить: «Я не верю в прививку». Это вполне материальная вещь. Можно либо знать механизм ее действия, либо не знать. Когда люди говорят, что это мировой заговор, доказать это невозможно. Это никак не помогает нам справиться с пандемией. Мы про это ничего не знаем и в ближайшее время вряд ли узнаем. А принимать решение нужно прямо сейчас.

Дэну я уже ничем помочь не могу. Но могу сказать, что он был абсолютно убежденным прививочником, он верил в «Спутник V». Я думаю, что он был бы жив, если бы вакцинировался еще зимой: тогда он участвовал в испытаниях вакцины, но попал в группу, получившую плацебо.