Alinatali
Слово о каллиграфе ( 8 фото )
Малоизвестный, но незабываемый Алексей Ремизов явился в литературу в самый разгар модернизма и прямо продолжил языковые игры Николая Лескова, дополнив их глоссолалией гениального авангардиста Андрея Белого.
Это вообще очень интересная линия русской литературы, я её очень люблю: Николай Гоголь породил Николая Лескова. Николай Лесков породил Алексея Ремизова, Алексей Ремизов породил Евгения Замятина, а уж от Замятина пошло буйствовать языкотворчество двадцатых годов, вплоть до неудобьчитаемого старика Ромуальдыча, нюхающего портянку. Ну, там были боковые линии, типа «Сатириконовцев», Шолом-Алейхема и «южной школы», а позже и Чапыгин, и Шишков, и Шергин, и Бажов и всё прочее, дотянувшееся до 1969 года с итоговой новеллой В.Григорьева «Образца 1919», но я сейчас не об этом. А о Ремизове с его лимонарями, идущими посолонь.
Он был безупречный стилизатор. Кроме того – каллиграф. Одно в другим как-то связано, да. Ремизов сочинял стильные тексты и записывал их вычурным «писцовым» почерком, заполняя страницы манускриптов кружевом абстрактной вязи. Всё, написанное Ремизовым, в том или ином смысле безупречно, но мне особо нравятся его «Заветные сказы». Алексей Ремизов вообще гений, но тут — он гений вдвойне. Изысканная стилизация под русскую литературу доперовского времени, восппроизводящая аромат русского книгочейства XVII века, основанного на прекрасном знании византийской литературы, как житийной, так и развлекательной. Заимствования из других культур Алексей Ремезов, создатель уникальных рукописных книг и знаток «потаённой» литературы, аранжировал под «русскость» эпохи модерна.
Замечательная книга, великолепный экскурс в глуби русской души. Ремизов, как в батискафе, погрузился на самое дно потаённых русских фантазий и, вернувшись, совокупил в своём рассказе стилистическую отточенность «серебряного века русской литературы» с хтонической юморной лукавинкой.
Наименее интересен в этом сборнике «Чудесный урожай», очень смешной и высокохудожественный пересказ известной похабной сказки из сборника «Заветных сказок» Афанасьева. Обычно при пересказе что-то теряется — например, народность. И вместо народности возникает личное высказывание автора, как бы присвоение фольклора автором. Но Ремизов ухитрился этой ловушки избежать — он создал именно вариант фольклора, без стилизации, без авторского дискурса. Не могу припомнить, кому ещё в русской литературе удавался подобный головокружительный трюк... ну, разве что Евгению Замятину. Ремезова, кстати, обвиняли в плагиате (не в связи с «Чудесным урожаем») именно из-за уклонения от личного высказывания, из-за неукоснительного следования принципам фиксации фольклора – фиктивного, разумеется.
Чуть более любопытна «восточная» притча об исполнении желаний, настолько популярная, что мальчишки пересказывали её ещё в моём детстве, в начале 70-х годов. «Султанский финик» изъясняет, что, мол, надо правильно формулировать свои желания, опасаясь буквального их исполнения. Единственный недостаток «Финика» в том, что это лёгкая стилизация под ориенталистский эротический фольклор, а не под старорусскую литературу с её тяжеловесной ханжеской назидательностью, усиливающей комический эффект.
И это всё хорошо, но, на мой несколько придирчивый взгляд, представляет собой лишь наполнитель книжицы «Заветные сказы», а истинное-то сокровище суть сказочка про царя Додона и поразительная «Что есть табак. Гоносиева повесть».
Что там повествуется про Додона-царя, вы, наверно, уже догадались, а от себя добавлю, что прекрасна эта сказка, великолепен, музыкален язык. Широко, без конца и без края, распахивается русская душа по просторам прихотливо-простодушного сюжета. Использовал Ремизов, великий знаток непечатной русскости и не менее великий охальник, подлинные сказания, певшиеся податным людом в курных избах да под водочку с копусткой квашеной. Верится, в самом деле, что именно такие сказки сказывала маленькому Саше Пушкину его добрая крепостная рабыня, Арина Родионовна, в промежутках между поротьбой на сеновале. «Что за прелесть эти сказки! — воскликнул расстроганный поэт. — Каждая из них суть поэма!» И тут же сел за сочинение поэмы о «Царе Никите и сорока его дочерях». Жаль только, не дописал, застеснялся...
Ну, а «Что есть табак», это уже немного другой уровень, это обстёбывание уже книжной культуры допетровской Руси, изощрённое и, парадоксальным образом, доброжелательное издевательство над интеллектуалами Серебряного Века, жаждавшими прильнуть к чистым родникам духовных песнопений, пришедших на русскую землю со святой горы Афон в стародавние времена.
Из многочисленных вариантов православных легенд о табаке Алексей Ремизов извлёк наиболее внятное и сюжетно напряжённое. Под влиянием Николая Лескова, автора гениального апокрифа «Скоморох Памфалон», Ремизов аранжировал легенду в строго житийной форме, стилизовав её под русскую литературу семнадцатого века. И в результате мы имеем маленький шедевр короткую, емкую, малопристойную повесть, в которой сконцентрировано целое направление несостоявшейся оригинальной (допетровской) русской литературы — это направление было оборвано в восемнадцатом веке, с началом вестернизации русской культуры.
В этом смысле «Что есть табак» — книга поразительная. Захватывающе прекрасный литературный памятник — живой, дышащий, смеющийся. Стилизация, которая обычно омертвляет текст, тут, напротив, оживила достаточно похабный сюжет, превратив его в образец высокой поэзии.
Эта книжка, «Заветные сказы», была собрана в 1920 году издательством «Алконост», но ещё в 1908 году «Что есть табак» издавался отдельно, ограниченным тиражом, с иллюстрациями Константина Сомова.
Это вообще очень интересная линия русской литературы, я её очень люблю: Николай Гоголь породил Николая Лескова. Николай Лесков породил Алексея Ремизова, Алексей Ремизов породил Евгения Замятина, а уж от Замятина пошло буйствовать языкотворчество двадцатых годов, вплоть до неудобьчитаемого старика Ромуальдыча, нюхающего портянку. Ну, там были боковые линии, типа «Сатириконовцев», Шолом-Алейхема и «южной школы», а позже и Чапыгин, и Шишков, и Шергин, и Бажов и всё прочее, дотянувшееся до 1969 года с итоговой новеллой В.Григорьева «Образца 1919», но я сейчас не об этом. А о Ремизове с его лимонарями, идущими посолонь.
Он был безупречный стилизатор. Кроме того – каллиграф. Одно в другим как-то связано, да. Ремизов сочинял стильные тексты и записывал их вычурным «писцовым» почерком, заполняя страницы манускриптов кружевом абстрактной вязи. Всё, написанное Ремизовым, в том или ином смысле безупречно, но мне особо нравятся его «Заветные сказы». Алексей Ремизов вообще гений, но тут — он гений вдвойне. Изысканная стилизация под русскую литературу доперовского времени, восппроизводящая аромат русского книгочейства XVII века, основанного на прекрасном знании византийской литературы, как житийной, так и развлекательной. Заимствования из других культур Алексей Ремезов, создатель уникальных рукописных книг и знаток «потаённой» литературы, аранжировал под «русскость» эпохи модерна.
Замечательная книга, великолепный экскурс в глуби русской души. Ремизов, как в батискафе, погрузился на самое дно потаённых русских фантазий и, вернувшись, совокупил в своём рассказе стилистическую отточенность «серебряного века русской литературы» с хтонической юморной лукавинкой.
Наименее интересен в этом сборнике «Чудесный урожай», очень смешной и высокохудожественный пересказ известной похабной сказки из сборника «Заветных сказок» Афанасьева. Обычно при пересказе что-то теряется — например, народность. И вместо народности возникает личное высказывание автора, как бы присвоение фольклора автором. Но Ремизов ухитрился этой ловушки избежать — он создал именно вариант фольклора, без стилизации, без авторского дискурса. Не могу припомнить, кому ещё в русской литературе удавался подобный головокружительный трюк... ну, разве что Евгению Замятину. Ремезова, кстати, обвиняли в плагиате (не в связи с «Чудесным урожаем») именно из-за уклонения от личного высказывания, из-за неукоснительного следования принципам фиксации фольклора – фиктивного, разумеется.
Чуть более любопытна «восточная» притча об исполнении желаний, настолько популярная, что мальчишки пересказывали её ещё в моём детстве, в начале 70-х годов. «Султанский финик» изъясняет, что, мол, надо правильно формулировать свои желания, опасаясь буквального их исполнения. Единственный недостаток «Финика» в том, что это лёгкая стилизация под ориенталистский эротический фольклор, а не под старорусскую литературу с её тяжеловесной ханжеской назидательностью, усиливающей комический эффект.
И это всё хорошо, но, на мой несколько придирчивый взгляд, представляет собой лишь наполнитель книжицы «Заветные сказы», а истинное-то сокровище суть сказочка про царя Додона и поразительная «Что есть табак. Гоносиева повесть».
Что там повествуется про Додона-царя, вы, наверно, уже догадались, а от себя добавлю, что прекрасна эта сказка, великолепен, музыкален язык. Широко, без конца и без края, распахивается русская душа по просторам прихотливо-простодушного сюжета. Использовал Ремизов, великий знаток непечатной русскости и не менее великий охальник, подлинные сказания, певшиеся податным людом в курных избах да под водочку с копусткой квашеной. Верится, в самом деле, что именно такие сказки сказывала маленькому Саше Пушкину его добрая крепостная рабыня, Арина Родионовна, в промежутках между поротьбой на сеновале. «Что за прелесть эти сказки! — воскликнул расстроганный поэт. — Каждая из них суть поэма!» И тут же сел за сочинение поэмы о «Царе Никите и сорока его дочерях». Жаль только, не дописал, застеснялся...
Ну, а «Что есть табак», это уже немного другой уровень, это обстёбывание уже книжной культуры допетровской Руси, изощрённое и, парадоксальным образом, доброжелательное издевательство над интеллектуалами Серебряного Века, жаждавшими прильнуть к чистым родникам духовных песнопений, пришедших на русскую землю со святой горы Афон в стародавние времена.
Из многочисленных вариантов православных легенд о табаке Алексей Ремизов извлёк наиболее внятное и сюжетно напряжённое. Под влиянием Николая Лескова, автора гениального апокрифа «Скоморох Памфалон», Ремизов аранжировал легенду в строго житийной форме, стилизовав её под русскую литературу семнадцатого века. И в результате мы имеем маленький шедевр короткую, емкую, малопристойную повесть, в которой сконцентрировано целое направление несостоявшейся оригинальной (допетровской) русской литературы — это направление было оборвано в восемнадцатом веке, с началом вестернизации русской культуры.
В этом смысле «Что есть табак» — книга поразительная. Захватывающе прекрасный литературный памятник — живой, дышащий, смеющийся. Стилизация, которая обычно омертвляет текст, тут, напротив, оживила достаточно похабный сюжет, превратив его в образец высокой поэзии.
Эта книжка, «Заветные сказы», была собрана в 1920 году издательством «Алконост», но ещё в 1908 году «Что есть табак» издавался отдельно, ограниченным тиражом, с иллюстрациями Константина Сомова.
Взято: Тут
953