Леонид Гозман: «Мой вклад в благосостояние лучших людей» ( 2 фото )

Политик - о решении суда, по которому он должен выплатить журналисту Антону Красовскому 300 тысяч рублей за морральный вред и ущерб репутации


Испытываю чувство глубокого удовлетворения, которым и спешу поделиться. Да, я наказан, но наказан по справедливости, наказан самым гуманным судом мира – нашим судом.

Прегрешение мое – оно не единственное, но за другие меня тоже, спасибо, наказали – состояло в том, что я нанес ущерб (непоправимый?) чести, достоинству и деловой репутации Russia Today, в целом и замечательному человеку Антону Владимировичу Кузнецову-Красовскому (тому, который пообещал сжечь украинскую Конституцию на Крещатике – уверен, что это не последнее его достижение), в частности. Ему я, кроме того, причинил моральные страдания, которые он оценил в триста тысяч рублей. Суд с этой оценкой, понятно, согласился.

Вся эта история была изложена в моей статье в Новой газете…. Статью эту Новая по решению суда удалила, но суд не счел необходимым потребовать удалить ее из моего ФБ. Там она и висит.

Я, конечно, как дошло до суда, сразу покаялся. Случайно, говорю, граждане судьи, это вышло, не по злобе. Ну, как я мог предполагать, что у них есть честь и достоинство? Кому бы из тех, кто хоть раз видел программы Russia Today, кто хоть раз слушал Маргариту Симоньян, Марию Бутину, Лесю Рябцеву и самого Красовского, такое могло прийти в голову? Но, раз честь и достоинство у них, все же, есть – а суду виднее, значит, я виноват! Но раскаяние, заметьте, не помогло – признали виновным. Слишком уж серьезно преступление. С учетом роли Russia Today и ее пропагандистов в проведении нашей замечательной внешней и внутренней политики, это сродни измене Родине. А меня не посадили пожизненно, а только оштрафовали. Гуманизм потому что!

Я, понимаю, не прав был, когда предположил, что Красовскому, как он продемонстрировал в прямом эфире, факт и содержание нашего состоявшегося за пару часов до этого телефонного разговора с Игорем Яковенко стало известно потому. что велась прослушка. И что запись этой прослушки была ему немедленно передана кем-то с холодной головой и горячим сердцем. Все было не так – мимо моих окон случайно пролетал попугай, услышал разговор, потом случайно долетел до Красовского и разговор повторил. Обычное дело, говорящих попугаев у нас , что воробьев, а мне бы только органы хулить!

Интересно, правда, что моральное страдание ценой в триста тысяч рублей причиняет предположение о связи с органами – не американскими, а родными, нашими. Но это уже вопрос репутации органов.

Когда Красовский оценил свои страдания в триста тысяч, журналисты спрашивали его, что так дорого? Как долго, мол, страдал, с какой силой? Рыдал, суицидальную попытку совершил? Он объяснил, что деньги от меня ему и вовсе не нужны, что это просто жест такой. Поэтому я, сразу же заплатив всякие издержки Russia Today, Красовскому не платил. Дело в том, что в этом случае «взыскатель» - это теперь официальное наименование Красовского, запомните – должен сам обратиться к приставам – не платят, мол, мне, обижают. И мне было интересно, потребует или нет? Не все это делают. Лужков, например, ожидаемо выигрывая все суды в Москве, далеко не всегда требовал собственно денег. Но то Лужков. Красовский потребовал – мне сообщили, что начато исполнительное дело. Естественно, не дожидаясь ареста имущества, я заплатил. С комиссией Сбербанку, как положено – им тоже есть-пить надо.

Нет, я не в претензии, Красовскому деньги нужнее. Но хочу поделиться с Антоном Владимировичем некоторыми идеями, как лучше потратить украденные – зачеркнуто! – отсуженные – зачеркнуто, это не суд! - полученные от меня деньги.

Можно в течение трех лет каждый день (!) ходить в приличную кофейню, брать там кофе и думать, что это я его угощаю. Или что он меня наказал – мог бы я пить, а пьет он.

Можно отложить на черный день. Если он работу потеряет. Хорошо, если возьмут манекенщиком, а если и здесь не выйдет?

Впрочем, давайте всерьез. Бог с ними со всеми - с Красовским, с Симоньян и с прочими. Нам-то что делать? Они же из каждого утюга. И то же самое в школах, в армии, везде. Это все не смешно – мозги у людей деформируются.

Некоторые надеются на грядущее правосудие, вспоминают о Юлиусе Штрайхере, закончившем свой жизненный путь не на заслуженном отдыхе, а, по приговору Нюрнбергского Трибунала – на виселице. А профессионал был не хуже наших.

Речь о моральном противостоянии. Режим стоит не только на силе и не только на лжи – он стоит на страхе, он пытается добиться того, чтобы никто не смел и глаз поднять. Значит, надо демонстрировать, что мы не боимся, что мы готовы платить за свободу говорить им в лицо, что думаем. Значит, надо выходить из своих комфортных информационных анклавов, где все свои и все всё понимают, на ту территорию, которую они считают своей, и оппонировать им там, где они сильны, на глазах тех, кто верит в их могущество. Они звереют от этого. Надо, конечно, соблюдать осторожность, но не надо бояться. Границы возможного значительно шире, чем многим из нас кажется.

Триста тысяч мне, конечно, жаль. Но удовольствие ткнуть палкой в этот муравейник, пожалуй, того стоило!