Как малые голландцы изменили мир своими картинами ( 21 фото )

Вы когда-нибудь задавались вопросом о том, почему малых голландцев называют малыми?
Может быть, они писали маленькие картинки маленькими ручками? Или, подобно шекспировским эльфам, прятались в шляпках от желудей?

Давайте разбираться.


Адриан ван Остаде. Крестьяне за выпивкой.

В истории Нидерландов были два великих живописца — Рембрандт ван Рейн и Франц Халс. А по соседству и одновременно с ними жили и творили еще примерно две тысячи художников — те самые «малые голландцы».

Художники, которых отечественное искусствоведение объединяет под названием «малые голландцы», не были представителями единой школы. Они не учились под одной крышей или друг у друга. Но в их живописи есть набор отличительных свойств, которых не было больше ни у кого и нигде.

Истоки этого явления в искусстве надо искать в начале XV века, когда Ян ван Эйк распространил технологию масляной живописи по всей Европе. Там же, где изобрели эту технику, миру впоследствии явятся новые жанры живописи — например, натюрморт. Хотя да, сложно поверить в то, что натюрморт не существовал сам по себе всегда, а его кто-то когда-то изобрел.

Началось все, как всегда, с политики — ведь в искусстве, как в зеркале, мгновенно отражаются все социальные, политические и экономические перемены и события.

В результате войны за независимость Нидерландов от Испании в 1581 году на свет появилась Республика Соединённых Провинций Нидерландов. Отделение от Испании привело в этих краях к невероятному расцвету торговли, искусств, наук, экономики и культуры.

В противовес безумию испанской инквизиции, Нидерланды давали своим жителям очень много религиозной свободы, а вокруг творилась настоящая буржуазная революция.

В молодую республику хлынули беженцы, в том числе и деятели искусств и наук. Их тепло привечали, давали возможность работать, публиковаться и преподавать.

Жители Нидерландов испытывали немалую гордость за свою родину. Поступить на службу было большой честью. Отсюда и любовь голландцев к жанру группового парадного портрета, вроде написанной Франсом Халсом «Встречи офицеров роты святого Адриана в Харлеме».


«Встреча офицеров роты святого Адриана в Харлеме» (1633).

В этих на редкость удачных условиях сформировалось новое голландское искусство. С одной стороны, конечно же, на фундаменте старых мастеров, а с другой — совсем не такое, каким было раньше и, тем более, не такое, как у соседей-католиков.

Чтоб внести ясность, вот что было у соседей в то время в чести:


Пи́тер Па́уль Ру́бенс, Похищение дочерей Левкиппа. Около 1617—1618 года.
Здоровенная, между прочим, штука, аж 224 × 211 см

После приступа острого иконоборчества и расцвета протестантизма церковь, которая обычно являлась главным заказчиком картин, с искусством почти завязала. Поэтому из голландской живописи практически исчезли религиозные сцены, да и масштаб пафоса поутих. Художники вышли из-под крыла церкви и больше не занимались какими-нибудь воротами по папскому заказу по 30 лет.

Появляется все больше зажиточных бюргеров, которые рады украсить свой быт красивыми картинками за не слишком большие деньги. Популярность живописи в быту до того выросла, что порою даже крестьяне (из тех, у кого дела идут получше), вешают в домах картины — совершенно небывалая доселе история.

И, конечно, в связи с такой сменой адресата меняются и сюжеты. Мельник хочет чтоб запечатлели то, как хороша его мельница на рассвете трудового дня. Охотник рад натюрморту, на котором в изобилии изображены мертвые гуси, зайцы и немного виноградных лоз. Ученому мужу приятно иметь в кабинете небольшой ванитас (чтоб на всякий случай помнить, что ты прах).

Вот, кстати, типичный ванитас, то есть картина, напоминающая о быстротечности жизни, тщетности удовольствий, бессмысленности бытия и неизбежности смерти и, в целом, призванная поднять настроение. Такая вот визуальная форма высказывания "где они теперь?" .


Якоб де Гейн, 1603

Но кстати, ванитасов (натюрмортов с человеческим черепом в главной роли) в голландской живописи не так много. Там больше шуток, бытовых сценок и изображения изобильных столов. Сильнее всего ванитас будут любить в эпоху барокко (умело миксуя черепа с пляшущими нимфами), но считается, что первый голландский натюрморт написан именно в этом жанре и принадлежит кисти Якоба де Гейна, он как раз выше.

Религия неумолимо уходит на второй план, но не исчезает полностью — даже в изображении фруктов и ваз можно прочитать неявные смыслы. Сочетания символов все равно будут отсылать к религии и определенным историям, но только уже не прямо в лоб, а нежно и аккуратно.


Рулант Саверей.

Происходит невероятное - живопись становится ремеслом, снова.

Чуть ли не впервые в истории живописи художники стали сначала писать картину, а уже потом искать на нее покупателя. И ведь писали — а значит, были уверены в успехе продажи. Иметь дома красивую картину хотел каждый горожанин, и для этого мог даже начать экономить на еде. Так что наше современное желание повесить огромный телевизор в полупустой квартире старше самого телевизора в пять раз.

Хотя ремесло живописца становится ужасно популярным, просто так пойти и начать художничать было нельзя. Все мастера состояли в гильдии. Чтобы туда попасть, надо было или доказать свое мастерство, или принести письмо от другого, уже состоящего в гильдии художника, в мастерской которого вы трудились от пяти до десяти лет. И еще надо было добавить вступительный взнос. Это обеспечивало контроль за качеством исполнения работ с одной стороны и защиту самих живописцев от недобросовестных клиентов — с другой. И еще ставило художников вровень с другими ремесленниками — ювелирами и столярами.

Конкуренция на рынке, конечно, бурлила. Следствием этого стала узкая специализация. Один художник мастерски писал селедок, другой — секстанты, третий — фазанов. Они друг с другом старались не пересекаться. И каждый все более и более правдоподобно, детально и искусно выписывал свои картины.


Кстати, о невероятной правдоподобности. У современного художника и исследователя Дэвида Хокни есть теория о том, почему же вдруг так резко (и даже иногда пугающе) выросла реалистичность изображений. По его мнению, дело это связано с изобретением камеры-обскуры. Хокни думает, что художники активно применяли ее. Вряд ли они направо и налево делились этим секретом с теми, кто не имел отношения к профессии. Но доказательств тому Хокни приводит много — это и повальная леворукость людей на портретах, и внезапное смелое обращение с изображением металлов и бликов на поверхностях, и присутствие «спецэффектов», вроде размытия фона.

Эту интересную теорию до сих пор обсуждают. Например, есть чумовой документальный фильм о том, как изобретатель из Техаса в своем гараже пытается перенаписать картину Вермеера.


Ян Вермеер, Молочница. 1658—1660

Что касается живописи, то не считалось зазорным и неправильным повторять сюжеты или даже целые картины целиком. Нормой была и работа над картиной целой артелью: кто-то писал скатерть, а кто-то — прекрасный лимон на ней. Получалась практически работа на конвейере.

Поэтому, когда сегодня видишь рядом десяток почти одинаковых работ, надо всегда держать в уме: эти работы совсем не должны были оказаться рядом — ни в музее, ни в онлайн-галерее. Их задачей было тихонько и нежно вписаться в быт теплого голландского домика. Там их и попробуйте представить.


Виллем Хеда. «Натюрморт с ветчиной»


Питер Клас. Натюрморт с рёмером и серебряной таццей. Ок. 1635

Когда искусство наконец избавилось от религии и бесконечного тиражирования древнегреческих мифов, стало интереснее находить красоту в том, что вокруг.

Иногда в картинах есть глубокий смысл, порицание общественных пороков, но все это не очень навязчиво. Рождается целая череда жанров: разнообразные пейзажи, тот же натюрморт, бытовая сценка, анималистические картины и изображения интерьеров.


Питер де Хох,  Женщина с ребёнком у кладовки. Ок. 1658


Виллем Хеда. «Натюрморт с ветчиной». 1656


Абрахам ван Бейерен. «Натюрморт с рыбами». 1650—1670

И все это должно в основном развлекать. И еще немножко — настраивать на размышления. Добавишь толстых мух и пару змей к пышному букету, как Рулант Саверей — и сразу понятно, что бытие бренно.

А чтоб развлекать, живописцы стремятся найти то, что нравится публике. Например, играют с пространством и создают иллюзии — то окошко как настоящее, то тарелка вот-вот упадет со стола, то игра света во тьме выхватит кусочек изображения. А то и вовсе нечаяно протянешь руку чтоб потрогать гребень — а он, оказывается, внутри холста.



Йоханнес Леманс. «Натюрморт с охотничьими принадлежностями». 1670—1686

И еще поэтому художники этой эпохи не боятся пошутить. Например, совсем недавно боялись ученых, колдунов и алхимиков, и — от ужаса — над ними злобно насмехались. А теперь появляются картины-добрые насмешки.

Горячо любимая мной картина:


Герарт Дау. «Учёный, затачивающий перо». Около 1632-1635.

И много самоиронии. Например, как на ужасно смешном автопортрете Питера ван Лара, где герой нечаянно призвал дьявола занимаясь алхимией:


Или на автопортретах Яна Стена (между прочим, самого продаваемого художника XVII века) — то с лютней, то просто с пьяной красной моськой:


А с каким удовольствием стали писаться сценки из жизни простых жителей — и нравоучительные, и с намеком, и просто смешные!


Ян Стен, Гуляки

Обилие голландских пейзажей научило европейцев любоваться природой. Англичане — так и вовсе стали стараться подгонять ландшафты своих усадеб под увиденное у голландцев!


Якоб ван Рёйсдал. Пейзаж с мельницами близ Харлема. Ок. 1650-52

Любовь к залитым светом комнатам и большим окнам, которые часто присутствуют на картинах (хотя бы в виде отражения в стакане вина), повлияла на то, как постепенно стали выглядеть интерьеры, которые мы любим до сих пор. Простота, сдержанность убранства комнат — все это появилось в быту благодаря идеям кальвинизма. А еще простой быт перестал быть стыдным. Он, наоборот, говорил о том, что хозяин жилища — хороший парень.


Ян Вермеер, Женщина, держащая весы. 1662—1663

Живопись стала доступной. Картины теперь в каждом доме и это классно.

Ну и последняя картина в этой прекрасной куче - Щегол Карела Фабрициуса.Фабрициус три года учился у Рембрандта, а после стал (вероятно) учителем Вермеера. На картинах Рембрандта - густой сумрак и темное на темном, а у Фабрициуса все наоборот - дневной свет заливает фигуры и он пишет светлое на светлом. С таким ярким дневным светом как раз Вермеер потом обращался ну просто потрясающе.

Вот и Щегол такой, написанный быстрыми мазками, кое-где краска даже пальцами прям размазана. Щегленок светящийся и живой, трепещущий, дышащий. Прям даже импрессионизм немного.

А еще вокруг этой картины крутится кипучее повествование романа “Щегол” Донны Тарт, из которого я о ней и узнала.

Настоятельно рекомендую.

“— Это самая первая картина, в которую я по-настоящему влюбилась, — говорила мама. — Не поверишь, но она была в книжке, которую я в детстве брала из библиотеки. Я садилась на пол у кровати и часами ее рассматривала, как завороженная — такой кроха! И в общем-то невероятно, сколько всего можно узнать о картине, если долго-долго смотреть на репродукцию, даже если репродукция не лучшего качества. Сначала я полюбила птицу, ну, как домашнее животное, что-то вроде того, а потом влюбилась в то, как она была написана.”

Донна Тартт. «Щегол»