- Совсем Анюта разболталась, пора выгнать ее из дома, - думал Тихон, глядя на постаревшую женщину ( 1 фото )

Насытившись хорошо взбитым ароматным паштетом из куриной печёнки, Тихон хотел было приняться за сыр, но тонкие, полупрозрачные ломтики ноздреватого «Маасдама» показались ему подозрительными. Блестящая маслянистая плёнка, покрывшая каждый кусочек, и чуть подсохшие края говорили о том, что сыр был явно несвеж. Значит, нарезали его не к завтраку, а вчера, и провёл он в холодильнике длинную, тоскливую ночь. Тихон нахмурился. Стоило, конечно, устроить выволочку прислуге, но мягкое солнце, заливавшее просторную гостиную, не располагало к скандалу. День только начинался, и впереди было достаточно времени, чтобы найти повод и наказать нерадивых работников.

Тихон уселся в кресло и прикрыл глаза. Возраст постепенно брал своё, и барственная леность давно победила былую прыть, от которой в по-прежнему светлой голове остались нежно-грустные воспоминания. Только вот сколько лет назад к нему в услужение устроилась эта прекрасная семейная пара, он вспомнить не мог. Хотя сегодня это уже неважно. Устроились, смирились с его мелкими капризами и преданно служат. А это главное. Основную работу по дому делает Анюта: стирает, убирает, готовит. А вот если гвоздь забить или что отремонтировать, так это её муж Вадим.

«Славный парень, — подумал Тихон, глядя, как Анюта накладывает мужу пюре и только что пожаренные котлеты в пластиковый контейнер. — На работу, видать, пошёл. Иди, иди, я же не против. Если по дому всё уже переделал, чего сиднем сидеть? Я в молодости всегда себе занятие находил, хотя нет-нет, а на диване любил поваляться, телик посмотреть».

Тревожная мысль заставила Тихона открыть глаза.

«А это что такое? Не в мой ли любимый контейнер Анюта кладёт мужу еду? А, нет. Знает она, что не люблю я, когда моей посудой пользуются. Хозяйская — значит хозяйская! Может, прикрикнуть для приличия? Ладно, не буду. Лень. Какой-то я подозрительный стал в последнее время…»

Тихон перевёл взгляд на стену, где висела большая, как театральная афиша, фотография Анюты и Вадима.

«Совсем они освоились в моём доме, — снова задумался Тихон. — Картин понавесили, вазочки всякие, статуэтки расставили по полкам. Уже и не спрашивают у меня разрешения. А раньше-то! Купят — и спрячут у себя в комнате, чтобы я не видел. Да ладно. Хорошие они, добрые и заботливые. Сколько мне ещё жить осталось? Помру, всё равно им весь мой дом останется. А кому же ещё?»

Анюта открыла окно. Короткий лёгкий тюль, продуваемый напористым сквозняком, пытался взмыть к потолку, но, зацепившись краем за игольчатый кактус, стоящий на подоконнике в глиняном кашпо, выгнулся, сопротивляясь ветру, как надувшийся парус.

Тихон вальяжно повернул голову.

«Весна — прекрасное время, — подумал он. — Сколько разных звуков просыпается и врывается в комнату вместе с ветром, а сколько запахов! Жаль только, что с годами воспринимается это всё не так ярко, как раньше. И гомон птичий бесить начал. Вот в детстве, помню, сидит старушка на скамейке у дома, батон из сумки матерчатой вытащит и давай его голубям крошить. А голуби толстые, медлительные, пока к мякишу неровному голову наклонят, расторопные воробьи — прыг! — выхватят добычу, и дёру. А ребятишки соседские, ну и я с ними, за углом притаимся, а как птиц побольше соберётся — со всех ног прямиком в самую гущу стаи припустим. Встрепенутся сизые, крыльями захлопочут и с места сорвутся. Старушка на нас прикрикнет незлобно, а нам то что — одно веселье. А сейчас? Эх…»

Тихон зевнул. Веки не справились с накатившей дремотой, и глаза закрылись. Но ненадолго: в гостиную вползал назойливый запах жареной рыбы.

«Камбала, — безошибочно определил Тихон. — Пойду посмотрю, а то опять крышкой накроет, и останусь я без хрустящей корочки».

Аккуратно ступая, он прошёл на кухню и сел на стул, затянутый светло-зелёным чехлом.

«Опять новшество! — недовольно фыркнул Тихон. — Нормальные стулья были. Обивка кожаная, гладкая. Правда, скользкая, но в жару прохладная. А эта?..»

Он пощупал чехол: «Вроде тоже ничего так себе: мягкий и не воняет, кажется, ничем. Но почему опять у меня не спросили? Разболтались окончательно, забыли, кто тут главный!»

Анюта стояла у плиты и, напевая простенькую песенку, постукивала в такт деревянной лопаткой по столешнице.

«Хорошо поёт, — подумал Тихон. — Мурлыкает, словно кошечка. А может, в прошлой жизни она и была кошкой? Сколько у них жизней? Шесть, семь, девять? Вела себя хорошо, и в одной из них человеком стала».

Почувствовав настойчивый взгляд хозяина, Анюта оглянулась.

— Ой, господи, кто это к нам пришёл? Сам Тихон Батькович пожаловал! Сейчас, мой дорогой, рыбку пожарю, и перекусим. Чуть-чуть терпения!

Но кот Тихон ждать не хотел. С силой оттолкнувшись от стула, он вскочил на разделочный стол и схватил кусок сырой рыбы. Зажав его в зубах, он спрыгнул на пол и потащил добычу в гостиную, оставляя на линолеуме извилистую влажную дорожку.