О неправильных коммунистах ( 1 фото )

- ссылка на телеграм.

Фотокарточку Марии Ивановны найти не удалось, но вот вам главный Муралов.


О неправильных коммунистах писала весной 1921 года видному большевику Е. М. Ярославскому сестра другого видного большевика М. И. Муралова. Беспартийную, но сочувствующую советской власти женщину из Ставрополья удивляло, что местные коммунисты оказались не такими, какими они должны были быть. Вместо просмоленных, пропечённых, прокуренных бойцов в городе поселились какие-то негодяи.

О том, почему всякий край, куда приходили правильные и неправильные коммунисты, тут же становился голодным, Муралова не спрашивала, но искренне возмущалась тем, что в Ставрополье «понятие о коммунистах укоренилось, как о людях, прежде всего хорошо, сытно живущих, бездельничающих, пьянствующих, расправляющихся с насилием за каждый пустяшный случай плетью и мордобитием».

Трепещет сердце, холодеют руки. Что происходит?

А вот что: круговая порука, взятка и пьянство. Коммунисты пьют. А где водка — там неизбежно слабеет чутьё, неправильно распределяется пайка и пролазит в ряды классовый враг. Читаем, содрогаясь, что «просто по знакомству выписывались продукты, и вот эта выписка просто чудовищна по своему нахальству в такой критический момент».

Читаем ещё, что «не имея пролетарского самосознания, классового чутья, эти выпивки, “семейные вечера”, проходили в обществе местной буржуазии, меньшевиков, родственников белогвардейцев (дочь белогвардейского полковника служила телефонисткой Ревкома и была близка с женой Предревкома Иконицкого) и вообще всякой публики, не мешавшей пить и холопствующей».

Как же до этого дошло?! А вот так, по принципу: рука руку моет. Высокое начальство, как партийное, так и военное, с удовольствием приезжало в город, принимало участие в попойках и, естественно, покрывало всё. Робкие попытки — не населения, конечно, а «маленьких» коммунистов — жаловаться немедленно подавлялись.

Казалось бы, как такие уродливые цветы могли вырасти на ниве военного коммунизма? Разорённая страна, люди буквально умирают от голода, а представители правящей партии, не ограниченные ничем, кроме сурового суда своих товарищей, жируют на крови. Никогда такого не было и не могло случиться опять, а вот же — пожалуйста.

И ведь, что интересно, — порча затронула даже испытанных бойцов. Служил в армии Н. И. Муралова некий Батулин — и всем был тогда хорош, и скромен в быту, но вдруг отправили его на Ставрополье, и что же? Он тут же начал пьянствовать, покровительствовать «нетрудовым женщинам» и «вообще очень опустился». А трудовым женщинам, таким как сестра Николая Ивановича, Батулин, надо полагать, покровительства не оказывал.

А ведь таких как Батулин не единицы, но масса. И масса эта — самая агрессивная, воинствующая. «В уездах коммунисты, комиссары и партийные работники лично участвуют в пытках, порках и расстрелах крестьян без суда, в одиночку. На всё это есть документы. В среде коммунистов найдёте взяточничество, подлоги документов и т. д. Кошмар!»

Действительно — кошмар, даже хуже пьянства с дочкой белогвардейского полковника. Ну а что же товарищ Ярославский? Переслал письмо Владимиру Ильичу — «для ознакомления». Надо полагать, вождь диктатуры пролетариата ознакомился и попросил разобраться с вопросом, после чего коммунисты Ставропольщины стали известны своей трезвостью, гуманизмом и непримиримым отношением к любым проявлениям так называемого кумовства.

Всё это было или ещё будет, но семье Мураловых ригоризм не принёс ничего хорошего.

Николай Иванович связался с троцкистами и был за то расстрелян, а все его родственники умерли в лагерях. Марии Ивановне повезло погибнуть в ДТП, когда брат ещё сидел в лагере — зато потом расстреляли её мужа, известного коммуниста Ф. С. Лизарева. Мудрый же Емельян Ярославский — Миней! Израилевич! Губельман! — счастливо лёг прахом в урну, смертью своей ещё послужив партии (его кончину пристегнули потом к «Делу врачей»).

Читайте письмо, делайте выводы.

Дорогой товарищ ЯРОСЛАВСКИЙ.

За год существования Советской власти в Ставрополе все делалось как нарочно для того, чтобы восстановить население, включая и рабо­чих, против коммунистов. Здесь понятие о коммунистах укоренилось, как о людях, прежде всего, хорошо, сытно живущих, бездельничающих, пьянствующих, не стесняющихся брать в свою собственность общест­венные вещи, расправляющихся с насилием за каждый пустяшный слу­чай плетью и мордобитием. Это факты неопровержимые. И в этом ви­новаты прежде всего здешние верхи коммунистов.

У власти стоят случайные люди, карьеристы, беспринципная публи­ка, без классового пролетарского самосознания, без всякой партийной выдержки и часто чуждые понятия коммунизма, но сильно впитавшие в себя понятие, отношение и приемы работы старого строя: показать внешний вид порядка, тогда как по существу полная разруха и бездея­тельность, сокрытие преступлений лиц, имеющих личные отношения и связи и т.д.

Не умея и часто не понимая Советского Строительства, они имели одно старое средство для поддержки своей карьеры, к сожалению, средство оказавшееся в ловких руках проходимцев и теперь сильным — это втягивание честных, но малоустойчивых товарищей, путем пьянства, снабжения продуктами и всяких личных услуг — не допустимых по этике и дисциплины настоящего момента. Почти каждого вновь приезжающего товарища приглашали на «семейный вечер», где была выпивка и т.п.

Раз побывав на таком вечере, не имеющий мужества или находчиво­сти сразу и открыто протестовать, товарищ попадал в их руки; потом ему предлагают выписать продуктов, не ограничивая в их разнообразии и количестве, потом еще что-либо подобное, вплоть до знакомства с женщинами — и жертва готова, он в их руках. Прежний Губком участ­вовал в таких попойках и на бланках своих выписывал спирт «для тех­нических надобностей». На это тоже есть документы.

Здесь не было установлено пайков, а просто по знакомству выписы­вались продукты и вот эта выписка просто чудовищна по своему на­хальству в такой критический момент в продовольствии. Не имея про­летарского самосознания, классового чутья, эти выпивки, «семейные вечера» проходили в обществе местной буржуазии, меньшевиков, род­ственников белогвардейцев (дочь белогвардейского полковника служи­ла телефонисткой Ревкома и была близка с женой Предревкома Иконицкого) и вообще всякой публики, не мешавшей пить и холопствующей.

Такое поведение «ответственных коммунистов» было на виду насе­ления и порождало, с одной стороны, со стороны врагов Советской власти, злорадство и клевету вообще на РКП, с другой, со стороны ра­бочих и красноармейцев — коммунистов, раздражение, недоверие и безнадежное настроение. И все эти люди бессменно тут стояли у власти, имея полное расположение к себе со стороны Кавбюро, а военные со стороны Кавфронта. Почему? Город Ставрополь как будто не имеет особого значения ни с военной, ни с политической стороны, кроме продовольственной, вина и самоснабжения, а между тем сюда приез­жали поезда политического комиссара Кавфронта тов. Печерского, члена РВС тов. Трифонова и др. Предревком Иконицкий, Губвоенком Батулин, потерявшие полное доверие рабочих, красноармейцев и ма­леньких коммунистов, были «своими людьми» в этих поездах и, наобо­рот, в Ростове у них был «готов и стол и дом» у членов Кавбюро и чле­нов Кавфронта. Имея сильную поддержку в Кавбюро и в Кавфронте, местные воротилы совсем обнаглели, распустились и распались.

При всяком скромном замечании некоторых «маленьких» товари­щей о непозволительном поведении их, как коммунистов, вызывало отпор и намек на свою опору в Кавбюро. Но все же пьянство, разгул, безделие переполнили чашу терпения, и тогда один из военных коммунистов с целью, чтобы, наконец, прекра­тить это пьянство, решил официально сделать указание ЧК, день и дом, в котором обыкновенно устраивались эти попойки и оргии. На самом деле ЧК застало почти всех лиц обыкновенно участвующих в этих попойках, во главе с предревкомом Иконицким и Губвоенкомом Батулиным, а также пустые и полные бочки и жбаны от вина, пустые и полные четверти и бутылки от спирта, а также масса всяких явств, вплоть до пирожного. Кроме партийной публики здесь было несколько из местной бур­ жуазии, меньшевики и красноармейцы (последние для услуг). Дело бы­ ло передано в Губком, и в результате все участники пьянства исключе­ны из партии.

Исключены они из партии не за то, что они именно в этот вечер пьянствовали (некоторые пришли поздно и еще не успели напиться, ЧК пришло рано), а за то, что вообще у них это вошло в жизнь, привычку и постоянное явление. Боюсь, что по примеру прежнего Губкома и новый Губком скроет это дело, рабочие и красноармейские ячейки на другой день уж исключали из членов ячейки участников этой пьян­ки. Партийные районные собрания просили губком делать доклад об исключении товарищей из партии и единогласно выносили резолю­ции полного одобрения Губкома за такую меру, и чтобы Губком и дальше твердо шел по своей линии очищения партии от случайных и опустив­шихся членов партии.

Батулин числится членом ВЦИК от Ставрополь­ской губ, но характерно то, что на партийной Губернской кон­ференции он не получил ни одного голоса при выборе членов в Губ­ком. Вообще никто из прежних членов Ревкома, Губкома не получили мест в новый Губком, так как они получили самое большее 4 голоса из 112 членов съезда, а то и ни одного, как, например, Батулин. Раньше Батулин работал в армии Муралова Н.И. и был там скромным работ­ником. Здесь же он пьянствовал, покровительствовал нетрудовым жен­щинам и вообще очень опустился, а гарнизон находится в очень тяже­лом состоянии в то время, когда кругом большие банды белых.

Предревком Иконицкий в момент октябрьской революции служил в Москве у уездного санитарн врача Кельха, был саботажником, потом бе­жал в Астрахань, там попал в Красную Армию, где сделался коммуни­стом, с 11-й армией вошел в Ставрополь, здесь осел в качестве замес­тителя Предревкома, а последнее время был предревкомом. Раньше присылались сюда Предревкомы, но они выживались отсюда очень бы­стро. Последний из них был тов. Галактионов. Все это ничего, что Иконицкий был саботажником, вступил в партию недавно, а важно то, что он ловкий интриган, карьерист, беспринципный, халуй и далек по своей психологии и привычкам от коммунизма. Подход к работе у него старый: угодить начальству, показать себя и работу с внешней стороны, где нужно для личной карьеры и внешнего порядка скрыть, прикрыть даже преступления, в работу вносить личные не деловые отношения и т.д. и т.п. Поэтому все отделы находятся в полном развале, до сихпор по существу своему сохранили старый порядок при бездеятельно­сти спецов и советских служащих.

В уездах коммунисты, комиссары и партийные работники лично участвуют в пытках, порках и расстрелах крестьян без суда, в одиночку. На все это есть документы. В среде коммунистов найдете взяточниче­ство, подлоги документов и т. д. Кошмар! И если хоть теперь Кавбюро не пойдет навстречу Губкому очистить партию хоть немного, он тогда совсем оттолкнет от себя рабочих и че­стных коммунистов, тогда здесь работать нельзя, напрасная трата сил и нервов.

Если Кавбюро возьмет отсюда всех исключен, восстановит в правах и опять пошлет их в другие места на ответственные посты, то­ гда нужно очистить это Кавбюро, чтобы оно не было проводником грязи в среду коммунистов. Если хотите, я не так обвиняю всех этих пьяниц и карьеристов, как Кавбюро, которое это видело и не прини­мало никаких мер, наоборот поддерживало их. Поэтому и теперь у ра­бочих есть страх, что Кавбюро помешает очистке партии. Простите то­варищ Ярославский, что я отнимаю у вас время, но надо же и Вам знать, что делается на окраинах, откуда и в будущем году нужно будет получить и хлеб, и мясо, и шерсть и т.п.

Сегодня мне говорил один самый обыкновенный местный крестья­нин: «пришлите к нам в село хоть одного честного коммуниста, ведь Ленину нельзя же быть везде». Конечно, если здешний Предсовнархоз говорит, что нет извести для побелки казарм, а потом находят 1000 пуд, если Иконицкий, кого-то скрывая, говорит, что выдано 1000 пуд угля в мастерские для починки сельскохозяйственных орудий, то­ гда как выдано только 300 пудов — это не значит, что должен все это пе­реустроить Ленин, но все же нужны небольшие, но твердые коммунисты.

Все. И так много написала, здесь масса ужасного, и я не могу отде­латься. Не забывайте, товарищ Ярославский, окраины, Кормилицу Со­ветской России. Очень рада, что вы в Москве. Всего хорошего.

Подлинное подписала: Мария Муралова 21 Марта 1921 г.