Не баян, а классика! ( 2 фото )

- "Крокодил" актуален и сегодня.

Было.


Стало.


Тут ведь, что "интересно" - даже не эти "ритуальные" отписки про "без вести пропал", а удивительная неповоротливость тамошних структур. Казалось бы - речь ведь не о какой-нибудь энской части из провинции, которую хоть и всю положи, никто и "не заметит". Крейсер - краса и гордость, флагман, как никак - неужели нельзя было за такой срок создать общую, единую для всех инстанций концепцию пиздежа? Ну что это такое, разве это вертикаль власти?

Это во-первых, а во-вторых - зачем же так мелочиться? Сэкономьте на тех же энских частях, можно Калугу ей же засыпать и сказать - а тут всегда так было, но здесь же речь идет о боевом судне (не утке) - зачем трусливо убегать от родственников, скрываясь за такими жалкими отписками? Ну как это, "испанский стыд" же - не заходил, не знаем, не видели, перезвоните позже.

А главное - какой пример это подает будущим скорбящим?

Передайте им там что ли, пусть пораскинут мозгами еще до отправки: если от родственников известно когда, кем и как "подтопленного" крейсера ваши власти отмахиваются с такой легкостью, не взирая на репутационные - ха-ха-ха, простите, не удержался - потери, то вам, товарищи пехотные провинциалы, вообще "не светит". Вы не получите ничего.

...

Мне говорили, что так будет - возьмут и заявят, что флагман "не принимал", а "без вести" - не погибшие, а пропавшие. И знаете что? Я не верил. Признаюсь в этом совершенно открыто - не верил, потому что поверить в такой уровень цинизма, проявленный, что называется, "на ровном месте", мне было очень трудно. Ведь помимо идиотской ситуации, в которую они сами себя поставили, никакого смысла в этом всем нет - неужели не нашлось бы денег заплатить даже и за несколько сотен погибших? Наверняка бы нашлись - и свою пропагандистскую роль такие выплаты обязательно бы сыграли. "Родина помнит" и т.д.

Но эти люди там, "наверху" - один плешивый, остальные без яиц, - они как те парни из анекдота, которые даже на конкурсе мудачества заняли второе место, ибо совершенные мудаки.

p.s. Опять ночь, и опять я не сплю. Но, слава Богу, спит бедный Р. Он лежит первым от входа. Он — калека; у него отрезана правая нога и ступня левой. Целые дни Р. молчит, неохотно отвечает на вопросы врача, и его ничто не занимает. Самый нуждающийся в посторонней помощи, поручик реже всех прибегает к ней. Без кровинки в лице, он лежит все время с полузакрытыми глазами, не слышно, как дышит, и, кажется, будто неживет. Сегодня я в первый раз говорил с ним. Случилось так, что в палате мы остались вдвоем.

— Вы не спите? — неожиданно спросил меня Р.

— Нет. Вам что-нибудь надо?

— Какой я видел сейчас чудный сон, — не отвечая мне, тихим голосом продолжал раненый. — Я видел что-то очень прекрасное, цветы и солнце и самого себя здоровым очень сильным, взбирающимся на высокую, высокую гору... И будто с целью взглянуть на себя, такого необычайнаго, я встал с кровати и подошел к окну... И я проснулся. Это был сон.

Поручик замолчал, а вслед за тем я услышал какие-то странные, хрипящие звуки. Я понял, что Р. плачет. Но что я мог сказать ему в утешение?

Не подумайте, что я оплакиваю себя, — погодя и поминутно запинаясь, опять заговорил раненый. — Но я женат... всего год... и у меня маленький сынишка... И вот, когда меня ранило, я дал телеграмму жене, что я остался цел. Я не знал, что у меня будут отрезаны ноги. И теперь каждый день я жду приезда жены и все время провожу в напряженном ожидании... Даже когда сплю, и тогда прислушиваюсь. Я боюсь, что вот-вот войдетъ моя Танечка, счастливая, что я жив, радостная подойдет ко мн. Но прежде, чем поздороваться, я должен буду сказать ей: — не радуйся. Затем я откину одеяло, и она увидит, что у меня нет ног. Неправда ли, я должен начать с этого? Скрыть нельзя... Пятью минутами позже удар будет сильнее... надо сразу... Я много уже об этом думал. Ну, а потом что? Впереди? Нищая, никому ненужная, больная жизнь. Дал бы Бог, чтоб она была короткой...

— Голубчик, вы смотрите очень мрачно... Вы не один искалечены и как можно вам говорить о нищете? Защитникам родины общество, государство...

— Что? Помогут? — с некоторой живостью перебил меня Р.: — не забудут, вы думаете? Пройдет немного лет, и все забудется. И именно потому, что нас, искалеченных, очень много. Да и что в нас особеннаго? Что особеннаго сделали мы? Я, по крайней мере? Стоял у орудия и даже немцев не видел, и даже боя почти не было, — упал откуда-то снаряд, совсем случайный, как будто только для того, чтоб, разорвавшись, меня поранить. Вот и все.

Я не спорил, но неужели прав Р.?

p.p.s. Мне жалко отца погибшего - безотносительно его политической позиции тогда, сейчас или завтра. Просто жалко, как может жалеть один человек другого - без слезливой сентиментальности, но с представлением об испытываемых им чувствах. И эта жалость вполне самодостаточна, она никак не соприкасается с пониманием того, что ракеты, выпущенные в том числе и при участии его сына, несли смерть и разрушения.