Как молодые люди превращаются в старых зверей ( 10 фото )

В 1971 году по заказу ВМС США учёные Стэнфордского университета занялись вивисекцией феномена дедовщины. Военных интересовал личностные метаморфозы US-морпехов; тех, кто оказывался на гауптвахтах, и тех, кто охранял штрафников. Удивляло начальство то, что охранники подсаживались на возможность садировать ближних своих, как на кокаин. Стремительно и основательно. Впрочем, речь шла не только о злоупотреблениях в армии & флоте. Но и о беспределе в американской пенитенциарной системе. И о печально-известных студенческих ритуалах посвящения.




В шестидесятые годы заокеанские специалисты полагали, что зверства в подобных учреждениях доминируют потому, что в «наставники» стремятся субъекты с неким «недемократическим» типом личности. Но руководил экспериментом Филипп Зимбардо (Philip Zimbardo), который, напротив, исходил из того, что если некто имеет позиционное преимущество, он им злоупотребит. Злоупотребит, независимо от своего генетического багажа. Ученый любил цитировать Шекспира: «Весь мир театр, а люди в нем актеры». Мы играем роли. И они постулируют и наше поведение, и ожидания окружающих. На старте опыта предполагалось, что социальная роль определяет поведение. То есть заключенный «играет» жертву системы, а его тюремщик – вертухая.




В местной газете дали объявление, из которого следовало, что за $15 в день молодые люди могут принять участие в психологических экзерсисах под условным названием «Тюремное заключение». Пожелали поиграть в тюрьму семьдесят пять студентов. Отбор выявил 24 соискателя, которые произвели на профессуру впечатление социально адаптированных. То есть селекционный фильтр прошли нормальные представители среднего класса. Не знакомые между собой. Исключительно белые, дабы исключить расовый фактор.

В результате жеребьевки, проведённой традиционным методом подбрасывания монетки в 25 центов, одним отведена была роль арестантов, другим – тюремщиков. Права «заключенных», по задумке экспериментаторов, ущемлялись адекватно законодательству. Установка была следующая: арестанты должны быть деиндивидуализированы, обращаться к ним следует не по именам, а исключительно по трёхзначным номерам. Следовало заставить их ощутить беспомощность, страх, тоску. Но! Не прибегая к насилию.

Любопытный нюанс: охранники функционировали в презумпции того, что объект исследования – поведение псевдозаключенных, в то время как психологов интересовали обе группы испытуемых. Разница была лишь в том, что охранники «работали» восьмичасовую смену (по трое в каждой), а заключенные находились под объективами 24 часа в сутки. На случай «срыва» несколько запасных заключенных находились как бы под домашним арестом в режиме ожидания и могли заменить любого из «заключенных», если потребуется. И потребовалось. Очень скоро.


По контракту испытания подразумевались двухнедельными. Однако уже на второй день невольники взбунтовались. А их оппоненты расправились с бунтовщиками так свирепо, что экспериментаторам пришлось напомнить студентам, что насилие категорически запрещено. И законом, и условиями эксперимента.

Но с каждым часом конфликт нарастал: инциденты следовали один за другим. Причем провоцировали их именно обладающие властью участники, которые чморили подопечных по лекалам настоящего тюремного ада. Трехразовые переклички, которые в первый день занимали минут по десять, быстро превратились в издевательские многочасовые процедуры. Обработка унитаза зубной щеткой и все прочие прелести тюремного быта стали нормой сразу. Студентов заставляли спать на бетонном полу. Ходить по камерам обнаженными. Сексуальные «шуточные» унижения, вплоть до имитации гомосексуального изнасилования, практиковались легко и непринужденно.

Изначально казалось, что стимул для всех участников опыта – скромный приработок. Но охранники добровольно оставались на сверхурочную работу, чтобы помогать коллегам усмирять бунтовщиков. По их версии. А по мнению же психологов, – чтобы с энтузиазмом насладиться нежданной властью & унижением подопытных.


Резюме эксперимента:

– роль определяет поведение в большей степени, чем собственно личность;

– униженное положение развивает комплекс малоценности (некоторые псевдозаключенные пришли к выводу, что их роль была им отведена из-за физических недостатков, что не отражало реальный расклад – вопрос, напомню, решался жеребьёвкой);

– вовлеченные наблюдатели не фиксируют зреющей аномалии;

– и, наконец, основное = власть стремительно деформирует личность.


Описанный экспериментаторами «синдром узника» (pathological prisoner syndrome) генерировался прежде всего осознанием беспомощности и полной зависимости.

Как писала Марина Леско, в быту каждый волен думать про себя, что ему в случае чего достанет воли погеройствовать. Или хотя бы сохранить лицо. Две дюжины студентов этой веры лишились навсегда. Кстати, как выяснилось впоследствии, целью заказчиков-военных была вовсе не борьба с садизмом, а желание научить солдат, как не опуститься до полного ничтожества, если случится попасть в плен к противнику.