Как арабы с франками дружили ( 3 фото )

Для арабов все христиане были на одно лицо. В войнах с крестоносцами они не отличали франков от румов: и те, и другие для них были людьми с запада.


Мусульмане часто называли франков «дьяволами»: франкский дьявол, дьявол из франков или просто дьявол. Они не считали зазорным убивать безоружных франкских паломников или заманивать к себе в дом и там убивать. Это считалось благочестием.

Арабы говорили про франков, что это животные, у которых из всех достоинств есть только храбрость. Никто не сомневался, что знакомство с мусульманами сильно возвышает и облагораживает христиан. «Все франки, лишь недавно переселившиеся из франкских областей на восток, – замечал один из самых просвещенных людей того времени, – отличаются более грубыми нравами, чем те, которые обосновались здесь и долго общались с мусульманами».

То, что сами франки были очень высокого мнения о своей стране и своей культуре, вызывало у мусульман только насмешки. Вот характерный эпизод из записок араба того времени.

«В войсках короля Фулько, сына Фулько, был всадник, пользовавшийся большим почетом, который прибыл из их страны, совершая паломничество, и возвращался туда. Он подружился со мной, привязался ко мне и называл меня «брат мой»; между нами была большая дружба, и мы часто посещали друг друга. Когда он собрался возвращаться по морю в свою страну, он сказал мне: «О брат мой, я отправляюсь в свою страну и хотел бы, чтобы ты послал со мной своего сына».  А мой сын был в это время при мне, и было ему от роду четырнадцать лет. «Пусть он посмотрит на наших рыцарей, научится разуму и рыцарским обычаям. Когда он вернется, он станет настоящим умным человеком». Мой слух поразили эти слова, которых не мог бы произнести разумный: ведь даже если бы мой сын попал в плен, плен не был бы для него тяжелее, чем поездка в страну франков».

Еще больше мусульман удивляла верность франкских женщин своим соплеменникам. Тот же автор писал, что франкские девушки – из «проклятой породы», потому что никак не могут привыкнуть ни к кому, кроме своих соотечественников. Эти несчастные готовы все бросить и сбежать обратно в свою страну, даже прожив десять лет наложницей у самого эмира. Какой-нибудь сапожник из франков им дороже, чем мусульманский государь.

Арабы долго и жестоко воевали с франками, но, как это часто бывает на войне, тесное общение их по-своему сближало. Мемуарист из арабов писал, что «многие франки обосновались в наших землях и подружились с мусульманами». Франки и сирийцы завязывали личные связи, ездили друг к другу в гости, обсуждали новости и дела. По дружбе они иногда возвращали пленных и скот, угнанный во время набегов.


В сирийском Наблусе франки и мусульмане жили как соседи на одной улице: франк торговал вином, а араб приходил к нему в гости, чтобы пропустить стаканчик. Когда франк приглашал к себе мусульманина, то заботился о том, чтобы на столе не было свинины. Случалось и недоразумения: как-то рыцарь, увидев мусульманина, молящегося на юг, в гневе схватил его и повернул к востоку – так молись!

Обычаи и взгляды франков мусульман то удивляли, то раздражали, то смешили. Грубые развлечения рыцарей порой вызвали у них брезгливость.

«Я присутствовал в Табарии при одном из франкских праздников, – писал сирийский эмир Усама ибн Мункиз. – Рыцари выехали из города, чтоб поиграть копьями. С ними вышли две дряхлые старухи, которых они поставили на конце площади, а на другом конце поместили кабана, которого связали и бросили на скалу. Рыцари заставили старух бежать наперегонки. С каждой из этих старух двигалось несколько всадников, которые их подгоняли. Старухи падали и подымались на каждом шагу, а рыцари хохотали. Наконец, одна из них обогнала другую и взяла этого кабана в награду».


Больше всего сирийцев озадачивали отношения христиан с женщинами. «У франков нет ревности, – сообщал тот же Ибн Мункиз. – Бывает, что франк идет со своей женой по улице; его встречает другой человек, берет его жену за руку, отходит с ней в сторону и начинает разговаривать, а муж стоит в сторонке и ждет, пока она кончит разговор. Если же разговор затянется, муж оставляет ее с собеседником и уходит».

Еще более разительный пример мужской терпимости приводится в другом отрывке. «Салим рассказал мне: «Я открыл в аль-Маарре баню, чтобы жить доходами от нее. Однажды в баню пришел франкский рыцарь, а они не одобряют тех, кто, находясь в бане, опоясывается покрывалом. Он протянул свою руку, сорвал мое покрывало с пояса, отбросил его и увидел меня без всего, а я недавно обрил себе волосы на лобке.

«Салим», – крикнул мне франк. Я подошел к нему, и он положил руку мне на лобок. «Салим, вот хорошо! – воскликнул он. – Клянусь истиной моей веры, сделай со мной то же самое». И он лег на спину, а у него на этом месте была точно вторая борода. Я обрил его, а он провел по этому месту рукой, погладил его и сказал мне: «О Салим, заклинаю тебя истиной твоей веры, сделай то же с аль-дамой». А «аль-дама» значит на их языке госпожа, и он имел в виду свою жену.

«Скажи аль-даме, чтобы она пришла», – крикнул он слуге, тот пошел и привел его жену. Она легла на спину, и рыцарь сказал: «Сделай с ней то же, что ты сделал со мной».

И я брил ей эти волосы, а муж сидел и смотрел на меня. Затем он поблагодарил меня и дал мне денег за мою услугу».