korr
Апшерон. Колыбель нефтяной эры ( 68 фото )
За много лет ведения этого журнала я успел рассказать про Второе Баку, Третье Баку и даже Четвёртое Баку, но лишь сейчас расскажу о Баку первом, настоящем, исходном.
Вернее, пока что даже не про сам Баку, а про местность, в которой он вырос: Апшеронский полуостров, острым клювом вдающийся в Каспийском море, принадлежит историческому Ширвану, однако на показанные в прошлых частях Лагич и Шемаху совсем не похож. Апшерон — земля лунных пейзажей, тесных сёл, старинных замков, грязевые вулканов, природных факелов и нефтяных вышек, с которых начиналась знакомая нам эпоха.
На первый взгляд апшеронские пейзажи тоскливы. Если большая часть Азербайджана — зелёные холмы, переходящие в леса на склонах двух Кавказов, то Апшерон похож скорее на Мангышлак или Кара-Богаз за морем. Там, где его сёла не стоят сплошняком — пустыня:
Впрочем, людьми обжитая с каменного века — вон на тех далёких глыбах крупнейший в постсоветских странах комплекс наскальных рисунков Гобустан, среди которых есть и азербайджанские народные танцы «ялла», и поразившие Тура Хейердала изображения лодок. Возможно, здесь и изобретённых впервые:
В глине Апшерона попадается множество странных сущностей:
Но всё непонятное здесь пахнет нефтью. Вот лужи чёрной, резиново-блестящей грязи — то ли асфальтовое озеро, то ли просто утечка с ближайшего месторождения:
Апшерон называют антиподом Тамани — два полуострова продолжают Кавказский хребет. Роднит их и ещё кое-что — грязевые вулканы. Но если там они «блеваки», то здесь — боздаги, «серые горы»: Апшерон является мировым центром этого явления природы. На полуострове и прилегающих берегах известно от 350 до 700 боздагов до нескольких сотен метров высотой.
На один из таких вулканов, кажется Дашгиль (317м), мы с Ольгой Лаурентин lotmir, Людмилой tarrri и Еленой без блога, и забрались под вечер, после автоброска через всю страну от немецкого Гёйгёля и Гянджи.
На тропе — забавная табличка, судя по отсутствию азербайджанского дубляжа оставленная каким-то туристом:
Прежде я видел грязевые вулканы на Тамани, в соседней Керчи и даже на далёком Сахалине, и в общем-то отличаются они скорее окружающим пейзажем, чем обликом и повадками. Грифоны, то есть конусы извержения, на Апшероне выше и круче, но течёт из них такая же точно жидкая чёрная липкая холодная грязь:
Грязевые вулканчики — сущность не по забавности загадочная. Даже первый в истории снимок их извержения я видел в журнале «Вокруг Света» за 1960-какой-то год. Сам принцип действия вулканчиков понятен — полужидкая масса в земле находится под большим давлением и потому лезет наверх по трещинкам.
Но вот происхождение их уже не имеет единой гипотезы, зато имеет чёткую закономерность — грязевые вулканчики вырастают там, где нефть соседствует с тектонической активностью.
В кратерах грифонов грязь жидкая почти что как вода, и ритмично булькает одинокими пузырями. Иногда, — такое я заставал на каждых грязевых вулканах, где бывал, но нигде не успел заснять, — наверх вылетают целые фонтанчики грязи. Она не опасна, но отмывается тяжело, и около каждого грифона есть риск забрызгаться.
Но случаются порой и вот такие светопреставления, похожие на извержения настоящих вулканов:
От каких-то брожений в недрах Земли грязь взлетает на десятки метров вверх и расползается потоками, способными погребать деревни. Вместе с грязью из земли вырывается газ, и в той же Керчи, где вулканчики лежат в низинке, над ними висит едва заметный сероводородный запах. На бакинских вулканах обычно нет и его — всё сдувает свежий ветер Каспия. Однако при мощных извержениях газ прорывается в таких объёмах, что начинает гореть. Факелы с температурой до 1200 градусов могут достигать километра (!) в высоту, а брекчия (грязь и камни) выбрасываться вверх на сотню метров. С 1806 года на Апшероне произошло более 200 крупных извержений, иногда по несколько раз за год. Самый активный из местных вулканов Локбатан с 1828 года извергался 17 раз, а Отман-Боздаг (на фото) в 1902 году накрыл внезапным факелом шестерых пастухов и отару из нескольких тысяч овец. Я, конечно, надеялся увидеть извержение, но даже его последствия впечатляют:
Апшерон несколько больше, чем Апшеронский полуостров, и на карте имеет Г-образную форму с самим полуостровом и участком побережья на юге, и имено на последнем высится большинство «серых гор». У подножья «нашего» вулкана раскинулся Алят — ПГТ (10,8 тыс. жителей), основанный в 1935 году как грузовая пристань:
Ныне это главные морские ворота Азербайджана (грузооборот 11 миллионов тонн), один из нескольких небольших портов Каспийского моря, обеспечивающих навигацию меж его стран, как иранские Энзели или казахстанский Актау. С 2014 года сюда перевели паромный терминал национального пароходства «Caspar», и вот на рейде за островом Гиль видны сразу два парома, один из которых, возможно, двумя годами ранее уже попадался мне на глаза в Казахстане.
Гиль — целый архипелаг плоских безжизненных островов с названиями вроде Святой Зухры или Деда Коркута. Гораздо интереснее выглядит лежащий подальше остров Булла — на Каспии есть ещё и подводные грязевые вулканы, причём даже над поверхностью они торчат не всегда:
Но главная примета прибрежного Каспия на Апшероне — платформы, сплетающиеся эстакадами и уходящие за горизонт:
Всю дорогу от Алята до Баку сопровождают индустриальные виды. У моря идёт монтаж платформ:
В пустыне пылают факелы месторождений:
Приметой апшеронских сёл остаются нависающие над их крышами леса чёрных нефтяных вышек:
Апшеронские сёла — это уже сам полуостров. В радиусе 10-15 километров от Баку их более 60, так что границы сёл видны разве что бюрократам. Административно весь Апшерон вплоть до Алята входит в Большое Баку, то есть со своей столицей эти сёла соотносятся как с Москвой Зеленоград или новомосковские веси. Официально все они числятся посёлками городского типа (удивительно, но в Азербайджане этот статус сохранён), и некоторые из них, де-факто полностью сросшиеся со столицей — огромны. Крупнейшие российские ПГТ Нахабино (в Подмосковье) и Горячеводский (по факту часть Пятигорска) насчитывают 45 тысяч жителей, в то время как на Апшероне есть Бина, Баладжар, Мамед Эмин Расулзаде (по 50-60 тыс.) и Карачухур (86 тыс.), в Азербайджане уступающий лишь первой пятёрке городов. Из которой лишь Гянджа и Мингечаур стоят вдали отсюда, а Хырдалан, Сумгаит и конечно же сам Баку — тоже части столичной агломерации. Пейзажи апшеронских сёл впечатляет теснотой, пылью и почти полным отсутствием зелени иначе как во дворах, и вместе с тем каким-то особым уютом обжитости — ни дать ни взять махалли да медины, но только чуть обрусевшие за два века.
Названия их звучные — Сураханы, Кюрдаханы, Сабунчи, Бильгях, Бузовна, а порой звучат почти по-вражески — Мардакян, Шувелян, Нардаран… Но раз эти слова остались на карте Азербайджана — значит, они не армянские. До ХХ века Апшерон населяли таты — персы, в тылу у азербайджанцев Сефевидов сохранившие верность суннизму и окончательно оторвавшиеся от Ирана под Россией. Где-то, как в горном Лагиче, они сохранили язык, но перешли в шиизм, а где-то, как в Красной Слободе близ Губы, татский и вовсе остался языком горских евреев. Немалая часть азербайджанцев — это тюркизированные таты, и сёла Апшерона сопротивлялись ассимиляции долго. Но в ХХ веке воинствующий атеизм и индустриализация взяли своё — апшеронские таты перестали ходить в мечети и учить персидский, а потому за пару поколений полностью влились в азербайджанский народ.
Тем не менее о том, что жизнь тут кипела и без всякой нефти, напоминает обильное наследие — мечети, бани, пиры (места народных культов у могил мусульманских святых) и даже небольшие замки 13-15 веков, когда в вассальный тюркским ордам Ширван пришла феодальная раздробленность. Вот например Рамана близ аэропорта:
Я ещё покажу в следующих частях Сабунчи, Сураханы, Мардакяны и Галу… но все они стоят к востоку от Баку, а вот с северным берегом Апшерона у меня не сложилось. Кюрдаханы (6,3 тыс. жителей), например, примечательны летней резиденцией Бакинских ханов (её остатки занимает детский сад) и странным замком Ямина, который в 18 веке (по другой версии, и вовсе при Советах) строил своими руками один юродивый, чтобы оставить след. Другое место — Нардаран (9,8 тыс. жителей), летняя резиденция Ширваншахов, где сохранились замок с круглой башней (1301-36), Ханская дача с беседкой и баней (1388), русский маяк Амбуран (1882-84), но в первую очередь пир Гаджи-Бахши у огромной мечети (1663). Её община, видимо, перешла в шиизм первой среди суннитских сёл, а потому издавна слыла фанатичной религиозностью — с советских времён тут ходят легенды о людях, бесследно растворявшихся в воздухе за молитвой, когда чекисты стучали им в дверь. Нынешний Нардаран в Азербайджане слывёт гнездом ваххабитов, террористов и вообще Организации, которую нельзя называть, хотя если и есть у Нардарана зарубежные кураторы — то это скорее какая-нибудь Хезбалла или иранский Корпус стражей исламской республики. В начале 1990-х, на перепутье внезапно свалившейся государственности, Азербайджан недолго колебался между светской Турцией и теократическим Ираном, и думается, во втором варианте Нардаран значил бы для Баку примерно то же, что для Еревана Эчмиадзин. Однако при светских и протурецких Алиевых этот посёлок стал центром исламистской и проиранской оппозиции, где периодически случаются бунты с убитыми и раненными. Причём поводом становятся обычно перебои с электричеством, за которое жители принципиально не желают платить.
Я ехал в Нардаран автобусом, и всю дорогу пассажиры навязчиво спрашивали, есть ли у меня там знакомые да убеждали, что туда нельзя. Я не прислушался к ним, сошёл на повороте да побрёл мимо дежурившей полицейской машины. За высокими заборами виднелась пара тонких минаретов, но с каждым шагом по Нардаранану делалось всё более не по себе — на пустынной улице почти без машин висела тишина, и лишь женщины в чёрных чадрах сновали тенями, исчезая в переулки. Наконец, рядом остановилась машина с азербайджанцами в штатском, и вскоре я давал объяснения в полицейском участке. Начальник полиции поизучал мой паспорт на предмет армянских (а может сирийских, иракских) штампов, переписал мои данные, потребовал удалить несколько сделанных кадров, но в итоге поверил на слово, что я просто не знал о запрете, и меня отвезли во внешний мир, к автобусной остановке. Пару лет назад один мой знакомый в Нардаране был и сильно удивился моему пересказу таких запретов, но местные в один голос говорят, что режимность посёлка — мера не временная. Так что вместо Нардарана — пара конструктивистских ДК, заснятых с автобусах в нефтедобывающих посёлках по дороге:
Третье группа примечательных зданий, помимо замков и конструктивизма — это что-то вот такое: всё же мы в черте столицы.
…С грязевых вулканов, миновав Баку по объездной, мы продрались вглубь Апшеронских сёл — к посёлку Дигях (4,5 тыс.) у «горящей горы» Янардаг. Здесь выжимает из земли не липкую грязюку, а газ, концентрации которого достаточно, чтобы при контакте с кислородом гореть. Когда-то в Таджикистане я видел подобное, но там горы лишь дымили, здесь же — естественный вечный огонь:
С такими факелами отождествляется прозвище Азербайджана — Страна Огней. Да и Атурпатак («хранитель огня»), сатрап Малой Мидии, переметнувшийся к Македонскому — возможно, не имя, а сан в зороастрийском духовенстве. На иных факелах строились атешгяхи — храмы огнепоклонников, причём столь древние, что до сих пор не ясно, зороастрийские они или индуистские: скорее, их основали арии ещё до разделения по цивилизациям и верам. В Тегеране в зороастрийском храме мобед при упоминании Баку благоговенно закатил глаза: «наш огонь поддерживается искусственно, а там — самой природой». Но молиться в атешгяхах уже в 19 веке стало некому, а с истощением месторождений погасло и большинство огней. Янардаг — кажется, последний естественный факел Апшерона, и буквально накануне нашего приезда его окультурили да превратили в музей с недешёвым (кажется, 12 манат, то есть 300 рублей) входом. Судя по трибуне, здесь проводятся какие-то представления или концерты:
Официально музей работает днём, но на огонь смотреть интереснее в сумерках, и охранник, конечно же, знает об этом.
Огонь без топлива впечатляет, но при ближайшем рассмотрении похож на конфорки с кухонь. У десятка факелов жар стоит такой, что вплотную не подойти. Но с поправкой на размер обычный костерок с дровами горячее — когда я бросил скомканную бумажку, она скатилась быстрее, чем успела заняться. И в общем много фоток Янардага не сделаешь, но смотрели на неугасающее пламя мы добрый час:
Апшерон — такое место, где горючие углеводороды буквально сами лезут к человеку. А потому совсем немудрено, что нефтяной век начинался здесь:
Нефть, едкое зловонное масло из земли, была известна людям издавна. Ещё вавилоняне собирали её с воды и жгли что-то вроде керосинок. На улицах халифского Багдада клали асфальт. Китайцы в 347 году до нашей эры пробурили скважину с бамбуковой трубой до глубины 250 метров. На вооружении Византии стояли огнемёты и зажигательные бомбы — «греческий огонь», в котором погиб арабский флот под стенами Константинополя. В Речи Посполитой в 16 веке города вроде Кракова и Львова освещались керосиновыми фонарями, а в России нефть впервые начал добывать купец Фёдор Прядунов в 1747 году далёкой северной Ухте. На Апшероне добыча нефти известна как минимум с 10-11 веков, свидетельствовал о ней и Марко Поло. Нефь собирали с воды особыми бурдюками в специально вырытых для этого прудах и колодцах, коих уже в Средние века были сотни. В 1803 году, накануне русского покорения Ширвана, купец Касым-бек даже организовал первую в мире шельфовую добычу, выкопав на мелководье пару колодцев в плотных дощатых срубах. Ежедневно Баку покидал караван из 200 гружёных нефтью верблюдов, то есть только на экспорт тут добывалось несколько тонн нефти в сутки. Балаханы славились белой нефтью, а Сураханы — чёрной: первая использовалась для освещения, а вторая как кожное лекарство и кир — подобие битума, которым в Баку крыли крыши.
По первой ревизии царских властей бакинские промыслы давали 4000 тонн чёрной и несколько десятков тонн белой нефти в год — и по тем временам это было гораздо больше, чем в остальном мире. При ханах и шахах собственность на месторождения была вполне себе феодальной: у одних поля бахчевые, а у других — нефтяные. Под Россией здесь поначалу ввели откупную систему, которую сходу оседлали армяне, не первый век бывшие купеческой элитой Баку. Однако на заре своей истории российскую нефтянку выручал потенциал крупнейшей индустриальной державы допаровой эпохи: в 1823 году в Моздоке (Северный Кавказ) был пущен первый в мире нефтеперегонный завод, а в 1846 году на месторождении Биби-Эйбат в бакинских предместьях, под руководством главного инженера промыслов Николая Воскобойникова, была пробурена первая в мире нефтяная скважина современного типа. Её реплика на историческом месте:
Но следующая скважина в Балаханах была устроена лишь в 1872 году — к середине 19 века промышленное отставание России от ведущих держав стало критическим, а любые технологии оказалось проще купить, чем создать. То было, пожалуй, худшее время отечественной нефтянки за все два века её активной истории: в Европе всё большим спросом пользовалась нефть галицкого Предкарпатья (см. Борислав), а за океаном поднимал голову исполин — Джон Рокфеллер. Решающим фактором в цене «чёрного золота» и его продуктов (в первую очередь «фотогена», как называли тогда керосин) была не добыча и даже не перегонка, а доставка. Австрийцы в густонаселённой Галиции имели фору за счёт близости к потребителю, ну а Рокфеллер начал действовать со всем американским размахом, подгребая в свою империю Standard Oil железные дороги и глубоководные порты. К концу 19 века он контролировал более 90% мировой нефтедобычи, тем более что в Америке были и основные потребители. Рокфеллер стал первым в истории долларовым миллиардером, а к 1937 году, когда он умер в возрасте 98 лет, его состояние достигало 1,5% ВВП США. В современных ценах оно составляло бы 400 миллиардов долларов — примерно как ВВП Украины по ППС или ВВП Ирана по номиналу, и в разы больше состояний любого Гейтса или Безоса. Ну а чтобы понимать, что такое Standard Oil, достаточно взглянуть на список компаний, образованных в 1911 году из её региональных отделений — это Exxon, Mobil, Amoco, Chevron и Conoco. И кажется чудом, что нашлись в России те, кто бросил вызов такому колоссу.
В 1842 году в Петербург приехал из захолустной Швеции предприниматель Эммануэль Нобель. Десятью годами ранее у него прогорела строительная фирма в Стокгольме, и попытать счастья швед отправил в ещё недавно «свою» Финляндию. Окрепнув там, он основал механический завод в Петербурге и преуспел в Крымскую войну, поставляя флоту морские мины своей разработки. Дело отца продолжили три сына, также родившиеся в Стокгольме Роберт, Людвиг и младший Альфред Бернхард, в 1863-67 годах прославившийся на весь мир изобретением динамита. Отцовский завод под их началом разрастался, к началу ХХ века превратившись в «Русский дизель» — первый, наряду с заводом в Балаково, отечественный производитель двигателей внутреннего сгорания. Но не взялись бы Нобели за дизель, если бы к тому времени не текло к ним рекой его топливо!
На бакинских нефтепромыслах тогда едва теплилась жизнь: так, староверецъ Василий Кокоревъ и купецъ I гильдии Пётръ Губонинъ в 1857 году основали нефтеперегонный завод в Сураханах, а консультировать их в 1863 приезжал сам Дмитрий Менделеев. Но добыча оставалась на том же уровне, что и при последних ханах — около 4 тысяч тонн, вдвое меньше, чем в Галиции и в десятки раз — чем у Рокфеллера. В 1872 году на Апшероне была отменена откупная система, и из первых 13 нефтевладельцев было двое азербайджанцев и примерно поровну русских и армян. В это-то нефтяное болото и пришли в 1876 году Нобели, к 1879 году, скооперировавшись с российским подданным Петром Бильдерлингом основавшие «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель», или просто «Бранобель» — предтечу всех этих «Лукойлов» и «Роснефтей». Перед заокеанским гигантом они имели преимущество в дешевизне добычи и людского труда, но как удешевить доставку там, куда даже не ведёт железная дорога?! В 1878 в Баку прибыл из Швеции «Зороастр» — первый в мире наливной танкер:
Дальше Нобели привлекли к своим промыслам весь тогдашний прогресс, воплощением которого стал инженер Владимир Шухов. Это позже он создаст свой гиперболоид, а главным вкладом его в человечество стали круглые нефтехранилища, новые конструкции цистерн (уже использовавшихся Рокфеллером) и трубопроводы, первый из которых был проложен в 1878 году на 10 километров от Балаханских промыслов в Баку. В 1884 году Шухов спроектировал магистральный нефтепровод вдоль железной дороги в черноморской порт Батум, но воплощён этот проект был лишь в 1897-1907 годах. На Волге, по которой курсировали танкеры, приметой многих портов (Рыбинск, Астрахань) стали Нобелевские городки — изолированные от остальной застройки благоустроенные вахтовые посёлки, где совсем как в наше время было запрещено курить. И вот «Бранобель» сделали невозможное — к началу ХХ века Россия добывала половину мировой нефти, а Рокфеллер отступил за океан. В Баку же следом за Нобелями преуспели и многие местные промышленники — например, армяне Александр Манташев и Геворк Лианосян или азербайджанцы Муртуза Мухтаров, Гаджи Тагиев, Муса Нагиев и другие.
У той же вышки на Биби-Эйбате — фрагмент Нобелевской трубы. Шуховские резервуары кое-где используются до сих пор — например, в порту Батуми, на нефтебазе в Перми или на водокачке в подмосковных Мытищах. Нефтяные короли прославились как меценаты, и Нобели — даже больше за счёт своих Нобелевских премий. Россия же больше не покидала тройки нефтяных лидеров, как и Америка, и лишь третий соперник постоянно меняется — в разные эпохи Румыния, Иран, Саудовская Аравия… Вот только совершенствование технологий позволило добывать нефть в гораздо более сложных условиях, и тут-то оказалось, что на самом деле Апшерон не так-то ей и богат. Для СССР Баку остался кузницей кадров нефтяной промышленности (из коих был мой прадед Наум Ильич Буяновский и дед Илья Наумыч, долгих ему лет), азербайджанцы по сей день один из основных народов в городах Ямала и Югры, вот только сам Азербайджан по добыче нефти не входит даже в двадцатку крупнейших стран мира, уступая Казахстану. Как ОАЭ страна не живёт хотя бы потому, что при таком же населении добывает в 4,5 раза меньше.
У нефтяных полей Апшерона неожиданно архаичный вид — в России я видел именно вышки единственный раз лет 20 назад близ Перми, а здесь их густые леса по сей день господствуют в панорамах:
Где-то их конструкция более современная, и под ними клюют носам штанговые носы, более привычные во Втором или Третьем Баку:
Где-то промыслы упрятаны за высокие заборы:
Где-то вышки и качалки стоят прямо во дворах, и странно, если местные сорванцы не используют их в качестве качелей. Зачем вышка стоит над качалкой — я так и не понял, возможно она просто старше и её не стали сносить:
На дорогах Апшерона частенько накрывает едкий нефтяной запах. Пожары были здесь в порядке вещей и сто лет назад, когда их тушили в основном выбиравшие такую службу вместо армии молокане и баптисты:
И сейчас мы наблюдали вот такое — зрелище жуткое, но потушили это всё за считанные минуты:
На воде Бакинской бухты я выглядывал нефтяную плёнку, а потом понял, что не вижу её лишь потому, что она равномерна, и лишь у берега сбивается в такую вот плотную дрянь:
Примерно это и добывали в стародавние времена из прудов и колодцев:
В завершение рассказа отправимся за чистым ветром на самый конец Апшерона — к острову Пирралахи:
Куда ведёт мост из посёлка Гюрган (1,1 тыс. жителей):
Примечательного Апшеронским маяком (1859-60) высотой 25 метров — надо сказать, из дореволюционных маяков на полуострове не единственным:
У въезда на мост стоит миниатюрный музейчик, самое примечательное в котором — баррель:
Проще говоря, бочка на полторы сотни литров — такими до инноваций Шухова и возили нефть. Рокфеллеры чуть раньше стали переходить на металлические баррели, так как из деревянных испарялись лёгкие фракции. Производство бочек в Баку традиционно занимались молокане, сосланные в 1830-х годах за Кавказ русские сектанты, и многие из бондарей да извозчиков тогда пробились в богатые купцы. Но один «Зороастр» заменял 9000 бочек (каждая из которых сколько-то стоила), а трубопроводная доставка была дешевле гужевой в 7 раз. Полный отказ от баррелей в пользу резервуаров и труб и стал решающим в борьбе Нобелей против Рокфеллера:
А вот образец современной нефтедобычи, которую я когда-то видел под Ноябрьском — после вышек да качалок она совсем не зрелищна. Из под такой заглушки скважины расходятся подобно корням, ветвясь и извиваясь. Наклонное бурение стало революцией в нефтедобыче, после которой и перестали говорить из каждого утюга, что нефть кончится через 20 лет — из тех же самых месторождений человек теперь может взять в разы больше. Мой прадед был среди тех, кто стоял в СССР у истоков наклонного бурения, но в целом тут мы не угнались за капиталистами. И всё же пару самых длинных в мире наклонных скважин американцы пробурили не где-нибудь, а на шельфе Сахалина.
В Азербайджане добыча тоже всё более и более смещается на шельф:
На заднем плане кадра выше виднеется остров Чилов, который по созвучию ещё называли Жилой. Прежде он был известен ещё как Шахилан и Ронис, а может под ним скрываться и тот самый Свиной остров, где Стенька Разин пустил ко дну персидский флот, одержав первую и самую триумфальную в русской истории морскую победу. Первыми же, кто дал острову русское название, могли быть и русы, что в 9-10 веках атаковали Мазендеран и Гилян, а в наследство оставляли дочери — богатство, сыну — меч. В 913 году они закрепились на этих островах, стали обзаводиться семьями от пленённых персиянок и даже успели креститься, но полегли по пути домой через Хазарию… Теперь на Жилом — маяк (1864) да посёлок нефтяников (1,7 тыс. жителей), куда отсюда ходят рейсовые катера с посадкой строго по пропуску.
Куда-то туда же летит вертолёт над горбатым мостом, построенным несколько лет назад вместо советской дамбы (1939-41):
С вертодрома на той стороне:
Пираллахи — крупнейший остров Азербайджана: 10 километров в длину и в среднем около километра в ширину. Его названия значит ни больше ни меньше Божья Святыня, и в русской традиции он с 18 века значился Святым островом. Затем святых сменили революционеры, и в 1936-90 годах совершенно по разнарядке он стал островом Артёма. Его северную часть занимает одноимённый посёлок (при Советах — Артём-Остров), на всём Апшероне один из самых чистых и уютных:
Оно в общем и ясно, хотя бы из чисто экологических причин:
Вот только достопримечательностями островной городок не вышел — глаз тут цепляется разве что за расписные заборы:
За которыми скрываются старые трущобы, ближе к оконечности расползающиеся на виду. До 1904 года это была рыбацкая деревушка, но затем пришли Нобели и начали добывать нефть.
За Апшеронским проливом — маяк:
Северная ГРЭС с алюминиекатным заводом (1953) в посёлке Шувелян:
Какой-то, видимо, отель, очертаниями похожий на радар-загоризонтник близ Габалы. Северный берег Апшерона не загрязнён нефтью, поэтому служит в Азербайджане «домашним» курортом. А ближе обратите внимание на характерную местную лодку с вздёрнутым носом:
Пираллахи — не оконечность Апшерона: «клюв» полуострова уходит южнее, заканчиваясь Шаховой косой с дикими пляжами. Где-то там же — Апшеронская каменная колея, загадочные парные борозды в скалах до полуметра глубиной, выбитые задолго до нашей эры. Но на косе я бы вряд ли увидел для себя что-то новое, а колею без подсказок не стал бы даже искать.
За посёлком нефтепромыслы плавно уходят в море, продолжаясь целыми архипелагами платформ и эстакад:
Глядя на которые, стоит рассказать о ещё одном месте, куда я очень хотел бы попасть, но увы, это почти невозможно — Нефтяные Камни. Они лежат за Жилым островом, в 42 километрах от берега, прямо посреди моря, и действительно начинались с Чёрных скал, вместо птичьего помёта облепленных принесённой волнами нефтяной плёнкой. В 1949-59 годах вокруг них была построена то ли первая в мире шельфовая нефтедобывающая платформа, то ли даже целый город на сваях и искусственных островах. Первым из которых стал остров Семи кораблей, затопленных на мелководье в его основании. Среди них был нобелевский «Зороастр», ставший не памятником, но зёрнышком совершенно новой технической вехи. Из этого зёрнышка Нефтяные Камни разрослись многокилометровым лабиринтом эстакад:
Как уже говорилось, первые колодцы за линией прибоя, в 20-30 метрах от берега, тут строили ещё в дорусские времена. Запасы шельфовой нефти впервые открыл в 1893-96 годах «польский Нобель» Витольд Згленицкий, разработавший проект добычи с баржи. Примерно в те же годы в Америке набирало обороты строительство скважин на водохранилищах и озёрах. В 1924 году в Баиловской бухте близ Биби-Эйбата была заложена скважина №71 — хоть и всего нескольких десятков метров от берега, а всё же первая работавшая в море. Американцы в 1930-х годах всё активнее заходили на шельф с тянувшихся от берега эстакад, но их длины явно не хватало…. В открытое море у берегов Луизианы они вышли чуть раньше нас — в 1946 году были пущены первые скважины на расстоянии 20-30 километров от берега. На Чёрных камнях работы начались в 1947 году, а в 1949-м с платформы на основе затопленного судна «Чванов» была пробурена скважина со 100-тонным суточным дебитом. К 1951 году для шельфовой нефти был построен специальный терминал Дюбенди, а в 1981 Камушки (как ласково их называют нефтяники) соединил с берегом трубопровод.
Но уникальность Нефтяных Камней, их первенство — в том, что это была не просто скважина, а платформа, то есть автономный нефтедобывающий комплекс посреди моря, где можно было долговременно жить. В 1960 году на Камушках открылся филиал Бакинского нефтяного техникума, в 1966-75 годах построены два пятиэтажных и одно девятиэтажное общежитие, а для их обитателей пущены хлебзавод и лимонадный цех. В следующее десятилетие к ним добавились больница, столовая, опреснитель и ещё три пятиэтажных общежития. Словом, Нефтяные Камни — полноценный посёлок на 2000 жителей, и школ да детсадов здесь не строили лишь потому, что он развивался как полностью вахтовый. На Западе развитие шельфовой добычи продолжилось, а в СССР, которому вполне хватало и материковой нефти, так и законсервировалось на беспрецедентном для середины ХХ века, но давно устаревшем уровне Нефтяных Камней.
Главная площадь — можно ли поверить, что этот кадр снят на буровой платформе посреди моря?
Ну а мне снять таких кадров не случится — с начала 2000-х общедоступные экскурсии сюда больше не возят, и даже фотографии гуляют по интернету одни и те же из материала в материал: значит, и журналисты сюда попадают исчезающе редко. Тем более не откроются Нефтяные Камни тому, кто и в Карабах ездил, и с Лапшиным в друзьях… В следующей части про Сабунчи и Сураханы расскажу о священном огне «Газпрома».
Автор VARANDEJ
Вернее, пока что даже не про сам Баку, а про местность, в которой он вырос: Апшеронский полуостров, острым клювом вдающийся в Каспийском море, принадлежит историческому Ширвану, однако на показанные в прошлых частях Лагич и Шемаху совсем не похож. Апшерон — земля лунных пейзажей, тесных сёл, старинных замков, грязевые вулканов, природных факелов и нефтяных вышек, с которых начиналась знакомая нам эпоха.
На первый взгляд апшеронские пейзажи тоскливы. Если большая часть Азербайджана — зелёные холмы, переходящие в леса на склонах двух Кавказов, то Апшерон похож скорее на Мангышлак или Кара-Богаз за морем. Там, где его сёла не стоят сплошняком — пустыня:
Впрочем, людьми обжитая с каменного века — вон на тех далёких глыбах крупнейший в постсоветских странах комплекс наскальных рисунков Гобустан, среди которых есть и азербайджанские народные танцы «ялла», и поразившие Тура Хейердала изображения лодок. Возможно, здесь и изобретённых впервые:
В глине Апшерона попадается множество странных сущностей:
Но всё непонятное здесь пахнет нефтью. Вот лужи чёрной, резиново-блестящей грязи — то ли асфальтовое озеро, то ли просто утечка с ближайшего месторождения:
Апшерон называют антиподом Тамани — два полуострова продолжают Кавказский хребет. Роднит их и ещё кое-что — грязевые вулканы. Но если там они «блеваки», то здесь — боздаги, «серые горы»: Апшерон является мировым центром этого явления природы. На полуострове и прилегающих берегах известно от 350 до 700 боздагов до нескольких сотен метров высотой.
На один из таких вулканов, кажется Дашгиль (317м), мы с Ольгой Лаурентин lotmir, Людмилой tarrri и Еленой без блога, и забрались под вечер, после автоброска через всю страну от немецкого Гёйгёля и Гянджи.
На тропе — забавная табличка, судя по отсутствию азербайджанского дубляжа оставленная каким-то туристом:
Прежде я видел грязевые вулканы на Тамани, в соседней Керчи и даже на далёком Сахалине, и в общем-то отличаются они скорее окружающим пейзажем, чем обликом и повадками. Грифоны, то есть конусы извержения, на Апшероне выше и круче, но течёт из них такая же точно жидкая чёрная липкая холодная грязь:
Грязевые вулканчики — сущность не по забавности загадочная. Даже первый в истории снимок их извержения я видел в журнале «Вокруг Света» за 1960-какой-то год. Сам принцип действия вулканчиков понятен — полужидкая масса в земле находится под большим давлением и потому лезет наверх по трещинкам.
Но вот происхождение их уже не имеет единой гипотезы, зато имеет чёткую закономерность — грязевые вулканчики вырастают там, где нефть соседствует с тектонической активностью.
В кратерах грифонов грязь жидкая почти что как вода, и ритмично булькает одинокими пузырями. Иногда, — такое я заставал на каждых грязевых вулканах, где бывал, но нигде не успел заснять, — наверх вылетают целые фонтанчики грязи. Она не опасна, но отмывается тяжело, и около каждого грифона есть риск забрызгаться.
Но случаются порой и вот такие светопреставления, похожие на извержения настоящих вулканов:
От каких-то брожений в недрах Земли грязь взлетает на десятки метров вверх и расползается потоками, способными погребать деревни. Вместе с грязью из земли вырывается газ, и в той же Керчи, где вулканчики лежат в низинке, над ними висит едва заметный сероводородный запах. На бакинских вулканах обычно нет и его — всё сдувает свежий ветер Каспия. Однако при мощных извержениях газ прорывается в таких объёмах, что начинает гореть. Факелы с температурой до 1200 градусов могут достигать километра (!) в высоту, а брекчия (грязь и камни) выбрасываться вверх на сотню метров. С 1806 года на Апшероне произошло более 200 крупных извержений, иногда по несколько раз за год. Самый активный из местных вулканов Локбатан с 1828 года извергался 17 раз, а Отман-Боздаг (на фото) в 1902 году накрыл внезапным факелом шестерых пастухов и отару из нескольких тысяч овец. Я, конечно, надеялся увидеть извержение, но даже его последствия впечатляют:
Апшерон несколько больше, чем Апшеронский полуостров, и на карте имеет Г-образную форму с самим полуостровом и участком побережья на юге, и имено на последнем высится большинство «серых гор». У подножья «нашего» вулкана раскинулся Алят — ПГТ (10,8 тыс. жителей), основанный в 1935 году как грузовая пристань:
Ныне это главные морские ворота Азербайджана (грузооборот 11 миллионов тонн), один из нескольких небольших портов Каспийского моря, обеспечивающих навигацию меж его стран, как иранские Энзели или казахстанский Актау. С 2014 года сюда перевели паромный терминал национального пароходства «Caspar», и вот на рейде за островом Гиль видны сразу два парома, один из которых, возможно, двумя годами ранее уже попадался мне на глаза в Казахстане.
Гиль — целый архипелаг плоских безжизненных островов с названиями вроде Святой Зухры или Деда Коркута. Гораздо интереснее выглядит лежащий подальше остров Булла — на Каспии есть ещё и подводные грязевые вулканы, причём даже над поверхностью они торчат не всегда:
Но главная примета прибрежного Каспия на Апшероне — платформы, сплетающиеся эстакадами и уходящие за горизонт:
Всю дорогу от Алята до Баку сопровождают индустриальные виды. У моря идёт монтаж платформ:
В пустыне пылают факелы месторождений:
Приметой апшеронских сёл остаются нависающие над их крышами леса чёрных нефтяных вышек:
Апшеронские сёла — это уже сам полуостров. В радиусе 10-15 километров от Баку их более 60, так что границы сёл видны разве что бюрократам. Административно весь Апшерон вплоть до Алята входит в Большое Баку, то есть со своей столицей эти сёла соотносятся как с Москвой Зеленоград или новомосковские веси. Официально все они числятся посёлками городского типа (удивительно, но в Азербайджане этот статус сохранён), и некоторые из них, де-факто полностью сросшиеся со столицей — огромны. Крупнейшие российские ПГТ Нахабино (в Подмосковье) и Горячеводский (по факту часть Пятигорска) насчитывают 45 тысяч жителей, в то время как на Апшероне есть Бина, Баладжар, Мамед Эмин Расулзаде (по 50-60 тыс.) и Карачухур (86 тыс.), в Азербайджане уступающий лишь первой пятёрке городов. Из которой лишь Гянджа и Мингечаур стоят вдали отсюда, а Хырдалан, Сумгаит и конечно же сам Баку — тоже части столичной агломерации. Пейзажи апшеронских сёл впечатляет теснотой, пылью и почти полным отсутствием зелени иначе как во дворах, и вместе с тем каким-то особым уютом обжитости — ни дать ни взять махалли да медины, но только чуть обрусевшие за два века.
Названия их звучные — Сураханы, Кюрдаханы, Сабунчи, Бильгях, Бузовна, а порой звучат почти по-вражески — Мардакян, Шувелян, Нардаран… Но раз эти слова остались на карте Азербайджана — значит, они не армянские. До ХХ века Апшерон населяли таты — персы, в тылу у азербайджанцев Сефевидов сохранившие верность суннизму и окончательно оторвавшиеся от Ирана под Россией. Где-то, как в горном Лагиче, они сохранили язык, но перешли в шиизм, а где-то, как в Красной Слободе близ Губы, татский и вовсе остался языком горских евреев. Немалая часть азербайджанцев — это тюркизированные таты, и сёла Апшерона сопротивлялись ассимиляции долго. Но в ХХ веке воинствующий атеизм и индустриализация взяли своё — апшеронские таты перестали ходить в мечети и учить персидский, а потому за пару поколений полностью влились в азербайджанский народ.
Тем не менее о том, что жизнь тут кипела и без всякой нефти, напоминает обильное наследие — мечети, бани, пиры (места народных культов у могил мусульманских святых) и даже небольшие замки 13-15 веков, когда в вассальный тюркским ордам Ширван пришла феодальная раздробленность. Вот например Рамана близ аэропорта:
Я ещё покажу в следующих частях Сабунчи, Сураханы, Мардакяны и Галу… но все они стоят к востоку от Баку, а вот с северным берегом Апшерона у меня не сложилось. Кюрдаханы (6,3 тыс. жителей), например, примечательны летней резиденцией Бакинских ханов (её остатки занимает детский сад) и странным замком Ямина, который в 18 веке (по другой версии, и вовсе при Советах) строил своими руками один юродивый, чтобы оставить след. Другое место — Нардаран (9,8 тыс. жителей), летняя резиденция Ширваншахов, где сохранились замок с круглой башней (1301-36), Ханская дача с беседкой и баней (1388), русский маяк Амбуран (1882-84), но в первую очередь пир Гаджи-Бахши у огромной мечети (1663). Её община, видимо, перешла в шиизм первой среди суннитских сёл, а потому издавна слыла фанатичной религиозностью — с советских времён тут ходят легенды о людях, бесследно растворявшихся в воздухе за молитвой, когда чекисты стучали им в дверь. Нынешний Нардаран в Азербайджане слывёт гнездом ваххабитов, террористов и вообще Организации, которую нельзя называть, хотя если и есть у Нардарана зарубежные кураторы — то это скорее какая-нибудь Хезбалла или иранский Корпус стражей исламской республики. В начале 1990-х, на перепутье внезапно свалившейся государственности, Азербайджан недолго колебался между светской Турцией и теократическим Ираном, и думается, во втором варианте Нардаран значил бы для Баку примерно то же, что для Еревана Эчмиадзин. Однако при светских и протурецких Алиевых этот посёлок стал центром исламистской и проиранской оппозиции, где периодически случаются бунты с убитыми и раненными. Причём поводом становятся обычно перебои с электричеством, за которое жители принципиально не желают платить.
Я ехал в Нардаран автобусом, и всю дорогу пассажиры навязчиво спрашивали, есть ли у меня там знакомые да убеждали, что туда нельзя. Я не прислушался к ним, сошёл на повороте да побрёл мимо дежурившей полицейской машины. За высокими заборами виднелась пара тонких минаретов, но с каждым шагом по Нардаранану делалось всё более не по себе — на пустынной улице почти без машин висела тишина, и лишь женщины в чёрных чадрах сновали тенями, исчезая в переулки. Наконец, рядом остановилась машина с азербайджанцами в штатском, и вскоре я давал объяснения в полицейском участке. Начальник полиции поизучал мой паспорт на предмет армянских (а может сирийских, иракских) штампов, переписал мои данные, потребовал удалить несколько сделанных кадров, но в итоге поверил на слово, что я просто не знал о запрете, и меня отвезли во внешний мир, к автобусной остановке. Пару лет назад один мой знакомый в Нардаране был и сильно удивился моему пересказу таких запретов, но местные в один голос говорят, что режимность посёлка — мера не временная. Так что вместо Нардарана — пара конструктивистских ДК, заснятых с автобусах в нефтедобывающих посёлках по дороге:
Третье группа примечательных зданий, помимо замков и конструктивизма — это что-то вот такое: всё же мы в черте столицы.
…С грязевых вулканов, миновав Баку по объездной, мы продрались вглубь Апшеронских сёл — к посёлку Дигях (4,5 тыс.) у «горящей горы» Янардаг. Здесь выжимает из земли не липкую грязюку, а газ, концентрации которого достаточно, чтобы при контакте с кислородом гореть. Когда-то в Таджикистане я видел подобное, но там горы лишь дымили, здесь же — естественный вечный огонь:
С такими факелами отождествляется прозвище Азербайджана — Страна Огней. Да и Атурпатак («хранитель огня»), сатрап Малой Мидии, переметнувшийся к Македонскому — возможно, не имя, а сан в зороастрийском духовенстве. На иных факелах строились атешгяхи — храмы огнепоклонников, причём столь древние, что до сих пор не ясно, зороастрийские они или индуистские: скорее, их основали арии ещё до разделения по цивилизациям и верам. В Тегеране в зороастрийском храме мобед при упоминании Баку благоговенно закатил глаза: «наш огонь поддерживается искусственно, а там — самой природой». Но молиться в атешгяхах уже в 19 веке стало некому, а с истощением месторождений погасло и большинство огней. Янардаг — кажется, последний естественный факел Апшерона, и буквально накануне нашего приезда его окультурили да превратили в музей с недешёвым (кажется, 12 манат, то есть 300 рублей) входом. Судя по трибуне, здесь проводятся какие-то представления или концерты:
Официально музей работает днём, но на огонь смотреть интереснее в сумерках, и охранник, конечно же, знает об этом.
Огонь без топлива впечатляет, но при ближайшем рассмотрении похож на конфорки с кухонь. У десятка факелов жар стоит такой, что вплотную не подойти. Но с поправкой на размер обычный костерок с дровами горячее — когда я бросил скомканную бумажку, она скатилась быстрее, чем успела заняться. И в общем много фоток Янардага не сделаешь, но смотрели на неугасающее пламя мы добрый час:
Апшерон — такое место, где горючие углеводороды буквально сами лезут к человеку. А потому совсем немудрено, что нефтяной век начинался здесь:
Нефть, едкое зловонное масло из земли, была известна людям издавна. Ещё вавилоняне собирали её с воды и жгли что-то вроде керосинок. На улицах халифского Багдада клали асфальт. Китайцы в 347 году до нашей эры пробурили скважину с бамбуковой трубой до глубины 250 метров. На вооружении Византии стояли огнемёты и зажигательные бомбы — «греческий огонь», в котором погиб арабский флот под стенами Константинополя. В Речи Посполитой в 16 веке города вроде Кракова и Львова освещались керосиновыми фонарями, а в России нефть впервые начал добывать купец Фёдор Прядунов в 1747 году далёкой северной Ухте. На Апшероне добыча нефти известна как минимум с 10-11 веков, свидетельствовал о ней и Марко Поло. Нефь собирали с воды особыми бурдюками в специально вырытых для этого прудах и колодцах, коих уже в Средние века были сотни. В 1803 году, накануне русского покорения Ширвана, купец Касым-бек даже организовал первую в мире шельфовую добычу, выкопав на мелководье пару колодцев в плотных дощатых срубах. Ежедневно Баку покидал караван из 200 гружёных нефтью верблюдов, то есть только на экспорт тут добывалось несколько тонн нефти в сутки. Балаханы славились белой нефтью, а Сураханы — чёрной: первая использовалась для освещения, а вторая как кожное лекарство и кир — подобие битума, которым в Баку крыли крыши.
По первой ревизии царских властей бакинские промыслы давали 4000 тонн чёрной и несколько десятков тонн белой нефти в год — и по тем временам это было гораздо больше, чем в остальном мире. При ханах и шахах собственность на месторождения была вполне себе феодальной: у одних поля бахчевые, а у других — нефтяные. Под Россией здесь поначалу ввели откупную систему, которую сходу оседлали армяне, не первый век бывшие купеческой элитой Баку. Однако на заре своей истории российскую нефтянку выручал потенциал крупнейшей индустриальной державы допаровой эпохи: в 1823 году в Моздоке (Северный Кавказ) был пущен первый в мире нефтеперегонный завод, а в 1846 году на месторождении Биби-Эйбат в бакинских предместьях, под руководством главного инженера промыслов Николая Воскобойникова, была пробурена первая в мире нефтяная скважина современного типа. Её реплика на историческом месте:
Но следующая скважина в Балаханах была устроена лишь в 1872 году — к середине 19 века промышленное отставание России от ведущих держав стало критическим, а любые технологии оказалось проще купить, чем создать. То было, пожалуй, худшее время отечественной нефтянки за все два века её активной истории: в Европе всё большим спросом пользовалась нефть галицкого Предкарпатья (см. Борислав), а за океаном поднимал голову исполин — Джон Рокфеллер. Решающим фактором в цене «чёрного золота» и его продуктов (в первую очередь «фотогена», как называли тогда керосин) была не добыча и даже не перегонка, а доставка. Австрийцы в густонаселённой Галиции имели фору за счёт близости к потребителю, ну а Рокфеллер начал действовать со всем американским размахом, подгребая в свою империю Standard Oil железные дороги и глубоководные порты. К концу 19 века он контролировал более 90% мировой нефтедобычи, тем более что в Америке были и основные потребители. Рокфеллер стал первым в истории долларовым миллиардером, а к 1937 году, когда он умер в возрасте 98 лет, его состояние достигало 1,5% ВВП США. В современных ценах оно составляло бы 400 миллиардов долларов — примерно как ВВП Украины по ППС или ВВП Ирана по номиналу, и в разы больше состояний любого Гейтса или Безоса. Ну а чтобы понимать, что такое Standard Oil, достаточно взглянуть на список компаний, образованных в 1911 году из её региональных отделений — это Exxon, Mobil, Amoco, Chevron и Conoco. И кажется чудом, что нашлись в России те, кто бросил вызов такому колоссу.
В 1842 году в Петербург приехал из захолустной Швеции предприниматель Эммануэль Нобель. Десятью годами ранее у него прогорела строительная фирма в Стокгольме, и попытать счастья швед отправил в ещё недавно «свою» Финляндию. Окрепнув там, он основал механический завод в Петербурге и преуспел в Крымскую войну, поставляя флоту морские мины своей разработки. Дело отца продолжили три сына, также родившиеся в Стокгольме Роберт, Людвиг и младший Альфред Бернхард, в 1863-67 годах прославившийся на весь мир изобретением динамита. Отцовский завод под их началом разрастался, к началу ХХ века превратившись в «Русский дизель» — первый, наряду с заводом в Балаково, отечественный производитель двигателей внутреннего сгорания. Но не взялись бы Нобели за дизель, если бы к тому времени не текло к ним рекой его топливо!
На бакинских нефтепромыслах тогда едва теплилась жизнь: так, староверецъ Василий Кокоревъ и купецъ I гильдии Пётръ Губонинъ в 1857 году основали нефтеперегонный завод в Сураханах, а консультировать их в 1863 приезжал сам Дмитрий Менделеев. Но добыча оставалась на том же уровне, что и при последних ханах — около 4 тысяч тонн, вдвое меньше, чем в Галиции и в десятки раз — чем у Рокфеллера. В 1872 году на Апшероне была отменена откупная система, и из первых 13 нефтевладельцев было двое азербайджанцев и примерно поровну русских и армян. В это-то нефтяное болото и пришли в 1876 году Нобели, к 1879 году, скооперировавшись с российским подданным Петром Бильдерлингом основавшие «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель», или просто «Бранобель» — предтечу всех этих «Лукойлов» и «Роснефтей». Перед заокеанским гигантом они имели преимущество в дешевизне добычи и людского труда, но как удешевить доставку там, куда даже не ведёт железная дорога?! В 1878 в Баку прибыл из Швеции «Зороастр» — первый в мире наливной танкер:
Дальше Нобели привлекли к своим промыслам весь тогдашний прогресс, воплощением которого стал инженер Владимир Шухов. Это позже он создаст свой гиперболоид, а главным вкладом его в человечество стали круглые нефтехранилища, новые конструкции цистерн (уже использовавшихся Рокфеллером) и трубопроводы, первый из которых был проложен в 1878 году на 10 километров от Балаханских промыслов в Баку. В 1884 году Шухов спроектировал магистральный нефтепровод вдоль железной дороги в черноморской порт Батум, но воплощён этот проект был лишь в 1897-1907 годах. На Волге, по которой курсировали танкеры, приметой многих портов (Рыбинск, Астрахань) стали Нобелевские городки — изолированные от остальной застройки благоустроенные вахтовые посёлки, где совсем как в наше время было запрещено курить. И вот «Бранобель» сделали невозможное — к началу ХХ века Россия добывала половину мировой нефти, а Рокфеллер отступил за океан. В Баку же следом за Нобелями преуспели и многие местные промышленники — например, армяне Александр Манташев и Геворк Лианосян или азербайджанцы Муртуза Мухтаров, Гаджи Тагиев, Муса Нагиев и другие.
У той же вышки на Биби-Эйбате — фрагмент Нобелевской трубы. Шуховские резервуары кое-где используются до сих пор — например, в порту Батуми, на нефтебазе в Перми или на водокачке в подмосковных Мытищах. Нефтяные короли прославились как меценаты, и Нобели — даже больше за счёт своих Нобелевских премий. Россия же больше не покидала тройки нефтяных лидеров, как и Америка, и лишь третий соперник постоянно меняется — в разные эпохи Румыния, Иран, Саудовская Аравия… Вот только совершенствование технологий позволило добывать нефть в гораздо более сложных условиях, и тут-то оказалось, что на самом деле Апшерон не так-то ей и богат. Для СССР Баку остался кузницей кадров нефтяной промышленности (из коих был мой прадед Наум Ильич Буяновский и дед Илья Наумыч, долгих ему лет), азербайджанцы по сей день один из основных народов в городах Ямала и Югры, вот только сам Азербайджан по добыче нефти не входит даже в двадцатку крупнейших стран мира, уступая Казахстану. Как ОАЭ страна не живёт хотя бы потому, что при таком же населении добывает в 4,5 раза меньше.
У нефтяных полей Апшерона неожиданно архаичный вид — в России я видел именно вышки единственный раз лет 20 назад близ Перми, а здесь их густые леса по сей день господствуют в панорамах:
Где-то их конструкция более современная, и под ними клюют носам штанговые носы, более привычные во Втором или Третьем Баку:
Где-то промыслы упрятаны за высокие заборы:
Где-то вышки и качалки стоят прямо во дворах, и странно, если местные сорванцы не используют их в качестве качелей. Зачем вышка стоит над качалкой — я так и не понял, возможно она просто старше и её не стали сносить:
На дорогах Апшерона частенько накрывает едкий нефтяной запах. Пожары были здесь в порядке вещей и сто лет назад, когда их тушили в основном выбиравшие такую службу вместо армии молокане и баптисты:
И сейчас мы наблюдали вот такое — зрелище жуткое, но потушили это всё за считанные минуты:
На воде Бакинской бухты я выглядывал нефтяную плёнку, а потом понял, что не вижу её лишь потому, что она равномерна, и лишь у берега сбивается в такую вот плотную дрянь:
Примерно это и добывали в стародавние времена из прудов и колодцев:
В завершение рассказа отправимся за чистым ветром на самый конец Апшерона — к острову Пирралахи:
Куда ведёт мост из посёлка Гюрган (1,1 тыс. жителей):
Примечательного Апшеронским маяком (1859-60) высотой 25 метров — надо сказать, из дореволюционных маяков на полуострове не единственным:
У въезда на мост стоит миниатюрный музейчик, самое примечательное в котором — баррель:
Проще говоря, бочка на полторы сотни литров — такими до инноваций Шухова и возили нефть. Рокфеллеры чуть раньше стали переходить на металлические баррели, так как из деревянных испарялись лёгкие фракции. Производство бочек в Баку традиционно занимались молокане, сосланные в 1830-х годах за Кавказ русские сектанты, и многие из бондарей да извозчиков тогда пробились в богатые купцы. Но один «Зороастр» заменял 9000 бочек (каждая из которых сколько-то стоила), а трубопроводная доставка была дешевле гужевой в 7 раз. Полный отказ от баррелей в пользу резервуаров и труб и стал решающим в борьбе Нобелей против Рокфеллера:
А вот образец современной нефтедобычи, которую я когда-то видел под Ноябрьском — после вышек да качалок она совсем не зрелищна. Из под такой заглушки скважины расходятся подобно корням, ветвясь и извиваясь. Наклонное бурение стало революцией в нефтедобыче, после которой и перестали говорить из каждого утюга, что нефть кончится через 20 лет — из тех же самых месторождений человек теперь может взять в разы больше. Мой прадед был среди тех, кто стоял в СССР у истоков наклонного бурения, но в целом тут мы не угнались за капиталистами. И всё же пару самых длинных в мире наклонных скважин американцы пробурили не где-нибудь, а на шельфе Сахалина.
В Азербайджане добыча тоже всё более и более смещается на шельф:
На заднем плане кадра выше виднеется остров Чилов, который по созвучию ещё называли Жилой. Прежде он был известен ещё как Шахилан и Ронис, а может под ним скрываться и тот самый Свиной остров, где Стенька Разин пустил ко дну персидский флот, одержав первую и самую триумфальную в русской истории морскую победу. Первыми же, кто дал острову русское название, могли быть и русы, что в 9-10 веках атаковали Мазендеран и Гилян, а в наследство оставляли дочери — богатство, сыну — меч. В 913 году они закрепились на этих островах, стали обзаводиться семьями от пленённых персиянок и даже успели креститься, но полегли по пути домой через Хазарию… Теперь на Жилом — маяк (1864) да посёлок нефтяников (1,7 тыс. жителей), куда отсюда ходят рейсовые катера с посадкой строго по пропуску.
Куда-то туда же летит вертолёт над горбатым мостом, построенным несколько лет назад вместо советской дамбы (1939-41):
С вертодрома на той стороне:
Пираллахи — крупнейший остров Азербайджана: 10 километров в длину и в среднем около километра в ширину. Его названия значит ни больше ни меньше Божья Святыня, и в русской традиции он с 18 века значился Святым островом. Затем святых сменили революционеры, и в 1936-90 годах совершенно по разнарядке он стал островом Артёма. Его северную часть занимает одноимённый посёлок (при Советах — Артём-Остров), на всём Апшероне один из самых чистых и уютных:
Оно в общем и ясно, хотя бы из чисто экологических причин:
Вот только достопримечательностями островной городок не вышел — глаз тут цепляется разве что за расписные заборы:
За которыми скрываются старые трущобы, ближе к оконечности расползающиеся на виду. До 1904 года это была рыбацкая деревушка, но затем пришли Нобели и начали добывать нефть.
За Апшеронским проливом — маяк:
Северная ГРЭС с алюминиекатным заводом (1953) в посёлке Шувелян:
Какой-то, видимо, отель, очертаниями похожий на радар-загоризонтник близ Габалы. Северный берег Апшерона не загрязнён нефтью, поэтому служит в Азербайджане «домашним» курортом. А ближе обратите внимание на характерную местную лодку с вздёрнутым носом:
Пираллахи — не оконечность Апшерона: «клюв» полуострова уходит южнее, заканчиваясь Шаховой косой с дикими пляжами. Где-то там же — Апшеронская каменная колея, загадочные парные борозды в скалах до полуметра глубиной, выбитые задолго до нашей эры. Но на косе я бы вряд ли увидел для себя что-то новое, а колею без подсказок не стал бы даже искать.
За посёлком нефтепромыслы плавно уходят в море, продолжаясь целыми архипелагами платформ и эстакад:
Глядя на которые, стоит рассказать о ещё одном месте, куда я очень хотел бы попасть, но увы, это почти невозможно — Нефтяные Камни. Они лежат за Жилым островом, в 42 километрах от берега, прямо посреди моря, и действительно начинались с Чёрных скал, вместо птичьего помёта облепленных принесённой волнами нефтяной плёнкой. В 1949-59 годах вокруг них была построена то ли первая в мире шельфовая нефтедобывающая платформа, то ли даже целый город на сваях и искусственных островах. Первым из которых стал остров Семи кораблей, затопленных на мелководье в его основании. Среди них был нобелевский «Зороастр», ставший не памятником, но зёрнышком совершенно новой технической вехи. Из этого зёрнышка Нефтяные Камни разрослись многокилометровым лабиринтом эстакад:
Как уже говорилось, первые колодцы за линией прибоя, в 20-30 метрах от берега, тут строили ещё в дорусские времена. Запасы шельфовой нефти впервые открыл в 1893-96 годах «польский Нобель» Витольд Згленицкий, разработавший проект добычи с баржи. Примерно в те же годы в Америке набирало обороты строительство скважин на водохранилищах и озёрах. В 1924 году в Баиловской бухте близ Биби-Эйбата была заложена скважина №71 — хоть и всего нескольких десятков метров от берега, а всё же первая работавшая в море. Американцы в 1930-х годах всё активнее заходили на шельф с тянувшихся от берега эстакад, но их длины явно не хватало…. В открытое море у берегов Луизианы они вышли чуть раньше нас — в 1946 году были пущены первые скважины на расстоянии 20-30 километров от берега. На Чёрных камнях работы начались в 1947 году, а в 1949-м с платформы на основе затопленного судна «Чванов» была пробурена скважина со 100-тонным суточным дебитом. К 1951 году для шельфовой нефти был построен специальный терминал Дюбенди, а в 1981 Камушки (как ласково их называют нефтяники) соединил с берегом трубопровод.
Но уникальность Нефтяных Камней, их первенство — в том, что это была не просто скважина, а платформа, то есть автономный нефтедобывающий комплекс посреди моря, где можно было долговременно жить. В 1960 году на Камушках открылся филиал Бакинского нефтяного техникума, в 1966-75 годах построены два пятиэтажных и одно девятиэтажное общежитие, а для их обитателей пущены хлебзавод и лимонадный цех. В следующее десятилетие к ним добавились больница, столовая, опреснитель и ещё три пятиэтажных общежития. Словом, Нефтяные Камни — полноценный посёлок на 2000 жителей, и школ да детсадов здесь не строили лишь потому, что он развивался как полностью вахтовый. На Западе развитие шельфовой добычи продолжилось, а в СССР, которому вполне хватало и материковой нефти, так и законсервировалось на беспрецедентном для середины ХХ века, но давно устаревшем уровне Нефтяных Камней.
Главная площадь — можно ли поверить, что этот кадр снят на буровой платформе посреди моря?
Ну а мне снять таких кадров не случится — с начала 2000-х общедоступные экскурсии сюда больше не возят, и даже фотографии гуляют по интернету одни и те же из материала в материал: значит, и журналисты сюда попадают исчезающе редко. Тем более не откроются Нефтяные Камни тому, кто и в Карабах ездил, и с Лапшиным в друзьях… В следующей части про Сабунчи и Сураханы расскажу о священном огне «Газпрома».
Автор VARANDEJ
Взято: Тут
978