Bufym
Расследование Лема ( 1 фото )
Станислав Лем дважды делал попытку написать детективный роман. Первый раз в 1958 году, это был роман «Расследование», второй раз в 1976 – «Насморк».
Первую попытку Лем, по его собственным словам, счёл неудачей, а «Насморк», напротив, оценил как хорошую книгу. Я тоже больше люблю «Насморк», вообще, это один из моих любимых романов. Но для начала стоит разбраться с «Расследованием»
Сам Лем, при всей своей критичности к собственным текстам, всё же с неохотой признал, что в «Расследовании» очень эффектная, завораживающая читателя атмосфера. Хотя Лондон и вообще Англия в этом романе полностью выдуманы, более того, там множество фактических ошибок, но это не мешает при чтении. Этот Лондон так же фиктивен, как фиктивен, например, Нью-Йорк в романе Алена Роб-Грийе: пространство воображения.
Вы, конечно, помните, если не подробности, то канву этого романа: в моргах мелких городишек вдоль побережья вдруг начинают двигаться трупы. Причём, самих движений никто не видит, но создаётся впечатление, что мертвецы меняют позу и всё такое. Идёт расследование – оно поручено начинающему, неопытному следователю, а потом, когда, ко всеобщему недоумению, следователь не теряет нить, а, напротив, начинает прояснять происходящее, к следствию подключаются какие-то засекреченные учёные, которые сами ни во что не вмешиваются, но следят за ходом дела. Постепенно хаотичные фрагменты происходящего начинаются складываться в паззл – совпадение деталек всё увеличиваются, следователь уже в нескольких шагах от того, чтобы совместить все разрозненные части в единую непротивречивую картину и... В этот момент начальник следователя «смахивает все фигуры с шахматной доски» и объясняет, что разгадка уже найдена и в дальнейшем расследовании нет нужды. Следователь (и читатель) остаётся в недоумении.
В интервью Лем объяснял, что так и не придумал подходящей эффектной разгадки и закруглил действие нарочито случайной серией совпадений. Совпадения, радикально меняющие жизнь человека, это навязчивый мотив Станислова Лема, мысль, которая не отпускала его никогда. На этом – нелепая серия сопадений с драматическими последствиями - он построил один из своих лучших романов, которым скромно гордился.
Однако вот что интересно: Лему стоит верить, но с осторожностью. В своих интервью он не врал, тем не менее, формулировал ответы на вопросы с двусмысленностью, которая восхитила бы самого Перри Мейсона, мастера уклончивости без вранья. То есть, буквальный смысл произносимого Лемом не всегда совпадает с контекстуальными ожиданиями интервьюэра. Интервьюэр слышит ответ, но интерпретирует его искажённо.
Например – что значит «не придумал эффектной разгадки»? Как это вообще может быть, если детективы вообще пишутся с конца: придумывается эффектная развязка, и потом читателя ведут по книге к этому финалу. А эту фразу можно понять так, что в процессе написания «Расследования» разгадка перестала удолетворять автора, однако альтернативной, сравнимой по эффекту с заранее заготовленной, он так и не придумал.
Ну вот, ещё одна «Тайна Эдвина Друда», только на этот раз написанная на 80 процентов. Можно сообразить, что же изменилось в жизни Лема, полностью уничтожив приемлемость заранее заготовленного финала детективного расследования – он этого и не скрывал. Дело в том, что как раз тогда Лем перестал быть «соцреалистом». Если до «Расследования» (и во время оного) Лем воспринимал советскую (с поправкой на Польшу) идеологию, как данность, как погоду, которая есть, и в силу своего существования не нуждается в анализе, то в процессе сочинения «Диалогов» стал вполне осознанным антисоветчиком – третья часть этой книги весьма язвительно анализирует тоталитарные социальные системы. Так вот, в результате этой революции в сознании заранее заготовленная разгадка мертвецов, выбирающихся из моргов и бредущих в тумане куда-то по пустырям, оказалась неприемлема, слишком близка ненавидимому Лемом сборнику рассказов «Сезам». Скорее всего, эта разгадка в контексте тогдашней соцреалистической литературы выглядела бы «антиимпериалистическим памфлетом». А этого Лем уже не хотел.
Что же там могло быть? С большой степенью вероятности, выяснилось бы, что это секретный правительственный проект по «оживлению мертвых». В военных, естественно, целях – ходячие мертвецы, фактически, биоандроиды, это идеальные солдаты. У Уильяма Тенна, кстати, именно тогда, только чуть раньше, в 1954 году, вышел рассказ про оживление мертвецов для использования их в войне – «До последнего мертвеца» - и Лем вполне вероятно мог с рассказом ознакомиться и с раздражением обнаружить, что кто-то тему уже застолбил. Конечно, у Лема эта идея подана иначе, но он всегда был чрезвычайно щепетилен в отношении оригинальности используемых идей.
Однако, как бы там ни было, но финал «Расследования» хорош – он превращает детектив в философскую рефлексию, не без социально-критических элементов, заметить которые может только внимательный читатель.
Первую попытку Лем, по его собственным словам, счёл неудачей, а «Насморк», напротив, оценил как хорошую книгу. Я тоже больше люблю «Насморк», вообще, это один из моих любимых романов. Но для начала стоит разбраться с «Расследованием»
Сам Лем, при всей своей критичности к собственным текстам, всё же с неохотой признал, что в «Расследовании» очень эффектная, завораживающая читателя атмосфера. Хотя Лондон и вообще Англия в этом романе полностью выдуманы, более того, там множество фактических ошибок, но это не мешает при чтении. Этот Лондон так же фиктивен, как фиктивен, например, Нью-Йорк в романе Алена Роб-Грийе: пространство воображения.
Вы, конечно, помните, если не подробности, то канву этого романа: в моргах мелких городишек вдоль побережья вдруг начинают двигаться трупы. Причём, самих движений никто не видит, но создаётся впечатление, что мертвецы меняют позу и всё такое. Идёт расследование – оно поручено начинающему, неопытному следователю, а потом, когда, ко всеобщему недоумению, следователь не теряет нить, а, напротив, начинает прояснять происходящее, к следствию подключаются какие-то засекреченные учёные, которые сами ни во что не вмешиваются, но следят за ходом дела. Постепенно хаотичные фрагменты происходящего начинаются складываться в паззл – совпадение деталек всё увеличиваются, следователь уже в нескольких шагах от того, чтобы совместить все разрозненные части в единую непротивречивую картину и... В этот момент начальник следователя «смахивает все фигуры с шахматной доски» и объясняет, что разгадка уже найдена и в дальнейшем расследовании нет нужды. Следователь (и читатель) остаётся в недоумении.
В интервью Лем объяснял, что так и не придумал подходящей эффектной разгадки и закруглил действие нарочито случайной серией совпадений. Совпадения, радикально меняющие жизнь человека, это навязчивый мотив Станислова Лема, мысль, которая не отпускала его никогда. На этом – нелепая серия сопадений с драматическими последствиями - он построил один из своих лучших романов, которым скромно гордился.
Однако вот что интересно: Лему стоит верить, но с осторожностью. В своих интервью он не врал, тем не менее, формулировал ответы на вопросы с двусмысленностью, которая восхитила бы самого Перри Мейсона, мастера уклончивости без вранья. То есть, буквальный смысл произносимого Лемом не всегда совпадает с контекстуальными ожиданиями интервьюэра. Интервьюэр слышит ответ, но интерпретирует его искажённо.
Например – что значит «не придумал эффектной разгадки»? Как это вообще может быть, если детективы вообще пишутся с конца: придумывается эффектная развязка, и потом читателя ведут по книге к этому финалу. А эту фразу можно понять так, что в процессе написания «Расследования» разгадка перестала удолетворять автора, однако альтернативной, сравнимой по эффекту с заранее заготовленной, он так и не придумал.
Ну вот, ещё одна «Тайна Эдвина Друда», только на этот раз написанная на 80 процентов. Можно сообразить, что же изменилось в жизни Лема, полностью уничтожив приемлемость заранее заготовленного финала детективного расследования – он этого и не скрывал. Дело в том, что как раз тогда Лем перестал быть «соцреалистом». Если до «Расследования» (и во время оного) Лем воспринимал советскую (с поправкой на Польшу) идеологию, как данность, как погоду, которая есть, и в силу своего существования не нуждается в анализе, то в процессе сочинения «Диалогов» стал вполне осознанным антисоветчиком – третья часть этой книги весьма язвительно анализирует тоталитарные социальные системы. Так вот, в результате этой революции в сознании заранее заготовленная разгадка мертвецов, выбирающихся из моргов и бредущих в тумане куда-то по пустырям, оказалась неприемлема, слишком близка ненавидимому Лемом сборнику рассказов «Сезам». Скорее всего, эта разгадка в контексте тогдашней соцреалистической литературы выглядела бы «антиимпериалистическим памфлетом». А этого Лем уже не хотел.
Что же там могло быть? С большой степенью вероятности, выяснилось бы, что это секретный правительственный проект по «оживлению мертвых». В военных, естественно, целях – ходячие мертвецы, фактически, биоандроиды, это идеальные солдаты. У Уильяма Тенна, кстати, именно тогда, только чуть раньше, в 1954 году, вышел рассказ про оживление мертвецов для использования их в войне – «До последнего мертвеца» - и Лем вполне вероятно мог с рассказом ознакомиться и с раздражением обнаружить, что кто-то тему уже застолбил. Конечно, у Лема эта идея подана иначе, но он всегда был чрезвычайно щепетилен в отношении оригинальности используемых идей.
Однако, как бы там ни было, но финал «Расследования» хорош – он превращает детектив в философскую рефлексию, не без социально-критических элементов, заметить которые может только внимательный читатель.
Взято: Тут
1007