Просроченный страх ( 1 фото )

— Маша, ты что до сих пор не сказала папе, что мы женимся, — мой самый любимый на свете мужчина требовательно смотрел на меня.

— Нет, Антош, — я вздохнула, прекрасно зная, что выгляжу глупо.

— Маш, ты его, что, боишься?

В этот момент я поняла, что, произнеся последний вопрос, Антон даже не понял, насколько он прав. Я действительно с детства привыкла бояться своего отца. Он воспитывал меня один после того, как моя мать разилась в аварии, но я нередко ловила себя на мысли, что лучше бы я оказалась в детдоме, чем на попечении у этого мрачного, грустного, грузного мужчины, один вид которого пугал любого ребенка младше десяти.

Характер у папы был просто кошмарный, он никогда не баловал меня и избегал любых проявлений нежности. Я стояла на гречке за малейшую провинность и ни разу не слышала похвалы в свой адрес, хотя из кожи вон лезла, чтобы заслужить отцовское одобрение. Папа умел исключительно злиться, причем, делал это всегда основательно – с матом, пыхтя, ругаясь и не брезгуя рукоприкладством.

Удивительно, но ненависти к нему я не испытывала – просто научилась тихо ходить, чтобы лишний раз не напоминать ему о себе, когда он по вечерам замирал перед телевизором, ухитряясь смотреть без тени улыбки даже юмористические передачи. Перед его приходом с работы я успевала сделать все дела по дому, и получить от него нагоняй просто из-за того, что ему было не к чему придраться. Отсутствие моих проступков злило его даже больше, чем неповиновение.

— Да, боюсь, — ответила я после долгого молчания. Видимо, в моем голове было что-то такое, что заставило Антона моментально стать серьезным, — мы не виделись уже пять, все время, пока я учусь. Он живет в соседнем городе, поэтому о тебе вообще ничего не знает.

На следующий день Антон заставил меня позвонить отцу по скайпу. Слушая гудки, я раз пять боролась с желанием прервать вызов, и только присутствие жениха мешало мне смалодушничать. Наконец папа взял трубку. Глядя на изрядно постаревшего седого толстяка, совершенно не понимающего, с чего начать разговор, я вдруг поняла, что не испытываю перед ним робости. Мой злейший враг детства знатно полысел и как-то забавно посапывал забитым носом.

Я даже не запомнила подробностей беседы. Папа совершенно равнодушно воспринял новость о моем предстоящем замужестве – никакого скандала, криков, обещаний разобраться и прибить всех правых и виноватых. Кивнул, пожелал счастья, фыркнул. Вопросов не задавал, сказал, что спешит, и с ощутимым облегчением распрощался.

— Надо же, пять лет назад я боялась стоять рядом с ним. Наверное, он просто постарел, а я выросла.

— Не совсем, Машунь. Просто каждый страх имеет свой срок годности. Вот я в детстве темноты боялся, а теперь боюсь, что ты передумаешь выходить за меня замуж, — Антон обнял меня, и мы засмеялись. Пожалуй, давно я не смеялась действительно от души.