Расстрел синагоги, граната в кебабную. Что происходит в Германии? ( 6 фото )

Всё как-то смешалось в Германии: еврейский праздник Иом-кипур, стрельба у синагоги с убитыми, празднование 30-летия начала уничтожения ГДР. У этих событий есть один общий знаменатель. Он в том, что германское общество сегодня глубоко больно. И болезнь эта началась ещё 30 лет назад, когда первая демонстрация вышла на площадь Августа в Лейпциге. Вышла с лозунгами: «Мы – народ!», «Никакого доверия правительству!», «Требуем свободных выборов!»

Автор:
Цыганов Александр

Иом-кипур, День искупления, он же День всепрощения — самый важный праздник в иудаизме. Это день покаяния и отпущения грехов, когда, как считается в иудейской религии, Бог оценивает то, что и как делал человек за прошедший год. Соответственно, в этот праздник иудеи усиленно молятся и обязательно посещают синагогу.

Расстрел синагоги и граната в кебабную

В этот раз посещение синагоги верующими в немецком городе Халле (Галле) обернулось их обстрелом и двумя погибшими. Стрелял из автомата неизвестный мужчина в камуфляжном облачении.


Фото: Jan Woitas/Globallookpress

Затем он направился к кебабной, куда швырнул предмет, похожий на гранату. Или гранату, которая не взорвалась. Здесь никто не пострадал, но тем не менее стало очевидно, что акция была не спонтанной. Тем более что вскоре полиция сообщила о ещё одном нападении со стрельбою — в городе Ландсберг, в 15 километрах к востоку от Халле. Оттуда подробностей пока не сообщается, но власти уже назвали эти события проявлением ненависти. Что, в общем, тоже очевидно, поскольку всего за день до того руководство ФРГ расценило как террористический акт инцидент в городке Лимбург-ан-дер-Лан (федеральная земля Хессен). Там человек на угнанном грузовике наехал на легковые автомобили, стоявшие у светофора. По сообщениям полиции, пострадало не менее 17 человек, один из которых в критическом состоянии.

Сообщивший об это телеканал ZDF обозначил нападавшего как 30-летнего иммигранта, прибывшего в Германию из Сирии.

А ещё за день до того глава МВД ФРГ Хорст Зеехофер высказал в интервью газете Bild am Sonntag опасения, что Германия может столкнуться «с волной беженцев, как было в 2015 году, а возможно, с ещё большей». Потому-де надо помогать европейским партнёрам помогать контролировать границы ЕС, сформулировал программу спасения Зеехофер, но это уже детали.

Главное — что кольцо замкнулось, и та же газета кричит сегодня о «дне стыда для Германии», «смертельной охоте на евреев» и «протоколе ненависти».


Хорст Зеехофер. Фото: Tom Weller /Globallookpress

На самом деле, как показывают эти события, «протокол ненависти» усиленно заполняют обе условные стороны: мигранты нападают на немцев, немцы нападают на чужаков. А что в данном конкретном случае речь идёт о неонацисте, не имевшем друзей, часто сидевшем у компьютера и самостоятельно смастерившим своё оружие, мало что в этой картине меняет. Это тоже всего лишь деталь. Да и направивший грузовик на немцев сириец тоже не идеалами дружбы народов вдохновлялся.

Просто кольцо ненависти замыкается, показывая, что германское общество сегодня глубоко больно. И начало этой болезни в Германии тоже отмечают сегодня. И довольно торжественно.

«Майдан» в Лейпциге

Праздник начала болезни отметили в Лейпциге — городе, где она началась 30 лет назад, 9 октября 1989 года. Тогда здесь, на площади Августа, перед концертным залом «Гевандхаус» собралась толпа в 70 тысяч человек. Требовали в основном ухода от власти правившей Социалистической единой партии Германии (СЕПГ), обвиняли её в том, что она не кормит народ, а сжирает всё сама, выражали недоверие правительству, которое держит границы на замке, объявляли приход «новой реальности», скандировали: «Гор-би! Гор-би!» В честь Горбачёва.

Понятно, что толпа в 70 тысяч — уже не толпа, а демонстрация. Тем более что объединял всех гордый и требовательный лозунг: «Мы — народ!».


9 октября 1989 г. Лейпциг. Фото: dpa/Globallookpress

Лозунг, который оказался на деле болезненным не только для тогдашнего руководства ГДР, но и для нынешней идеологии ФРГ. Потому что даже сегодня в официозной прессе в материалах о годовщине лейпцигской демонстрации тот лозунг подменяется тогда же изящно вывернутым. «Мы один народ» — такой лозунг звучал ровно 30 лет назад. Тогда это был призыв к свободе, пишет, к примеру, та же Welt: «Мы один народ» — этот клич вошёл в историю и привёл к падению целого режима. Таким образом граждане ГДР прокладывали путь к падению стены, единству Германии и Европы».

На самом деле всё было далеко не так. Уже очень скоро после достижения пресловутого «единства Германии» жители Лейпцига кусали губы и с досадой вспоминали о своём участии в тех событиях. Они ведь действительно вели речь о том, что СЕПГ — зажралась, что в ходе очевидно нараставшего в ГДР экономического, товарного и даже продовольственного кризиса геронтологическое политбюро ничего не способно делать для его преодоления, а только судорожно хватается за власть. И что в ГДР, вообще-то, есть ещё народ. Определённый народ, с определённым артиклем das перед этим понятием. И этот народ требует свободных выборов и открытых границ. И речь точно не шла о ликвидации ГДР как государства.

Наивно? Ну разумеется. Когда люди увидели, что СЕПГ на разгон манифестации не решается (а ходили слухи, что Горби это запретил), что во избежание кровавых беспорядков солдат Национальной народной армии заперли в казармах (или побоялись, что армия присоединится к митингующим, тоже ходили разговоры), — на демонстрации стали выходить регулярно. По понедельникам. И не только в Лейпциге, но и в других городах ГДР.


Фото: ADN ZB/Globallookpress

«Майдан» в ГДР начал разрастаться. Но мимо таких «майданов» не проходят те, кому выгодно и желанно полное крушение государственной власти. Этих примеров тысячи, когда законным — а коммунистические власти в ГДР точно так же довели страну до ручки, как коммунистические власти в СССР, — вполне законным протестом масс пользуются силы, которым массы нужны только как таран для снесения ворот, ведущих к власти. Во всех этих примерах есть национальные особенности — в Египте одни, в Ливии другие, в Киргизии третьи, на Украине четвёртые. Объединяет их одно: к власти приходит отнюдь не «народ с определённым артиклем», а третьи, подчас враждебные народу, а то и иностранные силы. Или — иностранные силы приводят к власти враждебный народу режим.

И тому остаётся только кусать губы…

30 лет краха Германии

Подобное произошло и в ГДР. Ведомые поначалу церковью — а первые выступления в Лейпциге начались после горячих проповедей в лютеранской церкви, — митингующие действительно добились того, что с 24 октября руководство СЕПГ начало покидать кренящийся на борт корабль власти. Но в ходе процесса само протестное движение оседлали политические силы и агенты спецслужб ФРГ (а ходили слухи, что и ГДР — тоже), ведущие дело к объединению двух Германий. Постепенно сменились лозунги, как-то незаметно митингующие стали призывать друг друга к единству «разделённого народа», выпочковались откуда-то новые партии, тянущие народ в ФРГ, неизвестные ранее политики получали в руки реальные инструменты власти, чтобы опять-таки именем «одного народа» вести его в «единую страну и общество, где жизнь снова процветает, а люди могут свободно думать и действовать».


Фото: Hendrik Schmidt/Globallookpress

Самое забавное, что на протяжении почти всей своей истории Германия единой не была. Но даже после первого объединения усилиями Бисмарка западная и восточная части страны никогда не ощущали ни особого родства, ни особого единства. На западе восточных немцев — пруссаков и саксонцев — считают людьми по менталитету жёсткими, упёртыми, трудоспособными, но немножко, как бы это сказать... диковатыми. Не куртуазными. На востоке же западных немцев всегда считали несколько легкомысленными, «фестивальными», не очень любящими работать. Этакими германскими французишками. В Германии вообще довольно велики межплеменные различия.

Плюс за 40 лет отдельного существования, к тому же при другом, нежели на западе, общественном строе, в другой союзнической парадигме, в иных социально-экономических обстоятельствах, в ГДР действительно появился отдельный народ. Нет, граждане этой страны оставались, разумеется, немцами, более того, они хотели объединения, считая, что всё же живут в разделённой стране. И более того — живут отстало в сравнении со своими «фестивальными» западными братьями.

Но процессы отдельного национального генезиса всё же шли. Притом, однако, что обе Германии оставались, как ни парадоксально, одной страной. Одна страна — две системы, так сказать.

А вот после аннексии ГДР Западной Германией скрытые дотоле процессы выплыли наружу. Сами немцы, после ухода первоначальной эйфории от объединения, вдруг увидели, что на месте двух стран одного народа образовалась одна страна двух народов! Разных по отношению к жизни, по менталитетам, по ожиданиям. По отношению к политике. По отношению к либерализму. По отношению к мигрантам.

И именно потому, в частности, на карте Германии очень хорошо видна разница в количестве мигрантских общин, да и мечетей, на западе и на востоке страны. И граница эта предельно чётко совпадает с бывшей границей между ГДР и ФРГ.

Потому стрельба, устроенная неонацистом в Халле, — именно симптом. Симптом болезни общества, так и не нашедшего себя в общей стране.