Процесс по делу "правых эсеров" ( 22 фото )

- Совдепия, 1922 год.

Товарищ П., -

Только что окончившийся процесс Центрального комитета партии «социалистов–революционеров» отнюдь не был суммарной расправой правящих Советской Россией коммунистов со своими противниками — как настойчиво стремилась внушить своим читателям буржуазная и союзная с буржуазией («соглашательская») пресса всего мира.

Обвиняемый Л., -

Граждане, Центральному комитету вашей партии было угодно, в отличие от прежних расправ в подвалах Чрезвычайной комиссии, поставить судебный процесс в Революционном трибунале. Мы не питали себе иллюзии относительно того, что представляет из себя Революционный трибунал.

Товарищ П. - это Михаил Покровский, историк-большевик, померший в 1932 году от рака, четыре года (примерно) не дожив до собственного развенчания и, очевидно, посадки родной советской властью. Обвиняемый Л. - это Михаил Лихач, член партии социалистов-революционеров он получил расстрел, замененный пятью годами строго режима: голодал, ссылался, арестовывался и помер в 1931 году от воспаления легких. Не такая уж и разница.

Эсеры, столь грозные в борьбе с царской охранкой Николая II, оказались никуда не годными бойцами в 1917-1922 гг. Сперва они потеряли свое правительство - Керенского и компанию, затем разделились на левых и правых, но и так не преуспели. Правые метались между "Колчаком и Фрунзе", одинаково презираемые обеими сторонами, а левые создали с большевиками "коалиционные наркоматы" и... тоже не удержались.

Выиграв Гражданскую войну, советская власть покончила с остатками правых эсеров - один из первых громких публичных процессов, закончившийся, однако, определенной моральной победой обвиняемых. В отличие от последующих подсудимых, всех этих "истинных большевиков" - троцкистов и прочих бухаринцев, - эсеры не каялись, а достаточно упрямо отвечали: да, мы боролись с вашей властью, потому что она - и т.д. Советская власть им этого не забыла, но в те годы стереть в порошок на стадии следствия или между заседаниями еще не могла, потому что с социалистами - даже "ренегатами" - приходилось обращаться аккуратно.

Еще живой Ильич не потерпел бы нарушения норм социалистической законности: в такой сложной международной обстановке, между польским фашизмом и японским империализмом, между русской вошью и американо-европейской продовольственной помощью - это было крайне архиважным делом, батеньки мои!.. И цвет, элита эсеровского движения могли еще огрызаться и спорить, под крики специально подобранной публики в зале и гневных толп на улице.

Эсеров можно было бы и пожалеть, но почему-то не хочется - как говорится, судил коммунист социалиста.

Какая милота.