Рождение неотложной помощи ( 18 фото )

Летучий амбуланс Ларрея. Акварель Эдмона Лажу, начало XX века.

2 декабря 1792 года хирург Доминик Ларрей впервые организовал немедленную доставку раненых с поля боя в лазарет, где их сразу оперировали. Это день рождения неотложной медицинской помощи. Она возникла на войне, и принесла десятки побед Наполеону. Ученики Ларрея развили эту идею в мирной жизни.

Ларрей пошёл в армию, чтобы выдвинуться: только что отец любимой девушки отказал ему в руке дочери, находя молодого человека бесперспективным. Не имея денег на проезд, Ларрей пришёл в Париж учиться пешком, а сватался ни много ни мало к дочери министра финансов. Причём девушка, Элизабет Лавилль, влюбилась и обещала выйти за него.

Но министр Лавилль не давал согласия, потому что за десять лет в медицине молодой человек не научился ею кормиться. Жил уроками анатомии. И познакомился с министерской дочкой на таком уроке, устроенном в мастерской живописца Давида. Там учились две сестры Лавилль – художницы. Младшая Мари-Гийемин уже стала знаменитой. Вот у неё жених банкир Бенуа (под этой фамилией она и вошла в историю живописи). А Ларрею, похоже, состоятельным не бывать.


Хирург Доминик-Жан Ларрей (1766-1842) – офицер ордена Почётного Легиона. 1804 год. Портрет работы свояченицы Ларрея, художницы Мари-Гийемин Бенуа, музей при военном госпитале Валь-де-Грас

Состоянием считали сумму от 100 тысяч ливров, которая приносит 5000 годовой ренты. Для сравнения, кузнец зарабатывал 5 ливров за день, рядовой хирург немногим больше. Ещё до революции Ларрей выиграл конкурс на хорошо оплачиваемое место старшего ассистента в Доме инвалидов. Но в этом крупнейшем госпитале всё решал директор, а у того был среди конкурсантов родственник, который и занял эту должность. Доминик возненавидел всякую несправедливость и примкнул к революционерам. Вооружился за свой счёт. Два года стоял на постах Национальной гвардии, пока другие делали карьеру.

Наконец, революция помогла отличиться и ему. Конвент набирал добровольческие армии для защиты от интервенции. Учителя Ларрея порекомендовали направить Доминика в лучшую армию – Рейнскую. Она была набрана из 20 тысяч самых идейных парижан: именно тех, чьими руками делалась революция.  Командовал армией лучший генерал Адам Филипп Кюстин, управлял самый толковый комиссар Пьер-Жак Вильманзи, а специально сочиненная для Рейнской армии боевая песня стала гимном всей Франции: с несколько измененным текстом это «Марсельеза».


Маркиз Адам Филипп де Кюстин (1740-1793), командующий Рейнской армией революционной Франции. Дед маркиза де Кюстина, автора известной книги о николаевской России. Этот портрет в 1792 году рисовал с натуры и гравировал Кристоф Герен.

До Рейнской армии воевали по примеру Фридриха Великого: главное – победить в бою, а ранеными займемся, когда всё кончится. Сражения порой тянулись весь световой день, так что медики приходили на поле боя только на следующее утро. Раненые сутками лежали на земле безо всякой помощи, часто в холоде и под дождем. Врачи под пули не рвались. Они изображали штатских, работающих по найму, а в руках противника просто меняли нанимателя. Революционер-патриот Ларрей так себя вести не мог.

В первом же бою он полез на передний край, перевязывая прямо под вражеским огнем. Затем оттаскивал раненых шагов на триста в тыл, оперировал на позиции, хотя уставы запрещали размещать лазареты ближе 4 километров от поля боя. Ларрея посадили на гауптвахту. Однако из 40 солдат, которым он оказал помощь, в строй вернулись 36!


Оказание первой помощи раненому на поле боя. Гравюра по рисунку Доминика Ларрея.

По тем временам мировой рекорд. Обычно соотношение бывало обратным. Ларрей заранее не сомневался в успехе. Во-первых, если хирург сразу же займётся раной, она заживает как операционная, за 7-10 суток. Во-вторых, в отличие от коллег из других полков, Ларрей прошёл школу отца нефрологии Пьера Жозефа Дезо. Было это тремя годами ранее, ещё при абсолютной монархии. Рабочие королевской бумажной фабрики бастовали, требуя достойной заработной платы. Правительство бросило на демонстрантов два полка драгун. Произошло настоящее сражение. К Дезо в больницу Отель-Дьё привезли пострадавших с обеих сторон. У многих рабочих – огнестрельные ранения. И тогда учитель показал, как с ними обращаться.

Обычно огнестрельные раны после извлечения пули удлиняли скальпелем, пытаясь превратить в резаные – считалось, что так заживает быстрей. Дезо поступал иначе: иссекал ушибленные нежизнеспособные ткани в раневом канале (он называл это «освежить»), после чего стягивал края раны одиночным швом. Эту методику Ларрей назвал величайшим открытием хирургии XVIII века.

Оставалась главная проблема: как после перевязки быстро доставить солдата на операционный стол? При штурме города Шпайер 29 сентября 1792-го Ларрей осматривал поле боя в лорнет и заметил, как молниеносно перемещается конная артиллерия. Тогда у него родилась мысль поставить на лафет вместо пушек носилки.


Штурм Шпайера 29 сентября 1792 года.

Он подал подробный проект на имя генерала Кюстина и комиссара Вильманзи. Фактически получилась первая конструкция кареты скорой помощи. Носилки должны быть мягкими, с матрасом, набитым конским волосом. Обтянуты кожей, с которой легко смыть кровь. Снизу четыре коротких ножки, чтобы носилки можно было ставить, и перевязывать уже на них, а не в грязи. По направляющим с роликами носилки закатываются в короб на колёсах – с окошечками по бокам, подвешенный на рессорах, так что раненого не мучает тряска. Чтобы в санитарной повозке помещались двое, Ларрей определил ширину короба в 32 дюйма, или 1112 миллиметров. Это было первое техническое задание на медицинское оборудование с размерами, указанными в только что введённой метрической системе.

Короб везут две лошади, одна из них под седлом – на ней едет санитар. Доктор скачет верхом рядом: отыскивает и перевязывает раненых, а затем сопровождает повозку до операционной, которая разворачивается в ближайшем сравнительно безопасном месте. Всё это называлось «летучий амбуланс».

Армию, по плану Ларрея, должен обслуживать Легион летучих амбулансов. Это три дивизиона по 340 человек. В каждом главный хирург, он же командир, 2 старших помощника, 12 младших. Экономы, администраторы, санитары, аптекари, конюхи. 8 двухколёсных повозок для езды по полю, и 4 четырёхколёсных для гористой местности.


Санитарная повозка для транспортировки раненого с поля боя в амбуланс. Гравюра по рисунку Доминика Ларрея.

Кюстин и Вильманзи восприняли проект осторожно: людей нет, лошадей не хватает. Но после стычки у Лимбурга 9 ноября, когда пришлось отступить ночью, бросив раненых на поле боя, идею решили испытать на авангарде.

Повозки вызвали у солдат энтузиазм. Вероятность погибнуть в бою была тогда невелика – до 5%. Раны получали в 7-8 раз чаще. Истекать кровью целые сутки на холодной земле значило почти верную смерть. А теперь быстро доставят в операционную, к лучшему в армии хирургу. Получив амбуланс, воодушевлённые стрелки 1-го парижского батальона решили задержать на горном перевале прусскую армию, как 300 спартанцев при Фермопилах.

Дело было 2 декабря у замка Кёнигштайн, который перекрывает дорогу от Франкфурта на север, через горы Таунус. Там уже лежал снег. Пруссаки обошли французов с тыла. Тогда командир авангарда генерал Ушар бросил все силы на самое слабое место в кольце окружения и вырвался. Опять Ларрей наблюдал рукопашную вблизи, но, как он вспоминал, на душе у него впервые было спокойно. Все 30 раненых перевязаны и эвакуированы вместе с амбулансом.

Удачный опыт распространили на всю армию. Ларрей стал командиром дивизиона, но в каждом бою следовал за строем, подавая пример. Получил лёгкое ранение в ногу, а 22 июня 1793 года при Майнце лично вступил в сражение с прусскими мародёрами, увидев, что они не только грабят раненых, но и режут их: «С 5 драгунами я напал на этих каннибалов, разогнал их и увёз наших полумёртвых раненых». Новый командующий армией Александр Богарне (первый муж Жозефины) отметил подвиг в донесении Конвенту: «Главный хирург Ларрей и его товарищи по летучему амбулансу неустанным трудом сохранили жизнь храбрым защитникам Отечества, не говоря уже о гуманности подобных дел».

Ларрея вызвали в Париж и поручили создать легион летучих амбулансов в новой Корсиканской армии, формирующейся в Тулоне. По дороге Доминик женился на Элизабет Лавилль. Её отец стал уступчивей: он понял, что хирург нужен правительству, а времена тревожные, начался террор. Бывший командующий Рейнской армией генерал Кюстин лишился головы за то, что якобы нарочно сдал Майнц, который на самом деле невозможно было защищать. Лавилля понизили в должности и направили комиссаром по морской торговле в Роттердам. Чему он был несказанно рад, потому что в Голландии не было гильотины.


Листовка времен якобинской диктатуры с изображением головы казненного за измену генерала Кюстина. Глумливая подпись перефразирует строку из боевой песни Рейнской армии: «Его нечистая кровь удобрит наши нивы».

По правилам новой революционной религии брак заключили перед алтарем Верховного Существа, на котором горел священный Огонь Свободы. Вместо свадебного путешествия – поездка до Тулузы, где Ларрей оставил жену в доме своего дяди, а сам отправился по месту назначения. В Тулоне он познакомился с молодым Бонапартом, который стал его начальником на 18 лет. При Наполеоне Ларрей видел жену примерно 1 месяц за год.

Генерал Бонапарт первым понял, что амбулансы – новое оружие, которое есть лишь у французов. Впервые раненые массово возвращаются в строй. Стреляный вызывает уважение. Его слушают, когда он учит маскироваться, обращаться с оружием, а главное – быстро и безошибочно ориентироваться в бою. Много воюющая армия выигрывает войны ранеными, которые непрерывно повышают её квалификацию.

Недаром при отступлении из Сирии генерал Бонапарт велел всем офицерам спешиться: лошади и экипажи реквизировались для перевозки раненых. Конюшенный спросил, какую лошадь оставить Наполеону. Тот изобразил приступ ярости: «Всем идти пешком! Я первый пойду! Вы что, не слышали приказа? Вон отсюда!».

Ради такого командира медики разбивались в лепёшку. После битвы у пирамид Ларрей впервые в истории военно-полевой хирургии оперировал 24 часа. Когда стемнело, с 4 сторон от стола поставили толстые свечи вроде церковных. Такого освещения хватало на самую тонкую операцию того времени – перевязку сосудов.


Хирург Доминик-Жан Ларрей (1766-1842) в Египте, 1798 год. Рисунок штатного художника Египетской экспедиции Андре Дютертра.

Коллеги от усталости роняли инструменты и спрашивали Ларрея: «Как ты можешь?» А он мог, потому что было любопытно. Для него битвы были громадным экспериментом. В Египте, например, представляли интерес необычайно глубокие раны, наносимые булатными клинками мамелюков. Доведя до совершенства предохранительные ампутации (как единственное средство от гангрены), Ларрей стал делать на поле боя трепанации.  После битвы при Абукире он провёл эту операцию семерым, и пятеро выжили. Примечательно, что в госпиталях франко-прусской войны семьдесят лет спустя, уже после открытия Листером антисептики, фатально закончились 100% трепанаций.

В том сражении меткий стрелок с турецкого редута ранил генерала Жан-Урбена Фюжьера в левую руку у самого плеча, искрошив кость. Такие случаи считались безнадёжными. Бонапарт подъехал проститься, когда Ларрей приступил к лопаточно-плечевой ампутации.

- Возможно, генерал, вы однажды позавидуете моей кончине, – сказал Фюжьер. И протянул свою драгоценную булатную саблю с золотой насечкой. – Возьмите это оружие, оно мне больше ни к чему.

- Возьму, – отвечал Наполеон, – чтобы преподнести хирургу, который спасёт Вам жизнь.

Сказал он это в утешение, не веря в успех. Но Ларрей выходил Фюжьера, и получил саблю, с гравировкой по-арабски: на одной плоскости клинка надпись «Ларрей», на другой – «Абукир». Пациент прожил ещё 14 лет и командовал в Авиньоне запасным полком.


Бригадный генерал Жан-Урбен Фюжьер (1752-1813) после ампутации левой руки. Гравюра из книги Доминика Ларрея.

Раненые при Абукире французы не оставались без помощи дольше 15 минут. Летучий амбуланс творил чудеса. Из 700 раненых умерло только 20, а 550 в течение трёх месяцев вернулись в строй. Такой результативности – 78-процентного излечения – французская армия позднее  добилась только в Первую мировую.

Видя, что Ларрей трудится с энтузиазмом, Наполеон не баловал его наградами – незачем платить там, где можно не платить. После Аустерлица маршальские премии исчислялись сотнями тысяч франков, а главному хирургу гвардии перепало 3000. Подарки врагов бывали щедрее. Александр I после Тильзита вручил усыпанную бриллиантами табакерку за помощь русским раненым. Когда в Египте Ларрей провёл успешную ампутацию пленному командиру мамелюков, османский губернатор Мурад-бей прислал в подарок целый гарем из молодых рабынь.

Ларрею едва хватало сил на работу, он передарил девушек своим друзьям из гвардии. «Доброжелатели» тут же сообщили Элизабет. На третий год разлуки с мужем это была не самая приятная для неё новость. Пришлось объясняться: «Они прелестны, эти черкешенки и грузинки, но я не хотел их, потому что всё время думаю о Вас».

Похоже, сбывалось предсказание, что Ларрею не скопить ста тысяч. Дружба с Бонапартом состояния не приносила. Когда спустя ровно 11 лет после дебюта летучих амбулансов Наполеон короновался как император, Ларрей заподозрил, что добром это не кончится. По дороге с церемонии сказал жене: «Останься он Первым консулом республики, его бы все любили. Грустно видеть, как военный берёт скипетр. Этим инструментом тиранов погубит он себя, а Францию разорит».

Как это произошло, великий хирург увидел своими глазами в России, в 1812 году.


Предполагаемый портрет мадам Ларрей, в девичестве Шарлотта-Элизабет Лавилль-Леру, в 1799 году. Портрет работы её сестры Мари-Гийемин Бенуа. Хранится в Художественном музее Сан-Диего, Калифорния, где пока атрибутируется как «Портрет дамы».


Остатки Великой армии между Вильно и Ковно. 1812 год. Христиан Фабер дю Фор

К 1812 году Ларрей перерос увлечение предохранительными ампутациями. Они обычно спасали жизнь, если их выполнял квалифицированный хирург. Но какой ценой! Летучие амбулансы оставляли после себя груды отрезанных конечностей.

Острее всего стояли две проблемы:

как сохранить ногу выше колена при пулевых и осколочных ранениях бедра, сузив до предела показания к ампутации?

профилактика больничной гангрены; заразна ли она?

12 февраля 1812 года мечта Ларрея сбылась. Он был назначен главным хирургом Великой армии, сильнейшей на свете. 480 тысяч, готовых вторгнуться в Россию. Предстоящее генеральное сражение виделось Ларрею громадным опытным полем. Он звал туда коллег со всей Европы. Открыл в Берлине хирургические курсы, где весь апрель читал лекции и делал показательные операции. Кое-кто из благодарных слушателей влился в маленькую медицинскую армию под командованием Ларрея, общим числом 826 человек.

В начале кампании учитель поражал своих спутников новаторскими операциями. В Бешенковичах вернул русскому кавалеристу нос, который после удара палашом держался на лоскуте кожи. В Витебске 26 июля извлёк пулю из мочевого пузыря офицера 92-го линейного полка. Выполнил первую в истории военно-полевой хирургии ампутацию с вычленением бедра, всего за 4 минуты. Пациент, русский солдат, оправился после операции, но умер на 29-й день от дизентерии.


Возвращение из России. Литография по рисунку Теодора Жерико, 1818 год.

Эта болезнь была бичом наступающей армии. Она сначала лишилась мяса и хлеба – уходя, казаки угоняли скот и разрушали мельницы. Перешли на подножный корм: крыжовник, смородина, яблоки, всё немытое. Наполеон ничего не мог поделать с воровством собственных интендантов. В армии пропало главное средство от поноса – вино. Исчезла соль. Её заменяли порохом, отчего диарея усиливалась. На марше выбегали из строя так часто, что со стороны казалось, будто всем дано слабительное. По виду фекалий в отхожих местах врачи безошибочно узнавали, чья тут останавливалась армия – Кутузова или Наполеона.

Шла охота на ранцы убитых русских солдат: там были соль и сухари. Врачам это не перепадало, их уделом оставалась капуста, сырой горох и ячмень. После Бородинской битвы захватили в Можайске водку. Гвардейцы пили её, чтобы унять проклятый понос, и не могли остановиться. Так Ларрей впервые наблюдал опойную смерть.

В русской армии врачей не хватало: поставив под ружьё миллион человек, царь не сумел собрать для них и 500 хирургов. Из Смоленска уходили, оставляя победителям 4000 раненых без медицинской помощи. Наполеон приказал лечить их вместе со своими 1200 ранеными.

Госпиталь поместили в губернском архиве. По милости интендантов лекарств и перевязочных материалов не было. Бинты заменили архивными бумагами, шины – пергаментами, а корпию – берёзовым лубом.


Карта размещения французских амбулансов на Бородинском поле. Стрелкой показано местоположение главного амбуланса, где преимущественно находился Ларрей во время сражения. Составлена полковым хирургом Жан-Батистом Сарландьером (1787-1838), будущим физиологом и пионером электроакупунктуры.

При Бородино Наполеон первый раз указал в диспозиции точные места развёртывания амбулансов. Главный, при котором находился Ларрей, куда планировали свезти две трети раненых, расположили на правом фланге. Напротив багратионовых флешей, где наносился основной удар. В 10 утра, когда флеши пять раз перешли из рук в руки, оттуда привезли весьма примечательного пациента.

Полковник Борис Соковнин был, по словам Ларрея, «великолепный образец военного, уже весьма дородный» для своих 32 лет. Он командовал Новгородским кирасирским полком, и при контратаке едва не взял в плен самого Мюрата. Пуля раздробила ему нижнюю часть левого бедра, порвала нерв и артерию, и застряла под кожей подколенной впадины. Под плотным ружейным огнём кирасиры отошли за овраг. Соковнин остался лежать у южной флеши.

Заместитель Ларрея Феликс Бансель извлёк пулю, остановил кровотечение. Позвали главного хирурга. Основываясь на своём опыте изучения ампутированных конечностей. Ларрей высказал такое мнение: если ударом в край кости она расколота вдоль, то сила воздействия такая, что и суставная сумка повреждена. Должен быть ещё и поперечный перелом, который сейчас под мускулами не виден. Это не подлежит восстановлению; ампутировать, не дожидаясь гангрены. Ученики Ларрея все как один протестовали, начальник остался в меньшинстве. Решать предоставили пациенту.

Соковнина ждала жена Клавдия, которой едва исполнилось двенадцать. Весной новгородские кирасиры стояли в украинском городе Пирятине. Самый богатый помещик тех мест, седой старик Долинский, сыграл свадьбу с 11-летней девочкой. Полковник влюбился в неё с первого взгляда. Долинский был согласен развестись за 5 тысяч рублей. Капитал Соковнина составлял всего 80 душ. Чтобы выложить 5 тысяч, он залез в долги. Не успели направить из Петербурга оформленные документы на развод, как Наполеон перешёл границу, и кирасирам приказали выступать. Принимая во внимание чрезвычайные обстоятельства, полковой священник в тот же день обвенчал Бориса и Клавдию. Медовый месяц провели в походе от Полтавы до действующей армии. Перед боем Соковнин отослал жену в своё орловское имение.

Ему хотелось сохранить ногу, чтобы ещё повоевать, отличиться и выплатить долги. Но если гангрена, смерть в плену безо всякой награды, что останется супруге? Она малолетняя; ни развенчана, ни замужем; из бумаг только расписки кредиторам. Разве что обратно к Долинскому. После нескольких секунд размышления раненый выбрал ампутацию.


Сцена ранения Соковнина. Вюртембергская пехота спешит на помощь Мюрату (отстреливается в центре), атакованному русскими кирасирами. Зарисовка с натуры оберлейтенанта Христиана Фабер дю Фора. Баварский музей армии, Ингольштадт.

Едва Ларрей сделал её, хирурги бросились изучать отсеченную ногу. Действительно, поперечный перелом: оба мыщелка отделены от кости. Сустав заполнен чёрной кровью со сгустками белка. Кровь из подколенной артерии пропитала мышцы. Гангрена представлялась неизбежной. В Бородинском бою было ещё три таких же случая.

Из важных пленных Ларрей запомнил ещё 20-летнего князя Григория Голицына, корнета лейб-гвардии Конного полка. Сквозное пулевое ранение в руку, кость не задета. Подрезая края раневого канала, главный хирург извлёк пуговицу, которую пуля увлекла за собой. Ларрей с удовлетворением заметил: «Вот подтверждение моего тезиса, что надо освежать всякую огнестрельную рану, даже сквозную, чего бы там ни писали молодые новаторы». Спор этот разрешило только появление рентгена.

Оперированных пленников оставили за 10 километров от поля боя в Колоцком монастыре, временно превращённом в крупнейший госпиталь Европы. Выхаживали наравне с французами. Чтобы не допустить госпитальной гангрены, хирурги по приказу Ларрея на глазах у каждого пациента стирали предназначенные для него повязки. «Больничная горячка заразна, - утверждал Ларрей. – Столько раз я сам наблюдал воспаление уже рубцующихся ран, если они напитывались ядом из повязки умершего от гангрены».


Слева: Доминик-Жан Ларрей перевязывает генерала Морана на Бородинском поле. Фрагмент картины Луи-Франсуа Лежёна (1822). Художник – очевидец и участник битвы; это своё изображение Ларрей одобрил. Справа: дивизионный генерал Шарль-Антуан Моран (1771-1835). На батарее Раевского граната раздробила ему нижнюю челюсть, порвала кожу подбородка и нижнюю губу. Ларрей извлёк осколки кости, наложил швы, зафиксировал челюсть шиной. Выздоровление наступило сравнительно быстро.

С самого начала оккупации Москвы французы опасались внезапного налёта на город казаков. Поэтому всех нетранспортабельных раненых, которым нельзя было раздать оружие, поместили в Воспитательном доме, под защитой пушек на стенах Кремля. Пока Ларрей оперировал в Голицынской больнице (1-я Градская) и Странноприимном доме (институт им. Склифосовского), Воспитательный дом охватили больничные инфекции. В борьбе с «гнилой заразой» там не стирали перевязочных материалов, а поступали проще: признанных безнадёжными выбрасывали в окно с пятого этажа. Не только немцев, итальянцев и поляков, но и настоящих французов. Напрасно бедняги звали на помощь, упираясь в рамы обрубками рук и ног. Ветеринар Пётр Страхов, чья сестра была замужем за комиссаром Воспитательного дома, вспоминал, что каждый день мимо её окон пролетали ещё живые калеки.

В армии знали это. Офицеры пугали солдат, которые отговаривались плохим самочувствием: «Марш, или в больницу!» На таком фоне госпиталь в Колоцком монастыре функционировал образцово. При отступлении из Москвы Ларрей забрал оттуда часть медиков и всех способных передвигаться раненых. Среди них Соковнина и Голицына. Они поправились, со слезами на глазах благодарили Ларрея и просили устроить им побег. В Дорогобуже он дал им денег и оставил при недавно оперированных французах, с запиской к командующему русским авангардом Милорадовичу – как было принято в те времена.

Голицына снова ранили под Кульмом, и он скончался от ран в 1821 году. Соковнин же чувствовал себя прекрасно. Вернулся к жене и явил такую прыть, что к 1836 году у них родилось уже 15 детей. Завистники наябедничали императору Николаю I. Царь простил ветерана, детей велел считать законными, но запретил следовать примеру Соковнина: «впредь не допускать браков с малолетними».

Сам Ларрей при отступлении выжил благодаря гвардейцам. Давние пациенты подбирали его, когда он без сил падал на обледенелой дороге. Кормили и отогревали у своих костров, от которых отгоняли приблудных полковников и генералов. Перенесли Ларрея на руках по мостику через Березину. На правом берегу этой реки держали над ним простыню, пока Ларрей в снегу и под огнем русской артиллерии делал высокую ампутацию бедра 60-летнему генералу Зайончеку (пациент остался жив).


Спроектированные Ларреем хирургические инструменты, описание которых было опубликовано в 1812 году. В центре – складной скальпель с деталями конструкции, и плоские изогнутые иглы для наложения швов. Справа – держатель полынных сигар для мокса-терапии, аналога акупунктуры; Слева – защита от ожога, колпачок с ручкой. В ходе процедуры прижигания предохранял кожу и слизистую вблизи точки воздействия.

За все эти испытания Наполеон не заплатил никакой премии. Напротив, числил одним из виновников ужасных потерь: «Он не умел как следует управлять своей частью». Между прочим, из 826 медиков Ларрея домой вернулось 275, то есть 33%: доля уцелевших раз в 10 выше, чем по всей Великой армии.

Когда Франция капитулировала, накопления Ларрея составляли 30 тысяч франков. Жена хирурга Элизабет, происходившая из финансовых кругов, отдала их приятелю, который обещал выгодные вложения. Теперь власть сменилась – и друг семьи оказался негодяем, не признал долга. У «наполеоновских пособников» забрали пенсию, положенную за орден Почётного легиона. Когда Ларрей остался без доходов, Бонапарт неожиданно захватил власть и предложил возглавить амбулансы гвардии, обещая настоящее богатство: «Я найду способ наградить вас за труды и возместить утраченное».

На поле битвы при Ватерлоо Ларрей снова бродил по «ничейной земле», подбирая раненых под огнем теперь уже английских батарей. Главнокомандующий Веллингтон увидел это в подзорную трубу и спросил:

- Кто этот дерзкий?

- Это Ларрей, милорд.

- Распорядитесь не стрелять в ту сторону. Пусть он соберёт кого захочет.

И герцог Веллингтон приподнял шляпу в знак приветствия.


Солдат, которому в битве при Ватерлоо ядром оторвало руку. Акварель физиолога и невролога Чарльза Белла (1774-1842). Ещё на поле боя полковой хирург наложил ему лигатуру на подмышечную артерию. Солдат тянет перекинутый через блок трос, чтобы приподняться на постели. Позднее военные врачи сообщили Беллу, что этот раненый выжил.

В сумерках гвардейский амбуланс получил приказ отходить вместе с разбитой армией. Измученный Ларрей ехал впереди. Наткнулись на разъезд прусских уланов. Хирург выстрелил из двух пистолетов, достал свою булатную саблю и прорубился через кавалеристов, отвлекая на себя. Ему стреляли вслед. Попали в лошадь. Животное рухнуло в тот самый момент, когда подоспевшие уланы нанесли Ларрею удары саблями по голове и плечу.

Пруссаки подумали, что он убит, бросились в погоню за амбулансом. Изранили и взяли в плен весь медицинский персонал. Через час Ларрей очнулся. Раненая лошадь к тому времени поднялась на ноги. Кое-как взобравшись на неё, хирург двинулся пшеничным полем прямо в сторону французской границы. На рассвете его настигла прусская кавалерия.

Победители забрали кольцо с агатом – талисман, подарок египетского мамелюка. Саблю, кошелёк с 40 золотыми, сапоги, шляпу и даже бельё. Оставили панталоны и серый гвардейский сюртук, в котором невысокий Ларрей издали походил на своего императора.

Отвели к полковнику, тот в самом деле принял хирурга за Наполеона и велел его поскорее расстрелять – связав руки и заклеив глаза пластырем, чтобы бог войны не сумел сорвать повязку и командовать своей казнью. Наклеивать пластырь приказали полковому врачу. Тот приблизился, рассмотрел залитое кровью лицо приговорённого и узнал его – немецкий доктор посещал те самые курсы, которые Ларрей организовал в Берлине весной 1812 года.

Ларрея повели к фельдмаршалу Блюхеру, который был у него в долгу: француз при Кульме лечил его раненого сына. Старый Блюхер накормил пленника обедом. Одел, обул и дал 12 золотых.

Так закончилась военная карьера Ларрея. Теперь он зарабатывал частной практикой. Его звали в Россию, США и Бразилию на должность главного военного врача. Но во Франции жили солдаты гвардии – пациенты, которых он вёл десятилетиями, писал о них научные труды. Много ли к 50 годам остаётся старых друзей, у кого можно спросить: «а помнишь?» Ларрей имел таких несколько сотен.

В 1821 году на острове Святой Елены умер Наполеон. Лишь одно имя из списка наследников в последней воле покойного сопровождается комплиментом: «Завещаю 100 тысяч франков Ларрею – самому доблестному человеку из тех, кого я знал».

Правительство удержало половину этой суммы. В 1854 году, через 12 лет после смерти Ларрея, его сын Ипполит всё же получил конфискованные 50 тысяч. Из рук племянника Бонапарта, который стал императором Наполеоном III и хотел показать преемственность. На эти деньги Ларрей-младший построил в родной деревне отца школу.


Наполеон благодарит Ларрея за оправдание молодых призывников, обвинённых в самостреле: «Я был бы счастлив, если бы меня окружали только такие люди, как Вы». Гравюра, изданная в Париже в 1813 году. Автор: французский художник Карл Карлович Штейбен (1788-1856) – вюртембержец, который вырос в России и учился в Санкт-Петербургской Академии художеств.