Княгиня, которую любили, но не все ( 14 фото )

Михаил Брацило рассказывает о жизни Марии Тенишевой — общественном деятеле, художнике-эмальере, педагоге, благотворителе и коллекционере.

Девушке, которая была незаконнорожденной князя В., у которой было не очень счастливое детство, было суждено стать одним из самых крупных благотворителей России. Мария Тенишева, в девичестве Пятковская, в детстве боялась свою мать. Вот что она пишет в своей книге "Впечатления моей жизни", на которую я и дальше буду ссылаться: "Мне восемь лет. Я стала сознательней, но матери своей по-прежнему страшно боюсь. Боюсь ее как огня...Все в доме тоже трепещут перед ней. Ее громкий голос неумолимо звучит всюду. Утром, когда я еще сплю, издалека несется этот голос, приближается... Инстинктивно я вскакиваю, с замиранием сердца, торопливо одеваюсь. Няня Татьяна Ильинична украдкой подбодряет меня".


До определённого времени Маша думала, что её отец Мориц фон Дезен, муж матери. О настоящем отце ей рассказала её подруга Тата: "Как-то раз она мне говорит:
-- А ведь тот, кого ты зовешь папой, тебе вовсе не папа.
-- А кто же он?
-- Теперешний папа -- муж твоей мамы, но ты не его дочь.
А кто же мой папа?

Твой настоящий папа не был мужем твоей мамы, она его просто так любила.

Сердце застыло во мне, в висках застучало... Я старалась понять тайный смысл ее слов, но я была слишком мала, что-то ускользало... Я почти кричала, допрашивая ее: "Скажи, кто он?"
-- Твой отец был князь В... Твоя мать разлюбила его и бросила.
-- Отчего бросила?.. А... он любил ее?
-- Да, но тебя он любил особенно. Даже тайком увез раз и отдал своей тетке, графине Р... Ты там долго жила, пока твоя мама не нашла и не отняла.

В это время ее мать была замужем второй раз за М. П. фон Дезеном; первым ее мужем был К. Пятковский.

Мое изумление переходило в ужас. Она же неумолимо продолжала:
-- Он умолял ее оставить тебя ему и очень плакал, но она не согласилась и все-таки увезла. Чтобы лучше тебя спрятать, графиня Р... отдала тебя Великой Княгине... которая тебя очень любила и баловала.
-- А он... мой папа, где он?
-- Он умер. Ты сирота.

Я застыла, кругом меня все померкло... Дрожь пробежала по телу. Глаза горели без слез... У меня, которую никто не любил, никогда даже не ласкал, -- у меня был свой родной папа, который любил меня и даже плакал по мне, и этого папы больше нет, он в могиле... Я сирота...

Вечером после ужина хватились меня. Всюду искали, перепугались до смерти: река так близка... Долго ли до беды?
Поздно, после долгих поисков, меня наконец нашли на одном из бугорков, заросшем травой, в глубоком обмороке.
На другой день я заболела желтухой. Лицо, руки, даже белки глаз пожелтели.
С этого времени я очень переменилась, сделалась еще впечатлительнее, серьезнее, стала задумываться, а в душе где-то глубоко затаилась грусть".


Пытаясь избавиться от одиночества и гнёта матери, Мария рано вышла замуж за Рафаила Николаева. У них родилась дочь. Но брак не сложился и девушка уезжает в Париж, где начинает учиться в оперной студии Маркези. В Париже она знакомится с Тургеневым и Рубинштейном. И вроде бы с вокальными данными у неё всё было хорошо, но что-то не устраивало Марию и она вернулась домой.


Вот что значит судьба. По возвращении внезапно в её жизни появилась её подруга детства Екатерина Святополк-Четвертинская, которая увезла Марию в своё имение в Талашкино, что неподалёку от Смоленска. И там она окончательно находит своё призвание. Подруги, наглядевшись на местных маленьких нищих детишек решают открыть школу для крестьянских детей.


"Надо было найти подходящее для этого помещение. Строить было долго, нетерпение брало скорей привести в исполнение задуманное дело. В конце усадьбы был довольно подходящий домик, выстроенный когда-то для егеря. По упразднении охоты он стоял долгое время пустым. И наш выбор остановился на нем. Понадобились парты, учебные пособия, обстановка учителю. Все это понемногу нашлось, даже учитель, Коненков Степан Ефимович.

Дело быстро наладилось. Ребятишек сразу набралось человек тридцать. Мальчики шли охотно учиться, но девочек заманить никак не удавалось -- боялись. Придет, бывало, походит с недельку и больше глаз не кажет. Чтобы их приручить, мы установили уроки рукоделия. Накупим, бывало, цветистого ситцу, накроим сарафанов по росту тех девочек, которые будут по ним учиться шитью. Это понравилось. Казалось уже, они стали поддаваться, но как только сарафан был у нее на плечах, конечно, сшитый с нашей помощью, девочка снова пропадала.

Раз мы обратились к одному отцу с упреком, зачем он дочку не пускает в школу. Он убежденно ответил: "Да не... На что ей грамота?.. Пущай дома посидит".


Школа просуществовала недолго, так как требовала больших средств. Но тут Мария познакомилась с князем Вячеславом Николаевичем Тенишевым, крупным российским промышленником. Она вышла за него замуж и переехала в Бежецк. Супруг поддержал благотворительные идеи Марии. Тенишев владел рельсопрокатным заводом. Мария видела в каких ужасных условиях живут рабочие и их дети.

" Да, в этом пекле и стуке жили живые люди, которым надо было помочь. Надо, потому что до этой минуты ничего для них не было предпринято.

На двадцать восемь тысяч жителей заводского населения была всего одна школа на четыреста человек. Учитель -- он же заведующий школой -- был человек узколобый, тоже сытый, слепой и глухой до всего живого. В его руках была торговля учебными пособиями, тетрадями, карандашами, учебниками. Он наживался, сделав из этого монополию. Купить что-либо подобное на заводе было негде, он и брал с учеников, что хотел. Говоря нараспев, высокопарно, играя в благонамеренного либерала, он ловко пристроился, держа все бразды школьного правления в руках. В школу попадали исключительно дети богатых мастеров, и как бы ни был способен ребенок, это не принималось в расчет, если отец его не был достаточно зажиточным. Вакансий в школе было ежегодно пятьдесят, шестьдесят, желающих же поступить -- двести, триста человек. Выбор поступающих зависел от П., и он с этим вопросом ловко справлялся, умело пряча концы.

По желанию мужа я сделалась попечительницей школы. Я с жаром принялась за дело и первым делом заменила П. новым учителем, Никитой Петровичем Смирновым, очень порядочным и дельным человеком. После ухода П. также поставила на правильную ногу и торговлю учебными пособиями, передав ее одному торговцу, Лапину из Смоленска. Переделав бывший домик садовника из пяти очень удобных комнат, я устроила в этом помещении хорошенький магазин и квартиру продавцу. Дом выходил на главную заводскую улицу. Мы повесили вывеску и открыли торговлю.

Первой женой князя был устроен детский сад, который действовал в бытность ее здесь, но всегда чувствовалось в этой затее что-то деланное, нежизненное, и вскоре он закрылся. Подобное учреждение на металлургическом заводе не могло иметь серьезного смысла, потому что женский труд в нем применения не имел. Другое дело -- мануфактурные заводы и фабрики, где масса женщин находит заработок и уходит по целым дням на работу, оставляя детей без присмотра.

Здесь же не то -- женщины оставались дома и могли весь день заниматься хозяйством и детьми. Заводская нравственность и так стоит на низком уровне, а если, предоставляя избыток свободы, отстранить женщину и от семейных обязанностей, то это -- прямо толкать их на еще большее распутство.

Условия жизни рабочей семьи в Бежеце были тяжелые. Рабочие жили в огромных двухэтажных деревянных казармах, разделенных на множество мелких квартир, в которых помещались две, а часто даже и три семьи. Вокруг этого тесного и неопрятного жилища ютились наскоро, кое-как сколоченные хлевки для коров и свиней, расточая зловоние и непролазную грязь вокруг.

Дома детям было тесно, душно, нехорошо. Зачастую под пьяную руку на них сыпались побои и пинки не только родителей, но и других, живущих с ними, рабочих. Матери прогоняли детей на улицу, чтобы избавиться от шума и рева, да они и сами охотно бежали от тесноты и дурного обращения и слонялись весь день на свободе, одичалые, огрубелые, развивая в себе бог весть какие пороки. Жаль было смотреть на ребятишек двенадцати-четырнадцати лет, день-деньской болтающихся толпами по широким немощеным улицам завода, с камнями и палками в руках, от которых плохо приходилось не только кошкам и собакам, курам и свиньям, но часто даже и людям.

Трудно сказать, что было лучше для ребенка: жизнь ли дикаря-разрушителя или вредные примеры и нравственная грязь, царившая у них дома? Были случаи, когда после сильной попойки, под винными парами, путаясь в топографии квартиры, мужья принимали чужих жен за своих, не говоря уже о брани и словах, которые сыпались без удержу от этих людей, отуманенных вином. Все это пагубно действовало на нравственность малолетних, беспощадно губя ее в самом раннем возрасте.

Здание детского сада я превратила в ремесленное училище, пригласив заведовать им Алексея Михайловича Смирнова (преподавателя Смоленского технического училища), и мы энергично взялись за его устройство. Был выписан в большом количестве разнородный инструмент: слесарный, кузнечный, столярный и чертежный. Установили столы, тиски и небольшую кузню. Таким образом, дело быстро наладилось. Учеников сразу набралось около шестидесяти, как раз комплект двух первых классов, и я уже с ужасом начала подумывать, куда я помещу третий -- мест не хватало. Пригласили отца Азбукина, помолились и усердно принялись за работу.

Спустя некоторое время я получила прошение с массой подписей от заводских рабочих, отцов моих учеников, о том, чтобы установить в училище вечерние занятия для изучения черчения, так как результаты, полученные их детьми, показали на опыте всю важность этого знания. Конечно, я согласилась на их просьбу, разрешив в училище вечерние занятия. Результат получился самый хороший, и в конце года они поднесли мне хлеб-соль на деревянном блюде своей работы. Меня очень тронуло это внимание, и я сохранила его на память о моих первых шагах на этом поприще. Наивное исполнение этого резного блюда было мило мне.

Но какую метаморфозу произвело это училище в моих учениках! Какое чудо!.. Ведь состав их был из тех же дикарей-разрушителей, которые несколько месяцев тому назад, бегая по улицам толпами, с камнями и палками никому не давали проходу -- а потом, какие милые, приветливые лица встречали меня в училище, какие светлые глаза глядели с благодарностью... О дикарях уже не было и помину. Передо мной стояли будущие люди, сознательно относящиеся к работе, с рвением, усердно взявшиеся за серьезное дело...

В один из наших бесконечных, постоянных споров с П., Г. и мужем, в пылу обвинений, я провела, сама того не сознавая в ту минуту, одну мысль об улучшении быта рабочих. Доказывая как-то, как пагубно для нравственности сожительство нескольких семейств в одной квартире, я сказала: "У вас столько свободной земли вокруг завода. Вам давно бы следовало расселить рабочих, уступив им земли по найму или на арендном пользовании. Построиться они сумели бы и сделались бы вечными и верными, коренными вашими работниками". Эта мысль привела в восторг всех директоров. Им как раз предстояли постройки новых казарм для рабочих, места не хватало, а завод все увеличивался. Я удостоилась похвалы, меня назвали "умницей".

В скором времени этот план стал приводиться в исполнение. Рабочим, каждому семейству, отрезалось по четверти десятины, на двенадцать лет, по пяти рублей в год, в арендное пользование. Пособие на постройку выдавалось от двухсот до пятисот рублей, в зависимости от рода и продолжительности службы рабочего на заводе.

Вначале понемногу, а потом верстами потянулись домики с садами, огородами, обнесенные заборами. Было отрадно и успокоительно ехать этими просторными слободами. В окнах домов, то с красными, то с белыми занавесками, виднелись горшки с цветущими растениями, в садике красовались пышные георгины, на огородах рдели круглые рожи подсолнечников. В праздник на крылечках и балкончиках мелькали трогательные семейные сценки: отцы нянчили ребят, дальше -- играли на гармонике и плясали в праздничных платьях или целым обществом сидели за самоваром. Все, что было забито, обезличено казармой, на свободе разом пробудилось, приняв жизненную, нормальную форму. Проявились индивидуальности, личный вкус, заговорили человеческие потребности в уютной, чистой обстановке.".


Кроме нескольких школ в Бежецке, Мария также построила и ремесленную школу для девочек. Она открыла для рабочих столовую с хорошим питанием и низкими ценами, создала благотворительное общество для помощи сиротам и вдовам.


Время шло и Тенишевы переехали в Санкт-Петербург, где Мария открыла свой музыкальный салон, где бывали Чайковский, Скрябин, Аренский. Она отдаёт под студию для подготовки студентов к поступлению в Академию художеств свою мастерскую. А руководить студией просит самого Репина. В студии для студентов было бесплатное питание, а также устраивались чаепития.Кроме этого она открыла школу рисования в Смоленске. Вместе с Дягилевым и Мамонтовым основала журнал "Мир искусства".


"Результатом было то, что муж принял у себя Дягилева и Мамонтова и условие было подписано. Мы вносили по 12 500 руб. в первый год на основание художественного журнала "Мир искусства".

Дягилев был главным редактором, а за ним потянулась целая вереница его товарищей, сотрудников, в том числе и А.Бенуа. Мы все часто собирались на "конспиративной" квартире, рядом с нашим домом, и проводили там вечера, обсуждая разные вопросы относительно журнала, перебирая мои акварели для музея. Вместе с Дягилевым ко мне приблизились Серов, Головин, Коровин, маленький и бесталанный Нувель, родственник Дягилева Д.В.Философов, кроме того, бывали Левитан, Врубель, с которым я уже раньше была знакома, Бакст, Цорн и многие другие, чаявшие движения воды и желавшие попасть в журнал. "Конспиративная" квартира сделалась центром надежд и мечтаний о будущих благах. После деловых разговоров много пели, играли, шутили, смеялись. Нам подавали чай, орехи, сладости; время проходило незаметно, очень весело и приятно, и в то время отношения наши носили дружественный и сплоченный характер".

Мария Клавдиевна поддерживала молодых Врубеля, Бакста, Бенуа, Поленова. В 1897 году она устроила такую выставку своих работ и работ других художников, что сам П.Третьяков был в восторге. И в последующем каждая её выставка вызывала фурор и восхищение.

В 1893 году Тенишевы купили Талашкино. они построили там конезавод, молочный завод. Сделали скотный двор. Взяли на работу 200 человек. которым хорошо платили.


"Талашкино совсем преобразилось. Бывало, куда ни пойдешь, везде жизнь кипит. В мастерской строгают, режут по дереву, украшают резную мебель камнями, тканями, металлами. В углу стоят муфеля, и здесь, втихомолку, я давно уже приводила в исполнение свою заветную мечту, о которой даже говорить боялась вслух: делаю опыты, ищу, тружусь над эмалью. В другой мастерской девушки сидят за пяльцами и громко распевают песни. Мимо мастерской проходят бабы с котомками за пазухой: принесли работу или получили новую. Идешь -- и сердце радуется".


Вскорости супруги приобрели хутор Фленова, куда пригласили из Петербурга ботаника, профессора Регеля для создания сельскохозяйственной школы. В ней также проходили бесплатные курсы по земледелию. Открыли пасеку и метеостанцию. Учащимся школы устраивали бесплатные экскурсии и даже платили премии.


В 1895 году было построено новое здание школы, где было общежитие, столовая, кухня. библиотека. Сироты были на полном обеспечении Тенишевой. Она же определяла учеников после школы в училища. Ставились спектакли. В 1904 году был поставлен благотворительный спектакль "Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях". А хором пригласили руководить Н.Бера - хормейстера московской императорской оперы.


Также в Талашкино были созданы художественные мастерские, где делали мебель, керамику, вышивали.

"Материал весь покупался у баб: сукно, пряжа, холсты. Все это у нас окрашивалось, кроилось, подбирались подходящие нитки и снова шло к ним в работу. Не покидая своей избы, зимой крестьянка, хорошая рукодельница, легко зарабатывала 10--12 и даже больше рублей в месяц, что для них представляло значительные суммы. Между ними были настоящие художницы, мастерицы, с врожденным вкусом, умением и фантазией, тонко видящие цвета и с полуслова понимающие, чего от них хотели. В конце концов мы начали достигать удивительных результатов, и каждая особенно удавшаяся вещь, со сложным рисунком, богатая по краскам, чисто и тонко выполненная, составляла радость и гордость всей мастерской. Мы стали делать уже крупные вещи, драпировки на окна и двери, обивки для мебели, которая выходила из нашей столярной мастерской, скатерти, покрышки на рояли, не говоря уже о мелких, как отделки для платьев, подушек, полотенца, узкие полоски для отделки, продававшиеся на аршины и т.д. Количество баб доходило теперь до двух тысяч, и в конце концов трудно было найти поденщицу или прислугу, так как женщина, живя у себя, зарабатывала гораздо больше, чем на поденщине. Я уже мечтала расширить это дело, завести сношения с заграницей, посылать наши работы в Париж, Лондон, тем более что иностранцы начинали сами интересоваться нашими кустарными промыслами. Пока же для сбыта изделий наших мастерских я открыла в Москве магазин "Родник".


В 1897 году Тенишева передала русскому музею коллекцию акварелей русских художников. А в 1905 году филиалу Московского археологического общества в Смоленске коллекцию древнерусского прикладного искусства, где было более 10 тысяч экспонатов


Судьба-злодейка не пощадила Марию Тенишеву. Крестьяне, о которых она так заботилась, в 1923 году, раскопали гроб с телом её мужа и бросили его тела в яму на краю кладбища. Сама же она после революции 1917 года уехала во Францию, где работала в маленькой мастерской и скончалась в 1928 году в парижском пригороде Сен-Клу