JaisonX
«Басманный философ», объявленный умалишенным ( 2 фото )
14 апреля 1856 года от воспаления легких умер Петр Чаадаев, как его называли в Москве, – «Басманный философ», который за 20 лет до этого за свои западнические либеральные взгляды царским указом был объявлен умалишенным.
Петр Чаадаев
«Философские письма», которые стали причиной царского гнева, Чаадаев писал в 1829-1831 годы, живя то в имении у тетушки Щербатовой (в Дмитровском районе), то в Москве во флигельке, который снимал у своих хороших знакомых Левашовых (ул. Новая Басманная, д. 20).
Дом на Новой Басманной, где жил Чаадаев
Из восьми писем напечатано при жизни автора лишь два: в московском журнале «Телескоп» в №11 за 1832 год без упоминания имени автора был напечатан небольшой фрагмент из 4-го «Философского письма» (об архитектуре), и в 15-ом номере того же «Телескопа», вышедшем в сентябре 1836 года, было полностью опубликовано первое письмо, которое буквально сразу вызвало бурю негодования среди представителей патриотически настроенной общественности и лиц, власть имущих.
В опубликованном письме, которое министр просвещения Уваров назвал «дерзостной бессмыслицей», цель религии и смысл всякого существования Чаадаев полагает в установлении на Земле «царства Божьего» или «совершенного строя». Затем он переходит к рассмотрению «нашей своеобразной цивилизации», которая, раскинувшись от Германии до Китая (от Одера до Берингова пролива), не принадлежит ни Востоку, ни Западу и только начинает приоткрывать истины, давно уже известные другим народам.
Окидывая взглядом историю России, Чаадаев обнаруживает в ней «мрачное и тусклое существование», где нет внутреннего развития:
«Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь».
«Телескоп» был тут же запрещен, его редактор Надеждин сослан в Усть-Сысольск, цензор Болдырев, пропустивший в печать эту публикацию, отставлен от должности, журналам и газетам приказано впредь не упоминать о чаадаевской статье. У самого Чаадаева был сделан обыск и взяты для отправки в III-е отделение все его бумаги, а 1 ноября 1836 года он был приглашен к обер-полицмейстеру для объявления ему царского приказа о признании его умалишенным.
«Медико-полицейский надзор за ним выражался в запрещении выезжать, в ежедневных посещениях полицейского лекаря и обычном надзоре полиции, при этом Чаадаев мог совершать прогулки и принимать у себя кого угодно»,
— сообщается в исследовании-биографии «Чаадаев» Михаила Гершензона.
Чтобы читатель мог представить, как всё это происходило, Гершензон приводит одну очень характерную (вне зависимости от конкретного исторического периода) для отечественных реалий деталь:
«Жихарев (ред. – племянник Чаадаева) рассказывает, что Чаадаева, по предписанию начальства, посещал штаб-лекарь той части, где он жил, человек нетрезвый и очень досаждавший Чаадаеву».
Отвечая на нападки лжепатриотов, Чаадаев в еще одном, так и не напечатанном при его жизни сочинении, «Апологии сумасшедшего», пишет:
«Прекрасная вещь — любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо. Правда, мы, русские, всегда мало интересовались тем, что – истина и что – ложь, поэтому нельзя и сердиться на общество, если несколько язвительная филиппика против его немощей задела его за живое… Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое спокойное существование и снова выбросили в океан людских треволнений мою ладью, приставшую было у подножья креста. Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами».
Символично, что «Басманный философ» умер за несколько часов до наступления Пасхи, как бы так и не дождавшись радостной вести о всеобщем воскрешении к новой жизни. Хотя, в возможность такого исхода, по крайней мере, для России, он не очень и верил… По свидетельствам знакомых, примерно за год до смерти Чаадаев запасся рецептом на мышьяк и постоянно носил его в кармане. Порой, когда его собеседники восторженно кричали о наступающей «светлой эре прогресса», он молча доставал этот рецепт и показывал им. Он и умер с рецептом в кармане. Найдя рецепт, его племянник Жихарев бросил эту бумажку в камин – документ, значения которого он не понял: это было духовное завещание, которое Чаадаев приобщил к либеральным надеждам своих современников и потомков, рецепт на лекарство от либеральных и прогрессистских иллюзий.
Петр Чаадаев
«Философские письма», которые стали причиной царского гнева, Чаадаев писал в 1829-1831 годы, живя то в имении у тетушки Щербатовой (в Дмитровском районе), то в Москве во флигельке, который снимал у своих хороших знакомых Левашовых (ул. Новая Басманная, д. 20).
Дом на Новой Басманной, где жил Чаадаев
Из восьми писем напечатано при жизни автора лишь два: в московском журнале «Телескоп» в №11 за 1832 год без упоминания имени автора был напечатан небольшой фрагмент из 4-го «Философского письма» (об архитектуре), и в 15-ом номере того же «Телескопа», вышедшем в сентябре 1836 года, было полностью опубликовано первое письмо, которое буквально сразу вызвало бурю негодования среди представителей патриотически настроенной общественности и лиц, власть имущих.
В опубликованном письме, которое министр просвещения Уваров назвал «дерзостной бессмыслицей», цель религии и смысл всякого существования Чаадаев полагает в установлении на Земле «царства Божьего» или «совершенного строя». Затем он переходит к рассмотрению «нашей своеобразной цивилизации», которая, раскинувшись от Германии до Китая (от Одера до Берингова пролива), не принадлежит ни Востоку, ни Западу и только начинает приоткрывать истины, давно уже известные другим народам.
Окидывая взглядом историю России, Чаадаев обнаруживает в ней «мрачное и тусклое существование», где нет внутреннего развития:
«Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь».
«Телескоп» был тут же запрещен, его редактор Надеждин сослан в Усть-Сысольск, цензор Болдырев, пропустивший в печать эту публикацию, отставлен от должности, журналам и газетам приказано впредь не упоминать о чаадаевской статье. У самого Чаадаева был сделан обыск и взяты для отправки в III-е отделение все его бумаги, а 1 ноября 1836 года он был приглашен к обер-полицмейстеру для объявления ему царского приказа о признании его умалишенным.
«Медико-полицейский надзор за ним выражался в запрещении выезжать, в ежедневных посещениях полицейского лекаря и обычном надзоре полиции, при этом Чаадаев мог совершать прогулки и принимать у себя кого угодно»,
— сообщается в исследовании-биографии «Чаадаев» Михаила Гершензона.
Чтобы читатель мог представить, как всё это происходило, Гершензон приводит одну очень характерную (вне зависимости от конкретного исторического периода) для отечественных реалий деталь:
«Жихарев (ред. – племянник Чаадаева) рассказывает, что Чаадаева, по предписанию начальства, посещал штаб-лекарь той части, где он жил, человек нетрезвый и очень досаждавший Чаадаеву».
Отвечая на нападки лжепатриотов, Чаадаев в еще одном, так и не напечатанном при его жизни сочинении, «Апологии сумасшедшего», пишет:
«Прекрасная вещь — любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо. Правда, мы, русские, всегда мало интересовались тем, что – истина и что – ложь, поэтому нельзя и сердиться на общество, если несколько язвительная филиппика против его немощей задела его за живое… Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верно и то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое спокойное существование и снова выбросили в океан людских треволнений мою ладью, приставшую было у подножья креста. Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами».
Символично, что «Басманный философ» умер за несколько часов до наступления Пасхи, как бы так и не дождавшись радостной вести о всеобщем воскрешении к новой жизни. Хотя, в возможность такого исхода, по крайней мере, для России, он не очень и верил… По свидетельствам знакомых, примерно за год до смерти Чаадаев запасся рецептом на мышьяк и постоянно носил его в кармане. Порой, когда его собеседники восторженно кричали о наступающей «светлой эре прогресса», он молча доставал этот рецепт и показывал им. Он и умер с рецептом в кармане. Найдя рецепт, его племянник Жихарев бросил эту бумажку в камин – документ, значения которого он не понял: это было духовное завещание, которое Чаадаев приобщил к либеральным надеждам своих современников и потомков, рецепт на лекарство от либеральных и прогрессистских иллюзий.
Взято: Тут
1757