«Лучше умереть, чем так жить». В чем лицемерят противники эвтаназии в России ( 2 фото )

Министр здравоохранения России Вероника Скворцова, возможно, неожиданно для самой себя вбросила идею о возможном разрешении эвтаназии в России. Ее спросили об этом во время радиоэфира на «Комсомольской правде», и она ответила, что этот вопрос должны решать сами граждане, например, на референдуме. Неужели у нас могут легализовать эвтаназию?

«Это очень сложный вопрос, касающийся главного права каждого человека на жизнь, и в странах это решается референдумом, поскольку разные преобладающие религии в разных странах», — заявила Скворцова. Возможно, это была с ее стороны форма ухода от прямого ответа. Известно ведь, что наши власти не любят проводить референдумы (ни одного общероссийского и не было с начала 90-х годов). И еще на дальних подступах отсекаются такие плебисциты, по которым общество может высказаться не так, как ожидают от него власти. Глава ЦИК Элла Памфилова уже заявила, что референдума по вопросу эвтаназии быть в принципе не может, хотя не очень понятно, почему именно.

Скворцова же традиционно связала вопрос об эвтаназии с религией. Про РПЦ известно, что она, будучи церковью, настроенной весьма традиционалистски, резко против эвтаназии. В свою очередь, другой яркий противник ее, бывший главный санитарный врач России, а ныне депутат Госдумы Геннадий Онищенко еще в феврале текущего года выступил против эвтаназии, назвав ее бесчеловечной и кощунственной, напомнив также о клятве Гиппократа врача (это традиционный аргумент противников эвтаназии) проявлять высочайшее уважение к жизни человека и никогда не способствовать обреченности больного.

Почему он вдруг высказался в феврале? А потому, что тогда был проведен опрос ВЦИОМ на эту тему. И выяснилось, что аж половина россиян (50%) считает нужным разрешить проведение эвтаназии неизлечимо и тяжело больным людям. Правда, при этом 37% респондентов вообще не знают, что означает это слово. Среди молодежи (18–24 года) доля в принципе одобряющих эвтаназию составила 64%, а среди жителей крупных городов — 58%. Так что, разреши власти проводить референдум, «добровольная смерть» на нем победила бы.

Однако в нашей стране эвтаназия как ускорение смерти пациента, в том числе по его просьбе, прямо запрещена законом «Об основах охраны здоровья граждан» и карается в уголовном порядке.


Впрочем, многие, наверное, согласятся, что эвтаназия в российской медицине на практике давно существует. И то, что руководитель Минздрава не стала категорически отвергать саму такую возможность, косвенно свидетельствует о том, что российская медицина в ее нынешнем состоянии и под руководством Скворцовой, в частности, является едва ли не самым мощным аргументом для многих как раз в пользу эвтаназии. Потому что это именно наша медицина часто либо не может, либо сознательно-цинично или от бедности не хочет предложить страдающим пациентам ничего, кроме страданий и мучений. Это именно наша медицинская система заставляет собирать онкобольных справки и анализы установленным ею самой неспешным бюрократическим путем до того времени, когда их онкология становится неоперабельной. А разве вам неизвестна эта, по сути, означающая эвтаназию (только долгую и мучительную) фраза: «Ну что вы хотите, дедушка (бабушка) уже старенький, ничего не поделаешь». В смысле везти его в больницу и держать там бесполезно, лечить и тратить на него дефицитные лекарства — тоже. Есть довольно твердая уверенность, что по факту в российских больницах существует в том числе и то, что называется «добровольная эвтаназия» по согласию с пациентом или его близкими. Поскольку это преследуется в уголовном порядке, статистики на сей счет нет. Однако можно сделать некоторые предположения, опираясь на статистику других стран, где официально эвтаназия запрещена. Скажем, лет десять назад в Великобритании было проведено исследование, выяснившее, что примерно полпроцента всех смертей по факту являлись либо «добровольной эвтаназией» по воле пациента, либо классической эвтаназией (когда решение принимал уже не он).

Благодаря самоотверженной работе волонтеров в крупных российских городах появились хосписы. Благодаря им же в последнее время несколько облегчены условия получения сильнодействующих обезболивающих. Однако, глядя на провинциальные убогие дома престарелых, где подчас несчастные старики гниют заживо, не имея достойного ухода, да и иные городские клиники, где безнадежно больные просто дожидаются, пока придет их час, не имея никакой помощи в облегчении страданий, нельзя не задаться вопросом: ради каких таких высоких принципов мучаются все эти люди? Ради того, чтобы наши начальники продолжали гордиться нами как высокодуховной нацией, которая не чета всяким там «гейропам»? И чтобы они же могли утверждать, что, мол, ни одна скрепа не пострадала?

На сегодня эвтаназия либо даже ассистированное самоубийство (когда врач помогает неизлечимо больному человеку достойно уйти из жизни) разрешены в целом ряде стран мира. Среди них преобладают страны с протестантской религиозно-культурной традицией и нет ни одной страны православной или мусульманской.

Первыми такой закон приняли еще в середине 1980-х Нидерланды, где добровольная эвтаназия разрешена с 12 лет (но до 16 нужно согласие родителей). Разной степени либеральности на сей счет есть законы также в Швейцарии, Франции, Бельгии, Канаде, Колумбии и Люксембурге. Эвтаназия разрешена в некоторых штатах США и в австралийском штате Виктория. Вот-вот ее разрешат в Новой Зеландии. Формы ухода разнятся — от погружения в глубоко седативное состояние до времени наступления смерти до введения с помощью докторов специальных препаратов. Цены за «услугу» по всему миру — от 500 долларов до 25 тысяч.

Кстати, попутно чисто теоретический вопрос: если Россия — это федеративное государство, то почему, учитывая разницу религиозно-культурных традиций, эвтаназия (после референдума, разумеется) не могла бы быть разрешена в одном или нескольких российских субъектах федерации?

Появилось и такое явление, как «туристическая эвтаназия», когда люди из стран, где она запрещена, приезжают туда, где она возможна. Интересно, сочтут ли наши начальники и церковники, что ни одна скрепа не пострадала, если такое явление дойдет и до нас и безнадежные больные, вместо того чтобы кончать жизнь самоубийством, отправятся за «услугой» куда-нибудь в Нидерланды или Швейцарию?

Вместо обсуждения чисто медицинских аспектов возможностей эвтаназии у нас будут упирать исключительно на некие религиозные и «морально-нравственные» принципы

​​​​​

Вопреки некоторым представлениям, эвтаназия в тех странах, где она разрешена, далеко не массовое явление. Скажем, в Швейцарии речь идет в разные годы о 190–965 случаях в год. В Нидерландах это примерно 4% всех случаев смерти, причем из них почти все (96%) — это именно эвтаназия, а остальные — ассистированные самоубийства. В подавляющем большинстве случаев такой выбор делается в отношении онкологических больных в терминальной стадии. Из российской практики мы знаем, что подчас такие больные, мучаясь от невыносимых болей, шли другим путем. Но с некоторых пор, как у нас теперь принято, стало фактически запрещено публиковать, каким именно. Это не значит, что ситуация «рассосалась».

Мне неизвестно ни одно отечественное достоверное исследование, объективно отражавшее бы отношение нашего медицинского сообщества к проблеме эвтаназии. Судя по опыту других стран, среди медиков нет единства. Где-то за — как в Нидерландах — большинство, где-то — как в Великобритании — меньшинство.

У нас наверняка многие скажут, что в случае разрешения эвтаназии будет полно злоупотреблений. Мол, начнут морить престарелых предков «из-за квартир». Или под маской эвтаназии по чисто медицинским показаниям будет скрываться эвтаназия по социальным причинам. Потому что, мол, решит обезумевший от нищеты, беспомощности и зверского бесчувствия социальных служб одинокий пенсионер, что «лучше сдохнуть, чем так жить». Но разве злоупотреблений нет сейчас? Разве нет многочисленных случаев неоказания медицинской помощи тем, кому она нужна? Разве «оптимизация» медицины не сводит в могилу досрочно миллионы и миллионы?

В случае легализации эвтаназии в нашей стране все эти чудовищные провалы социальной политики могли бы, чисто гипотетически (поскольку никакой легализации в обозримом будущем не будет), дать статистический взрыв роста численности тех, кто не столько не может физически, сколько не хочет продлять такое жалкое существование в мучениях. Поэтому вместо обсуждения чисто медицинских аспектов возможностей эвтаназии для тех же безнадежных, находящихся в терминальной стадии онкобольных или тех, кто так же безнадежно находится в состоянии «овоща», у нас будут упирать в обсуждении данного вопроса исключительно на некие религиозные и «морально-нравственные» принципы. Которые обычно ревностно и бескомпромиссно защищают те, кого эти медицинские трагедии лично не коснулись. Или они думают, что они их не коснутся никогда, потому что, мол, «они на контракте». А если и коснутся, то все равно прилетит ВИП-ангел-хранитель и все исправит за деньги. Но он, как правило, не прилетает вовремя и к таким людям. Там наверху тоже пробки, знаете ли. Нас много, а Он один.