Феномен японского инвестиционного хаба и наднациональные институты ( 1 фото )

Анализ многих процессов будет неполон без описания своеобразной экономической модели, которая сложилась в Японии. Страна, которую давно и твердо отождествляют с прямым и убежденным вассалом США, уже не первое десятилетие является одним из главных мировых поставщиков прямых инвестиций и технологий.

Вассал США

В начале 1990-х, когда автор проходил обучение, японская модель еще описывалась не иначе как «американо-японская финансовая система». Значительная доля истины в этом на тот период, несомненно, была, однако сегодня это единство уже не столько американо-японское, сколько наднациональное.

Япония заняла свою уникальную нишу не только в мировом разделении труда, но и в новой наднациональной инвестиционной системе. И эта ниша стоит того, чтобы остановить внимание на ее роли и особенностях.

Анализ японской модели позволяет хорошо почувствовать то, насколько проекты, которые можно назвать геополитическими или менее пафосно – внешнеполитическими, являются вторичными по отношению к работе наднациональной инвестиционной системы. А также понять разницу в самой логике инвестиционного управления нового порядка и внешнеполитического управления.

Япония – это неплохой пример, когда роль в системе глобальных инвестиций и внешнеполитический курс, навязываемый в зависимости от политической ситуации или формируемый изнутри, могут не только не совпадать, но какое-то время просто иметь противоположные векторы.

И когда расхождение достигает определенных критических значений, то позиция наднациональной инвестиционной системы оказывается первичной, а внешняя политика вторичной. Подобное можно видеть не только на японском примере, но у Японии это выражено довольно отчетливо. И рассмотрев пример Японии, мы можем увидеть и то, где эта система позволяет внешней политике стран и групп стран сталкиваться амбициями, а где жестко их одергивает и рассаживает игроков по местам. Мы, Россия, тут, увы, ничуть не исключение из правил.

Экономическая модель

Современная экономическая модель Японии сложилась к середине 1990-х годов, и процесс ее формирования занял около 12 лет. Не является никаким открытием то, что с середины 1980-х по 2010-й Япония занимала лидирующие позиции в секторах производства, связанных с т. н. «высокими технологиями».

Другое дело, что это не сфера привычного сегодня уху IT-сегмента, а производство скорее высокотехнологичного железа. Однако очень важный нюанс именно японской модели заключался в том, что это было не только и не столько производство новейшей, к примеру, электроники, а своего рода международный (преимущественно американский) полигон по отработке и адаптации технологий под рост производительности труда.

По сути дела США выносили в Японию часть патентов, концептуальных решений, которые затем перерабатывались в электронную начинку и адаптировались под управление производством в широком смысле. Так, собственно, и складывалось не только японское автомобилестроение, но и отрабатывались, например, технологии бурения, фильтрации, перекачки нефтегазового сырья.

Часть из них уходило обратно на рынки США и Европы, часть превращалось в производства в Японии и в готовую продукцию на экспорт. Собственно, и тот передовой «электронный комфорт», который предоставлял японский продукт потребителю, был органичным следствием той роли полигона для роста производительности, которая была отведена Японии.

Подобного симбиоза у США не сложилось ни с одной страной. Подобную нишу не занимали ни ФРГ, ни Великобритания, ни Южная Корея, которая шла вторым номером, ни тем более Китай.

Уровень доверия между США и Японией всегда был весьма высоким. Он складывался не одно десятилетие и во многом был основан на том, что Токио во всех военных конфликтах с американским участием являлся надежным поставщиком для ВПК США. Японцы обеспечивали Штаты не только площадками под военные базы, но прямо военной продукцией или ее компонентами. Штаты обеспечивали заказами и патентами.

Это сотрудничество ширилось, тем более что в холодную войну Япония была для СССР слабым источником технологий. Мы больше брали через военную разведку и шпионаж в самих США, чем у их трудолюбивого и осторожного сателлита, хотя иногда Москве и удавалось добывать шедевры японского станкостроения.

Сращивание американского ВПК и японской промышленной базы не являлось единственным фактором, но было одним из основных факторов, и когда к началу 1980-х сотрудничество вышло на полноценные обороты, это потребовало включения Японии в американский инвестиционный цикл. Это запустило масштабную финансовую реформу в Японии, которая шла все 1980-е годы.

Принято считать, что США весьма зависимы от внешнего поступления финансовых средств. Это уже своего рода аксиома, что США собирают со всего мира некий аналог «долларового налога», на котором строят свою экономику. В действительности ситуация сложнее.

Главный источник промышленного развития – это капитальные инвестиции, в том числе прямые иностранные. Однако именно по объему импорта прямых иностранных инвестиций США никогда не были мировыми лидерами, предпочитая собирать средства с внутреннего рынка. Даже на 2021 год нарастающим итогом с 2000 года прямые иностранные инвестиции, привлеченные США, не превышали 21 % от общего объема капитальных инвестиций – 5,1 трлн долларов. Япония же играет первым номером по прямым иностранным инвестициям и в США с долей 15 %.

Тут, кстати, будет небезынтересно сравнить американскую экономику с ее объемами и экономику нашего Отечества, где аналогичный показатель нарастающим итогом составил 2,7 трлн долларов или 65 % от общих капитальных инвестиций. Это просто очередное подтверждение тезиса о том, что мы на самом деле тотально зависим от импорта капитала. Понятно, что мы главную резервную валюту не печатаем, но так и Япония ее не печатает. Тем не менее Япония – лидер по экспорту прямых инвестиций и один из откровенных аутсайдеров по их импорту.

Японские корпорации получили в США максимальную самостоятельность, будучи только опосредованно связанными с финансовыми корпорациями и банками США, что большая редкость. С одной стороны, японский финансовый сектор регулярно направлял средства в американский госдолг с длительными сроками погашения, и Токио до сих пор является бессменным лидером по этому показателю. Однако особенность финансовой модели Японии по результатам реформ 1980-х позволила Токио вырваться вперед в прямых инвестициях не только в США.

Как такое возможно, если нет особой включенности в американский печатный станок, хотя понятно, что США поддерживали спрос на японские товары?

Японский феномен

Дело в том, что реформа была изначально направлена на создание национальных вертикально-интегрированных систем. Каждая из пяти «старых» семейно-клановых корпораций была уже до этого разделена на технологические ниши, подсегменты.

Вокруг каждой из них выстраивался комплекс предприятий практически полного цикла, при этом США не только не зажимали патенты, но прямо помогали кредитовать японские корпорации для покупки патентов, которые японцы скупали со всего мира. Под холдинги строились обслуживающие банки и надстройка из трастовых банков.

Ресурсы персонала, который по численности уже напоминал мини-государство, шли на нужды акционирования компаний. Если разобраться, то одно время вся страна своими сбережениями поддерживала акции своих национальных корпораций. При этом указанная выше производительность труда, связанная с внедрением передовой электроники и менеджмента, в начале 1990-х составляла по темпам прироста уже какие-то непредставимые +10–13 % в год, а ключевые рыночные ниши были наиболее перспективными и востребованными.

Следствием стал лавинообразный рост фондового рынка в Японии, и к началу 1990-х десятки японских корпораций, которые сразу формировались как промышленно-финансовые структуры, прочно вошли в мировой ТОП. Проще говоря, половину мирового фондового рынка в то время занимали именно японские корпорации.

Правительство ответило повышением налогов, совокупные ставки по которым превысили отметку 60 %, чем запустило подъем уровня жизни и социальные реформы. Были пересмотрены требования к кредитованию.

Проблемой ажиотажного спроса со стороны инвесторов традиционно стал надувающийся пузырь, который за несколько лет к 1995 году сдулся. Это здорово шатнуло всю японскую экономику, создало крупные проблемы с государственным сектором, но в свою очередь выпустило на внешние рынки накопленный частный инвестиционный ресурс.

При всех проблемах с госдолгом, бюджетным дефицитом, сложностями последующих заимствований, корпоративный сектор Японии был и остается до сих пор одним из лидеров по экспорту не только высокотехнологичной продукции, но и прямых инвестиций. Чтобы на сдувающемся фондовом рынке использовать накопленные резервы подобным образом, надо было действительно обладать каким-то особым японским мышлением и мировосприятием.

Понятно, что государство в Японии стало в такой ситуации для корпораций, если не антагонистом, то точно не близким товарищем, зато своеобразная корпоративная культура позволила именно частному сектору Японии довольно быстро вернуть на место высокие показатели по уровню жизни.

Например, уровень жизни между самым богатым и самым бедным регионом различается в Японии всего в 2 раза. Или по уровню имущественного расслоения: богатые и сверхбогатые – 8 %, средний класс... 90 %. Для примера, в нашем государстве: богатые и сверхбогатые – 0,6 %, средний класс – 19 %, все остальные – «где-то там».

Итогом для Японии стало то, что корпорации стали, во-первых, крупнейшими после США прямыми инвесторами в мировую экономику с накопленным объемом вложений в 5,1 трлн долларов.

Во-вторых, до сих пор они сохраняют существенные резервы за счет крайне консервативной дивидендной политики и поддержки работающим на них населением.

В-третьих, постоянно находятся в определенной оппозиции к государственным расходам, но при этом сами же поддерживают довольно высокий уровень жизни в обществе. Что еще важнее, именно корпорации являются теперь неотъемлемой частью того, что можно назвать наднациональной инвестиционно-финансовой системой, поскольку японские инвестиции – это одна из опор инвестиционного цикла в целом.

В чем отличие японской инвестиционной базы, нынешний объем которой, по разным оценкам, сегодня составляет 750–760 млрд долларов, от базы, к примеру, аравийской, которая находится в их суверенных фондах? Тем, что ресурс аравийцев менее гибок в использовании, во многом еще лежит в нераспечатанном виде и пополняется от излишков экспорта нефти, соответственно и тратится на перманентные бюджетные дефициты.

А японская инвестиционная база – это фактор запуска экономической активности там, где требуется той самой международной инвестиционно-финансовой системе. Кто первым после ковида запустил инвестиции в США, Китае? Японские корпорации. Кто тут же подхватывает срочные инвестиции в добычу углеводородов? Японские корпорации. Кто срочно активизирует сектор высоких технологий после финансовых колебаний? Они же.

Японская модель не является независимой от международной системы, но она достаточно самостоятельна и выполняет свою роль. Японские корпорации одними из первых вышли на наднациональный уровень и слились с системой, где определяющими являются уже не денежно-кредитные власти, а транснациональные инвестиционные холдинги. Транснационалы отвечают японцам взаимностью, давая забирать под себя крупные доли в таких сферах как биотех, нейросети, обработка данных, искусственный интеллект.

В этом заключалась трансформация концепции т. н. «Вашингтонского консенсуса» с середины 2010-х – инвестиционные фонды вышли на первый план перед денежно-кредитными институтами, и японцы здесь по объективным причинам оказались впереди. Они потеряли в доле фондового рынка в целом, но заняли свои ниши в промышленном и информационном секторах, получили свой особый функционал как драйвера экономической активности в нужных системе регионах и направлениях. Соответственно, они обрели и фактическую политическую и санкционную неприкосновенность.

Здесь можно проследить то, как управление международными финансами, переросло в управление стоимостью и структурой экономики, и приобрело уже полностью наднациональный характер. У нас на слуху в основном различные шаги наших финансовых властей, фронтменами которых являются главы ЦБ и Минфина.

Но если разобраться, то на вершине экономической пирамиды сейчас уже находятся инвестиционные гиганты, которые управляют стоимостью акционерного капитала и фактически переписывают стоимость в разных секторах. Надо, переводят стоимость в сектор биотехнологий и разгоняют его, надо – в IT-сектор, надо – поддерживают сырьевые отрасли.

Понятно и видно невооруженным взглядом, что все эти методы, подходы и решения только прорабатываются, и сбалансировать стоимость между регионами и экономическими секторами полноценно эта система еще не может. Но делает она это все настойчивее и шире по охвату, при этом зачастую вступая в клинч с политическими проектами, национальными элитами и интересами государств. И чем дальше, тем она эффективней ставит им ограничители.

Частные центробанки

МВФ и Центробанки, которые сейчас либо частные, либо государственно-частные, по сути дела, уже выступают как институты, которые преимущественно поддерживают и обеспечивают спрос. Они уже и к инвестиционной активности имеют весьма опосредованное отношение. Это не только у нас, это везде так. Но пока по инерции мы продолжаем говорить о мировых финансистах, денежных властях, долларовой системе, хотя это уже де-факто менеджмент у инвестиционщиков, просто менеджмент тоже наднациональный.

Поэтому мы с удивлением снова и снова слышим в России о том, что якобы без иностранных прямых инвестиций «экономическое развитие невозможно». В их парадигме это и в самом деле так, поскольку инвестиционный цикл в этой модели запускают не финансовые власти, а инвестиционные фонды. Центральные банки же и их головной офис в лице МВФ поддерживают спрос и контролируют инфляцию. Нет инвестиций, значит – и вливания в спрос в этой модели для центробанков оборачиваются только инфляцией.

В этом плане ругать финансовые власти и в мире, и у нас можно, потому что они часть наднациональной системы и значит не принадлежат к национальным группам в политике (попробуйте, поругайте кого-то другого, кроме денежных властей), но делать это по указанной же причине совершенно бесполезно.

Вряд ли национальные элиты Японии, политические круги, связанные с геополитикой США, рассчитывали, что им придется идти в авангарде трансформации денежно-кредитной системы в инвестиционно-финансовую с ее жестким распределением и начислением стоимости по отраслям.

В итоге элиты Японии, которые иногда тоже хотят поиграть во внешнюю политику, довольно жестко система отбрасывает назад. Но население в целом себя ощущает относительно неплохо.

Нам же, как и многим другим странам с пока еще выраженными национальными интересами, еще предстоит решить, как мы с этой системой будем сосуществовать. Пока все выглядит так, будто мы с ней пытаемся имитировать борьбу, и даже тут как-то не очень успешно.

• Михаил Николаевский