Seromanec
Чорт и святой ( 11 фото )
- еще одна встреча нашего православного царя с иноземным кайзером. Российская империя, 1905 г.
Случилась те времена на Дальнем Востоке страшная замятня, а может быть и завирюха. Народу, братцы, положили - жуть, но ни Желтороссии, ни Дальнего не отстояли, а все больше отступали под натиском Японскаго Дракона, избивавшего христианские рати аки царь Ирод младенцев. Наш царь тогда очень опечалился, потому как не только лилась кровь солдатушек, браво ребятушек, но всяких великих князей с губернаторами. На японские да на жидовские деньги опутали державу-мать либералы и сицилисты, не давали ни продохнуть, ни выдохнуть. Каждый день узнавал народ православный, что очередного губернатора взорвали али броненосец какой.
Стоял тогда на Руси великий плач.
Но наш царь был не дурак, хотя собою и очень прост. До того, братцы, был он прост, что не сразу и союзниках-приятелях своих вспомнил. А в друзьях у нас тогда ходил француз, очень мы его ценили - он нам монету, мы ему братскую любовь и военный союз. Но француз был тороватый и союз поставил так, что против германца, да за Эльзас - хоть завтра, а если кто другой нападет, да не на него, а нас - "то тут наши полномочия как бы всё". И пока никто не нападал, то все шло хорошо: солдатики маршировали в сторону германской границы, а француз из Парижу слал воздушные поцелуи.
И вот война, да не там где хотели и ждали (см. первый абзац).
Скубент бунтует, англичанин злорадствует, японец контрибуциев требует - а французы в кафешках сидят. Мы, значит, по горло в этом самом, а они - в Париже. Ни кредитов, ни броненосцев, ни простой дипломатической любезности. Да и хрен бы с ней, с любезностью, но денег - решительно не дают. А как поется в русских народных песнях - "когда нет денег, нет любви". Очень тогда наш царь-батюшка на союзника своего неверного осерчал.
Собакой его называл и ругался матерно.
Вдруг смотрит - плывет. А кто это плывет? Кайзер германский, с ежегодным северным вояжем. Наш царь тогда возьми да и отстучи ему телеграмотно: приезжай, дескать, в шхеры и соответствуй. Так они и встретились там, в финских водах: наш царь ему про англо-французские интриги пожаловался, а ихний хитрован возьми да и вынь бумаженцию (заранее ее, подлец, готовил). В бумаге этой русско-французское братство по оружию превращалось в русско-германо-французское, да еще с обещанием кредитов от Берлина.
"Царь обнял меня и так крепко прижал к своей груди, как будто я его брат, и долго-долго не отрывал от меня своего благодарного лучистого взгляда", - написал через несколько дней кровожадный кайзер, только что насоветовавший нашему государю даровать народам империи конституцию (так он, братцы, хотел подорвать незримые узы, соединяющие православный люд с самодержцем). А кайзер никак не унимался и, уже уплыв, всё писал царю, -
Ты мне как дорогой брат. Союз, предусматривающий взаимную помощь в случае необходимости, который мы заключили, принесет России большую пользу. Он успокоит умы, создаст общую уверенность в прочности мира и побудит финансовые круги в зарубежных странах вкладывать свои капиталы в новые предприятия на территории России — страны, чьи природные богатства еще, по существу, не тронуты.
Как есть, иудина хитрость. Наш царь-то сперва не понял (говорю же - прост был до необычайности, даром что святой), а потом как понял и сразу вся хитрость германская вскрылась, прямо как консерва. Немцы-то нас охмуряли не просто так, а чтоб от реванш французский отсрачить... отсрочить - из военно-стратегических соображений, стало быть, не по любви. А Русь-матушка так не могёт - не по любви чтоб - и царь об этом честно - но немножко позже - в Берлин написал: дескать, фройндшафт - это, конечно, дружба, но без французского согласия я, как честный человек, ничего поделать не могу. Извините, мол.
Но от французов - какое согласие-то? Им дружба с Германией уж совсем ни к чему была, а совсем даже наоборот. Так и не вышло в тот раз союза-то - зря только уголь по шхерам жгли.
А теперь, братцы, прошу под кат.
Случилась те времена на Дальнем Востоке страшная замятня, а может быть и завирюха. Народу, братцы, положили - жуть, но ни Желтороссии, ни Дальнего не отстояли, а все больше отступали под натиском Японскаго Дракона, избивавшего христианские рати аки царь Ирод младенцев. Наш царь тогда очень опечалился, потому как не только лилась кровь солдатушек, браво ребятушек, но всяких великих князей с губернаторами. На японские да на жидовские деньги опутали державу-мать либералы и сицилисты, не давали ни продохнуть, ни выдохнуть. Каждый день узнавал народ православный, что очередного губернатора взорвали али броненосец какой.
Стоял тогда на Руси великий плач.
Но наш царь был не дурак, хотя собою и очень прост. До того, братцы, был он прост, что не сразу и союзниках-приятелях своих вспомнил. А в друзьях у нас тогда ходил француз, очень мы его ценили - он нам монету, мы ему братскую любовь и военный союз. Но француз был тороватый и союз поставил так, что против германца, да за Эльзас - хоть завтра, а если кто другой нападет, да не на него, а нас - "то тут наши полномочия как бы всё". И пока никто не нападал, то все шло хорошо: солдатики маршировали в сторону германской границы, а француз из Парижу слал воздушные поцелуи.
И вот война, да не там где хотели и ждали (см. первый абзац).
Скубент бунтует, англичанин злорадствует, японец контрибуциев требует - а французы в кафешках сидят. Мы, значит, по горло в этом самом, а они - в Париже. Ни кредитов, ни броненосцев, ни простой дипломатической любезности. Да и хрен бы с ней, с любезностью, но денег - решительно не дают. А как поется в русских народных песнях - "когда нет денег, нет любви". Очень тогда наш царь-батюшка на союзника своего неверного осерчал.
Собакой его называл и ругался матерно.
Вдруг смотрит - плывет. А кто это плывет? Кайзер германский, с ежегодным северным вояжем. Наш царь тогда возьми да и отстучи ему телеграмотно: приезжай, дескать, в шхеры и соответствуй. Так они и встретились там, в финских водах: наш царь ему про англо-французские интриги пожаловался, а ихний хитрован возьми да и вынь бумаженцию (заранее ее, подлец, готовил). В бумаге этой русско-французское братство по оружию превращалось в русско-германо-французское, да еще с обещанием кредитов от Берлина.
"Царь обнял меня и так крепко прижал к своей груди, как будто я его брат, и долго-долго не отрывал от меня своего благодарного лучистого взгляда", - написал через несколько дней кровожадный кайзер, только что насоветовавший нашему государю даровать народам империи конституцию (так он, братцы, хотел подорвать незримые узы, соединяющие православный люд с самодержцем). А кайзер никак не унимался и, уже уплыв, всё писал царю, -
Ты мне как дорогой брат. Союз, предусматривающий взаимную помощь в случае необходимости, который мы заключили, принесет России большую пользу. Он успокоит умы, создаст общую уверенность в прочности мира и побудит финансовые круги в зарубежных странах вкладывать свои капиталы в новые предприятия на территории России — страны, чьи природные богатства еще, по существу, не тронуты.
Как есть, иудина хитрость. Наш царь-то сперва не понял (говорю же - прост был до необычайности, даром что святой), а потом как понял и сразу вся хитрость германская вскрылась, прямо как консерва. Немцы-то нас охмуряли не просто так, а чтоб от реванш французский отсрачить... отсрочить - из военно-стратегических соображений, стало быть, не по любви. А Русь-матушка так не могёт - не по любви чтоб - и царь об этом честно - но немножко позже - в Берлин написал: дескать, фройндшафт - это, конечно, дружба, но без французского согласия я, как честный человек, ничего поделать не могу. Извините, мол.
Но от французов - какое согласие-то? Им дружба с Германией уж совсем ни к чему была, а совсем даже наоборот. Так и не вышло в тот раз союза-то - зря только уголь по шхерам жгли.
А теперь, братцы, прошу под кат.
Взято: Тут
451