Чего Москва ждет от нового президента Абхазии ( 1 фото )

Евгений Крутиков


В Абхазии в первом туре выбрали пятого по счету президента страны. Им прогнозируемо стал кандидат от объединенной оппозиции Аслан Бжания. Почему представителю оппозиции удалось переиграть своих конкурентов, на какие перемены в жизни страны надеются абхазские избиратели и способен ли новый президент оправдать эти надежды?

Официальные данные еще не опубликованы, но, по предварительным результатам, Аслан Бжания набрал 56,5% голосов пришедших на выборы. Оба конкурента – Адгур Ардзинба (35,42% голосов) и Леонид Дзапшба (2,22%) – уже поздравили Бжания с избранием. Ардзинба сделал это лично, а Дзапшба сказал, что не видит смысла в личной встрече. Эти двое испытывают к друг другу личную неприязнь с 2016 года, когда Дзапшба был министром внутренних дел, а Бжания – уже тогда – лидером оппозиции.

Теперь главный вопрос для Абхазии – стабилизация положения в республике и нахождение консенсуса внутри расколотого общества. Для этого и нужны были внеочередные президентские выборы. Власть предыдущего президента страны Рауля Хаджимбы оказалась настолько слабой, что не выдержала одного-единственного митинга, в котором приняли участие 200 человек. В Абхазии горько шутят, что если так пойдет дальше, то для смены президента будет достаточно 50 человек, что укладывается в российские рамки ограничений по коронавирусу. В Абхазии, правда, никаких серьезных санитарных ограничений нет, на участках раздавали маски (их хватило даже не всем членам избирательных комиссий) и можно было продезинфицировать руки антисептиками.

Нет никаких гарантий, что после выборов 22 марта власть станет крепче, а консенсус будет найден. Вопреки ожиданиям, Бжания не получил подавляющего преимущества, и его 56,5% можно посчитать скорее неудачей на фоне завышенных надежд. Более серьезный результат мог бы предоставить ему карт-бланш на проведение в стране реформ (например, усиление роли парламента) и, возможно, попытку примирить враждующие кланы. Он уже заявил, что назначит одного из своих конкурентов – Адгура Ардзинбу – вице-премьером по экономике.

Ранее Ардзинба занимал пост министра экономики. Вице-президентом стал Бадра Гунба, относительно молодой для Абхазии политик, не участвовавший в Отечественной войне 1992–1993 годов по возрасту и большую часть жизни проживший в России, в Саратове, где окончил институт по специальности «бухгалтерский учет и аудит» и работал в местной мэрии на мелких и средних должностях в сфере финансов, соцзащиты и бухгалтерии. С 2011 по 2014 год он занимал должность министра культуры Абхазии, что, согласитесь, удивительный карьерный поворот. А вопрос о кандидатуре премьер-министра прогнозируемо подвис.

Накануне выборов муссировались слухи, что премьер-министром может стать бывший президент Александр Анкваб, причем эту инициативу приписывали и Бжании, и Ардзинбе. Между тем у Анкваба стабильно отрицательный рейтинг в значительной части абхазского общества, в том числе и среди тех, кто голосовал за Бжанию. Голосование за Бжанию во многом означало и выбор в пользу обновления политической элиты и вообще за некие абстрактные перемены. Возвращение Анкваба в понятие «перемены» не очень укладывается.

Эта предвыборная кампания стала на удивление самой «чистой» за всю историю Абхазии. Никаких провокаций, никаких вбросов компроматов и никаких «неудобных вопросов».

У этого явления есть прагматичное объяснение. Во-первых, сама кампания была очень короткой и скомканной из-за истории с очередной госпитализацией Бжании. Во-вторых – чисто местное явление: на пресс-конференции кандидатов ходили, как правило, те журналисты и наблюдатели, которые их поддерживают. Отсюда и полное отсутствие острых вопросов, и наличие «бурных аплодисментов». Выступления всех кандидатов превращались в нудные монологи, они произносили банальные речи, лишенные конкретики и снабженные абстрактными модальностями типа «нужно», «хотелось бы», «очень важно» и т. п.

Исключения составляли только акценты этих речей. Лидер объединенной оппозиции Бжания закономерно много критиковал предыдущую власть президента Хаджимбы. Экономист Адгур Ардзинба рассказывал о своих успехах на посту министра, а слабость экономики Абхазии объяснял волнообразным увеличением или уменьшением российского финансового вливания в зависимости от мирового экономического кризиса. Бывший сотрудник правоохранительных органов Леонид Дзапшба напирал на борьбу с преступностью.

С ними никто не спорил. Лишь однажды у Бжании спросили его мнение по поводу инцидента с одним из его активистов, незадолго до выборов задержанного с оружием и на ворованной машине. Бжания отреагировал на удивление резко и осадил спрашивавшего напоминанием о презумпции невиновности. Хотя спрашивали о его позиции, а не о юридической оценке эпизода со стрельбой (против трех братьев Зухба и Гарри Авидзбы, устроивших покатушки на угнанной машине, возбуждено уголовное дело, а поймали их в итоге за попыткой выкинуть два автомата и пистолет «Викинг»). Вопрос здоровья Бжании и хода расследования его предполагаемого прошлогоднего отравления предпочли не поднимать.

Адгура Ардзинбу спросили о его страсти к криптовалюте. Будучи министром экономики, он как-то предлагал сделать ее национальной валютой Абхазии. Ардзинба также отреагировал очень резко, попросил показать, где находится «его криптоферма», и объяснял свои старые выказывания тем, что стремился следовать мировым трендам. Оба эти эпизода за неимением других острых моментов и стали наиболее обсуждаемыми.

Ни у кого из кандидатов в президенты не было внятной предвыборной программы. Это не только абхазская беда, тем же самым страдает и Южная Осетия. Предвыборные кампании превращаются в соревнование одного-двух громких лозунгов. Это не выборы между программами, а скорее соревнование личностей или неких очень абстрактных политических платформ, которые эти личности олицетворяют. Ну или возглавляют. Формально есть какие-то тексты на бумаге, озаглавленные «программа» или «платформа», но на практике это очень абстрактные тексты, насыщенные малопонятной для избирателя лексикой.

Но и «укрепление власти» с целью установления стабильности – это абстрактно сформулированная задача. С перспективой отчетности через годы. А на первый план сейчас будет выходить борьба с преступностью и с правовым нигилизмом. Возможно, не обойтись и без непопулярных силовых методов, и очень большой вопрос, насколько Аслан Бжания и его разнородная команда к этому готовы.

В конце концов, Бжания ведь кандидат от объединенной оппозиции, внутри которой множество разнообразных течений и кланов. Его «образ мученика» после прошлогоднего предполагаемого отравления смог объединить оппозицию, но как он будет осуществлять свои полномочия – не ясно.

В отношениях с Россией также закономерно не изменится ничего. Дружба с РФ при сохранении независимости РА – единственный вопрос, который не вызывает разногласий в Абхазии.

Есть чисто провинциальная неприязнь к «назначенцам», к людям, не знающим Абхазии, что порой выражается в резких высказываниях в быту («мы тут сами разберемся промеж себя, не надо нам советы давать»), но не более того. Рабочие моменты.

Иногда это связано с закрытостью абхазского общества, которое варится в собственном соку. Так, и. о. президента Валерий Бганба в период предвыборной кампании требовал от российского посла Алексея Двинянина «приструнить российскую прессу». Неизвестно, что конкретно ему не понравилось, но само по себе такое требование свидетельствует не в пользу понимания Бганбой российских реалий.

Итак, все будет зависеть от первых практических шагов нового президента. От того, кто войдет в его команду, как будет решаться проблема преступности, будут ли перераспределены полномочия между силовыми структурами и тому подобное.

В Москве же ждут от Сухума столь же адекватного отношения к экономике, которое в последние годы демонстрирует, например, Южная Осетия. Речь идет в первую очередь о сокращении бюджетного дефицита и роста доли собственных доходов по сравнению с российской финансовой поддержкой. Даже небольшое движение в направлении повышения собственных доходов было бы прекрасным знаком того, что новый президент Абхазии дело свое знает лучше, чем предыдущие.