Гуд бай, Афган: Истинный смысл «ухода» Америки ( 1 фото )

Вернется ли кошмар падения Сайгона в лице Кабула?

Альфред МакКой


На фото: американские солдаты в Афганистане (Фото: AP/TASS)

У многих из нас бывал такой постоянный кошмар. Ну, вы знаете. В тумане между сном и бодрствованием вы отчаянно пытаетесь убежать от чего-то ужасного, от какой-то надвигающейся угрозы, но чувствуете, что вы парализованы. Затем с огромным облегчением вы внезапно просыпаетесь весь в поту. Однако на следующую ночь или на следующей неделе тот же самый сон возвращается.

Для политиков поколения Джо Байдена этим повторяющимся кошмаром был Сайгон 1975 года. Коммунистические танки несутся по улицам, а дружественные вооруженные силы бегут. Тысячи напуганных вьетнамских союзников обрушиваются на ворота посольства США. Вертолеты срывают с крыш американцев и вьетнамцев и выбрасывают их на корабли ВМС. Моряки на этих кораблях, теперь заполненных беженцами, бросают в море вертолеты стоимостью в миллионы долларов. Величайшая держава на Земле терпит крупнейшее поражение.

Тогда все в официальном Вашингтоне пытались избежать этого кошмара. Белый дом заключил мирный договор с Северным Вьетнамом еще в 1973 году, чтобы обеспечить «интервал приличия» — между уходом Вашингтона и падением столицы Южного Вьетнама. Когда в апреле 1975 года надвигалось поражение, конгресс отказался финансировать дальнейшие боевые действия. Сам Байден, будучи сенатором первый срок, сказал: «Соединенные Штаты не обязаны эвакуировать ни одного, ни ста тысяч одного южновьетнамца». Тем не менее, это все равно произошло. В течение нескольких недель пал Сайгон, и около 135 000 вьетнамцев бежали, породив сцены отчаяния, оставшиеся в сознании целого поколения.

Теперь, будучи президентом и отдав приказ о выводе из Афганистана всех американских войск в пятимесячный срок к 11 сентября, Байден, похоже, стремится избежать возвращения афганской версии того самого кошмара. Однако нынешний «интервал приличия» между отступлением Америки и будущим триумфом Талибана* вполне может оказаться неприлично коротким. Боевики Талибана уже захватили большую часть сельской местности, сократив контроль поддерживаемого Соединенными Штатами афганского правительства в Кабуле до менее чем одной трети всех сельских районов. С февраля эти партизаны угрожают столицам крупных провинций страны — Кандагару, Кундузу, Гильменду и Баглану, — все крепче затягивая петлю вокруг этих ключевых правительственных бастионов. Во многих провинциях, как недавно сообщила New York Times, присутствие полиции уже обрушилось, и, похоже, не за горами обрушение присутствия афганской армии.

Если эти тенденции сохранятся, то Талибан скоро будет готов к атаке на Кабул, где в уличных боях авиация США окажется практически бесполезной. Если афганское правительство не сдастся или каким-то образом не убедит Талибан поделиться властью, то битва за Кабул, когда бы она ни состоялась, может оказаться гораздо более кровавой, чем падение Сайгона, и станет в двадцать первом веке кошмаром массового бегства, полного разрушения и ужасающих жертв.

Поскольку почти 20-летние усилия Америки по «умиротворению» оказались на грани поражения, то не пора ли задать вопрос, который все в официальном Вашингтоне стараются избежать: Как и почему Вашингтон проиграл свою самую долгую войну?

Во-первых, нам нужно избавиться от упрощенного ответа, оставшегося после войны во Вьетнаме, что США по какой-то причине «недостаточно старались». Десятилетняя война в Южном Вьетнаме, 58 000 убитых американцев, 254 000 погибших в результате боевых действий южновьетнамцев, миллионы погибших вьетнамских, лаосских и камбоджийских мирных жителей и триллион долларов расходов представляются как достаточные по категории «мы старались». Точно так же в Афганистане — почти 20 лет боевых действий, 2442 погибших американца, 69 000 потерь афганских войск и расходы в размере более 2,2 триллиона долларов должны были бы избавить Вашингтон от любых обвинений в сокращении издержек и бегстве.

На самом деле ответ на этот критически важный вопрос лежит на стыке глобальной стратегии и суровых местных реалий на опиумных полях Афганистана. В течение первых двух десятилетий того, что на самом деле будет 40-летней вовлеченностью в дела этой страны, точное «выравнивание» глобальных и локальных факторов принесло США две великие победы: во-первых, над Советским Союзом в 1989 году; затем — над Талибаном, который в 2001 году управлял большей частью страны.

Однако в течение последовавших за этим почти 20 лет американской оккупации Вашингтон скверно руководил глобальной, региональной и местной политикой, обрекая свои усилия по умиротворению на верное поражение. Когда сельская местность вышла из-под американского контроля, а количество повстанцев Талибана после 2004 года увеличилось, Вашингтон перепробовал все — программу помощи на триллион долларов, «наращивание» войск до 100 000 человек, войну с наркотиками стоимостью в многие миллиарды — но ничего из этого не сработало. Даже сейчас, находясь в самом апогее отступления после поражения, официальный Вашингтон не имеет ясного представления, почему он в конечном итоге проиграл этот 40-летний конфликт.

Секретная война — война с наркотиками

Всего через четыре года после того, как армия Северного Вьетнама вторглась в Сайгон на танках и грузовиках советского производства, Вашингтон решил сравнять счет, организовав Москве собственный «Вьетнам» в Афганистане. Когда Красная Армия оккупировала Кабул в декабре 1979 года, советник президента Джимми Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский разработал «грандиозную стратегию» тайной войны ЦРУ, которая нанесла бы унизительное поражение Советскому Союзу.

Основываясь на давнем союзе США с Пакистаном, ЦРУ работало через Межведомственную разведку (Inter Service Intelligence, ISI) этой страны над тем, чтобы доставить оружие на миллионы, а затем — на миллиарды долларов афганским антисоветским партизанам, известным как моджахеды, исламская вера которых сделала их грозными боевиками. Будучи мастером геополитики, Бжезинский добился почти идеального стратегического сотрудничества между США, Пакистаном и Китаем в рамках суррогат-конфликта против Советского Союза. Находясь в жестком соперничестве со своим соседом Индией, что периодически выливалось в пограничные войны, Пакистан отчаянно пытался угодить Вашингтону — тем более что, довольно зловещим обстоятельством для Исламабада стало недавнее испытание Индией своей первой ядерной бомбы.

На протяжении долгих лет холодной войны Вашингтон был главным союзником Пакистана, оказывая обширную военную помощь и разворачивая свою дипломатическую стратегию в пользу этой страны, а не Индии. Чтобы укрыться под ядерным зонтиком США, пакистанцы, в свою очередь, были готовы рискнуть и попасть под гнев Москвы, служа плацдармом для секретной войны ЦРУ против Красной Армии в Афганистане.

За этой «грандиозной стратегией» внутри страны складывалась более суровая реальность. Командиры моджахедов приветствовали поставки оружия со стороны ЦРУ, но им также требовались средства для содержания своих боевиков. И вскоре они обратились к

выращиванию мака и к торговле опиумом. Когда секретная война Вашингтона вступила в свой шестой год, корреспондент New York Times, путешествовавший по южному Афганистану, обнаружил массовое распространение маковых полей, которые превращали эту засушливую местность в главный мировой источник незаконных наркотиков. «Мы вынуждены выращивать и продавать опиум, чтобы вести нашу священную войну против русских неверующих», — сказал репортеру один лидер повстанцев.

Поэтому караваны, перевозившие оружие ЦРУ в Афганистан, часто возвращались в Пакистан, груженые опиумом — иногда, как сообщала New York Times, «с согласия пакистанских или американских разведчиков, которые поддерживали это Сопротивление». За десятилетие секретной войны ЦРУ в Афганистане ежегодный урожай опиума вырос со скромных 100 тонн до огромных 2000 тонн. Для переработки опиума-сырца в героин в афганско-пакистанских приграничных районах были открыты тайные лаборатории, которые к 1984 году обеспечивали ошеломительные 60% американского рынка и 80% европейского. Внутри Пакистана количество наркоманов выросло с практически нулевого уровня в 1979 году до почти 1,5 миллиона к 1985 году.

К 1988 году в районе Хайберского перевала на территории Пакистана насчитывалось от 100 до 200 заводов по выработке героина, которые действовали под контролем пакистанской Межведомственной разведки. Южнее исламистский полевой командир по имени Гульбеддин Хекматияр, любимый афганским агент ЦРУ, контролировал несколько заводов по переработке героина, которые перерабатывали значительную часть урожая опиума из южных провинций страны. В мае 1990 года, когда эта секретная война подходила к концу, газета Washington Post сообщала, что американским официальным лицам не удавалось вести расследование торговли наркотиками Хекматияром и его покровителями в пакистанской разведке, главным образом, «потому, что американская политика в сфере оборота наркотиков в Афганистане была подчинена войне против советского влияния в этом регионе»

Чарльз Коган, шеф операции ЦРУ в Афганистане, позже откровенно рассказывал о приоритетах ЦРУ. «У нас действительно не было ни ресурсов, ни времени, которые можно было бы посвятить расследованию торговли наркотиками», — сказал он интервьюеру. «Я не думаю, что нам нужно извиняться за это… Да, мы получили последствия в виде наркотиков. Но главная-то цель была достигнута. Советы ушли из Афганистана».

Были и другие реальные последствия той секретной войны, хотя Коган о них и не упомянул. Пока Пакистан выступал хозяином территории, на которой ЦРУ вело свою секретную операцию, Исламабад играл на зависимости Вашингтона и его вовлеченности в холодную войну с Советским Союзом с тем, чтобы к 1987 году разработать достаточное количество расщепляющегося материала для своей собственной ядерной бомбы, а десятилетие спустя провести успешные ядерные испытания. Это ошеломило Индию и пустило стратегическую ударную волну по всей Южной Азии.

Одновременно с этим Пакистан еще и превращал Афганистан в настоящее государство-клиент. В течение трех лет после ухода Советского Союза в 1989 году ЦРУ и пакистанская разведка ISI продолжали сотрудничать в поддержке попыток Хекматияра захватить Кабул, предоставляя Хекматияру огневую мощь, достаточную для того, чтобы обстреливать столицу и убить около 50 000 ее жителей. Когда это провалилось, из миллионов афганских беженцев внутри своих границ пакистанцы самостоятельно сформировали новые вооруженные силы, которые стали называть «Талибан» — звучит знакомо? — и вооружили их для успешного захвата Кабула в 1996 году.

Вторжение в Афганистан

После террористических атак в сентябре 2001 года, когда Вашингтон решил вторгнуться в Афганистан, то же самое совпадение глобальной стратегии и суровых местных реалий обеспечило ему еще одну ошеломляющую победу — на этот раз над талибами, которые тогда правили большей частью страны. Хотя наличие у Пакистана ядерного оружия теперь сократило зависимость страны от Вашингтона, страна по-прежнему была готова служить плацдармом для мобилизации Центральным разведывательным управлением афганских региональных полевых командиров, которые при поддержке массированных бомбардировок Соединенными Штатами вскоре лишили талибов власти.

Хотя американские ВВС с готовностью сокрушили их вооруженные силы — тогда казалось, что их уже невозможно будет восстановить, — настоящая слабость этого теократического режима заключалась в его вопиющем злоупотреблением урожаем опиума в стране. Придя к власти в 1996 году, талибы впервые удвоили урожай опия в стране до беспрецедентного уровня в 4600 тонн, поддержав экономику и обеспечив 75% мирового объема героина. Однако четыре года спустя правящие муллы этого режима использовали свою огромную силу принуждения для того, чтобы добиться международного признания в ООН благодаря сокращению урожая опиума в стране до 185 тонн. Это решение ввергнет миллионы крестьян в беду и, параллельно, превратит режим в полую оболочку, которая расколется от первых же американских бомб.

В то время, как американская кампания бомбардировок бушевала в течение октября 2001 года, ЦРУ отправило в Афганистан связки банкнот на общую сумму в 70 миллионов долларов, чтобы мобилизовать на борьбу с Талибаном свою старую коалицию племенных полевых командиров. Позднее президент Джордж Буш (сын — С.Д.) прославил эти расходы, назвав их одной из самых больших «сделок» в истории.

Однако почти с самого начала того, что превратилось в 20-летнюю американскую оккупацию, некогда идеальное для Вашингтона сочетание глобальных и местных факторов стало разрушаться. Даже когда Талибан отступал в хаосе и ужасе, эти полевые командиры захватили сельскую местность и незамедлительно возглавили возродившееся возделывание опиума, урожай которого к 2003 году вырос до 3600 тонн, или до 62% валового внутреннего продукта (ВВП) страны. Четыре года спустя сбор наркотиков достигнет ошеломляющих 8 200 тонн, что составит 53% ВВП страны, 93% незаконного героина в мире и, прежде всего, станет достаточными средствами для возрождения… да, как вы уже догадались, партизанской армии талибов.

Ошеломленный от осознания того, что его клиентский режим в Кабуле теряет контроль над сельской местностью из-за вновь финансируемого опиумом Талибана, Белый дом Буша начал войну с наркотиками, расходуя 7 миллиардов долларов. Война эта вскоре превратилась (sank — у меня не открылось — С.Д.) в выгребную яму коррупции и сложной племенной политики. К 2009 году повстанцы Талибана разрастались так быстро, что новая администрация Обамы решила направить туда 100 000 американских военнослужащих.

После нападения на партизан, не сумев искоренить урожай опиума, который финансировал их развертывание каждую весну, наступление Обамы вскоре потерпело предсказуемое поражение. На фоне быстрого вывода этих войск к декабрю 2014 года по принципу «использовать до истечения срока действия» (как и обещал Обама), Талибан развернул первое из своих ежегодных периодических «боевых сезонных» наступлений, с помощью которых постепенно отвоевал контроль над значительными частями сельской местности у афганских вооруженных сил и полиция. К 2017 году урожай опия поднялся до нового рекорда — 9000 тонн, что составляет около 60% финансирования неуклонного наступления талибов.

Признавая центральную роль торговли наркотиками в поддержании мятежников, командование США направило истребители F-22 и бомбардировщики B-52 для нанесения ударов по лабораториям талибов в героиновом центре страны. Фактически, США использовали самолеты стоимостью в миллиарды долларов, чтобы разрушить то, что оказалось 10 глинобитыми хижинами, лишив Талибан всего 2800 долларов налоговых поступлений. Всем, кто обращал на это внимание, абсурдная асимметрия этой операции показала, что жесточайшие афганские реалии перехитрили и решительно победили американские вооруженные силы.

В то же самое время геополитическая сторона афганского уравнения разворачивалась решительно против американских военных усилий. По мере того, как Пакистан все больше приближался к Китаю в качестве противовеса своему сопернику — Индии, а отношения между США и Китаем становились враждебными, Вашингтон стал все больше раздражать Исламабад. Во время встречи на высшем уровне в конце 2017 года президент Трамп и премьер-министр Индии Моди объединились со своими австралийскими и японскими коллегами, чтобы сформировать «четверку», более формально известную как «Четырехсторонний диалог по безопасности». Этот зарождающийся альянс, направленный на сдерживание китайской экспансии, вскоре обрел плоть в виде совместных военно-морских маневров в Индийском океане.

В следующие нескольких недель после этой встречи Трамп выбросит на помойку 60-летний союз Вашингтона с Пакистаном одним-единственным новогодним твитом, в котором напишет, что эта страна не отплатила за годы щедрой помощи США «ничем, кроме лжи и обмана». Почти сразу Вашингтон объявил о приостановке своей военной помощи Пакистану до тех пор, пока Исламабад не предпримет «решительные действия» против Талибана и его воинствующих союзников.

В связи с тем, что «тонкое выравнивание» Вашингтоном глобальных и местных сил в настоящее время оказалось фатально нарушено, предопределены были как капитуляция Трампа на мирных переговорах с Талибаном в 2020 году, так и грядущее отступление Байдена после поражения.

Без доступа из Пакистана к не имеющему выхода к морю Афганистану американские беспилотные летательные аппараты и истребители-бомбардировщики теперь потенциально могут столкнуться с необходимостью летать на 2400 миль с ближайших баз в Персидском заливе. А это слишком далеко для того, чтобы эффективно использовать авиацию для формирования событий на земле (хотя американское командование в странах, ближе расположенных к Афганистану, уже отчаянно ищет авиабазы, чтобы их можно было использовать).

Уроки поражения

В отличие от какой-нибудь простой победы, это поражение предлагает целые слои смыслов для тех, у кого хватит терпения усвоить его уроки. Во время правительственного расследования того, что пошло не так в 2015 году, Дуглас Лют, генерал армии, руководивший военной политикой в Афганистане в администрациях Буша и Обамы, заметил: «У нас не было фундаментального понимания Афганистана — мы не ведали, что творили». Теперь, когда американские военные стряхивают афганскую пыль со своих ботинок, будущие военные операции США в этой части земного шара, вероятнее всего, будут перенесены с суши на море, поскольку военно-морские силы присоединятся к остальной флотилии «четверки» в попытке сдержать экспансию Китая в Индийском океане.

У этого печального исхода есть более тревожные уроки для тех, кто находится за пределами закрытых кругов официального Вашингтона. Многие афганцы, которые верили в демократические обещания Америки, присоединятся к растущей череде брошенных союзников, уходящей корнями в эпоху Вьетнама. В последнее время они, среди прочих, включают курдов, иракцев и сомалийцев. Как только станет очевидна полная цена ухода Вашингтона из Афганистана, фиаско может, что неудивительно, отвадить потенциальных будущих союзников от того, чтобы доверять словам или суждениям Вашингтона.

Подобно тому, как падение Сайгона на протяжении более чем десяти лет заставляло американский народ опасаться такого вмешательства, так и возможная катастрофа в Кабуле, скорее всего (можно даже сказать, можно надеяться, что) вызовет долгосрочное отвращение в США к таким вмешательствам в будущем. Подобно тому, как Сайгон в 1975 году стал кошмаром, которого американцы желали избежать, по крайней мере, на десятилетие, так и Кабул в 2022 году может стать тревожным рецидивом, который только усугубит американский кризис доверия у себя в стране.

Когда последние танки Красной Армии, наконец, пересекли мост Дружбы и покинули Афганистан в феврале 1989 года, то поражение всего за три года ускорило полный распад Советского Союза и утрату его империи. Последствия предстоящего отступления США в Афганистане, несомненно, будут гораздо менее драматичными. Тем не менее, они будут очень важными. Такое отступление после стольких лет, когда враг если не стоит у ворот, то к ним приближается, является явным признаком того, что имперский Вашингтон достиг самых пределов того, что могут сделать даже самые могущественные вооруженные силы на земле.

Или, другими словами, по прошествии почти 20 лет, проведенных в Афганистане, ошибок быть не должно. В крови американцев победы больше нет (урок, который Вьетнам почему-то не донес), хотя наркотики остались. Поражение в окончательной войне с наркотиками было особым видом имперской катастрофы, придавшей уходу в 2021 году более чем одно значение. Поэтому неудивительно, если уход из этой страны в таких условиях станет сигналом — в равной степени и, для союзников, и врагов — о том, что у Вашингтона больше нет надежды на то, чтобы устроить мир так, как хочет он, и что его некогда грозное глобальное господство действительно ослабевает.

* «Движение Талибан» признано в России экстремистской террористической организацией, его деятельность на территории РФ запрещена.

Автор: Альфред МакКой — Alfred W. McCoy — профессор истории Университета Висконсин-Мэдисон.

Перевод Сергея Духанова. Публикуется с разрешения издателя.