Пока Валентин Смирнитский растил чужую дочь, родной сын погиб от передозировки наркотиков ( 5 фото )

Валентин Георгиевич и его третья жена - Елена Шапорина (в очках) на даче. На коленях у бабушки наша рассказчица Марфа, в центре - её мама Марианна, а на ступеньках - младшая сестра Ариадна..

 «Портос» вырастил дочку горе-актёра Ломакина как родную

Знаменитый Портос, народный артист России Валентин Смирнитский в нынешнем году отметит 75-летие. Он четырежды женился, снова и снова начиная жизнь с нуля. Во втором браке с переводчицей Валентиной Коваленко у Валентина Георгиевича родился единственный ребенок — сын Ваня, который трагически погиб в возрасте 26 лет. Но, как нам удалось выяснить, Иван не один называл знаменитого актера отцом. Папой его считает и кинохудожник Марфа Ломакина. О том, как он ее растил, почему считает дочерью и что их вообще связывает, 34-летняя Марфа впервые рассказала «Экспресс газете».

О том, что у Валентина Смирнитского есть названая взрослая дочь, стало известно не так давно. В одном из интервью мэтр неожиданно разоткровенничался:

— Марфа — внучка моей третьей жены. Елена Шапорина по профессии искусствовед, а работала в Московской патриархии. Старше меня на семь лет, имела взрослую дочь и ко мне относилась в какой-то степени по-матерински, вроде как воспитывала. Обменяв две наши «однушки» на одну двухкомнатную квартиру в доме кинематографистов, мы жили там втроем. Когда дочке жены пришла пора рожать, выяснилось, что папы ребенка поблизости нет — испарился. Единственным мужчиной в семье был я, соответственно, я и встретил их из роддома. Я полноценно занимался Марфой: нянчился с ней, с колясочкой ходил гулять — короче, помогал растить. И когда она заговорила, автоматически стала называть меня папой.

Мы разыскали Марфу и попросили поделиться своей историей.

— Я с детства любила рисовать, потом окончила ВГИК и стала кинохудожником, — начала рассказ Ломакина. — А актрисой быть никогда не мечтала, потому что очень стеснительная. С рождения и до того момента, как мне исполнилось 20 лет, когда моя бабушка Елена Шапорина и ее муж Валентин Смирнитский развелись, Валентин Георгиевич играл огромную роль в моем становлении. Возил меня на занятия в художественную школу, радовался моим успехам, а я стеснялась его популярности. Поклонники постоянно узнавали его на улице, дарили цветы и выстраивались в очередь за автографом. Вечерами мы читали стихи Гумилева и Ахматовой, готовились к моим урокам по литературе, анализировали стихи. Словом, благодаря Валентину Георгиевичу у меня было интересное детство. Но обо всем по порядку…


Марфа и её названный отец в наши дни и четверть века назад. Фото из личного архива
Древний род

— Я родилась в 1984 году, — продолжает Мафра. — Незадолго до этого моя мама развелась с моим папой, а бабушка, наоборот, вышла замуж — за Смирнитского. Ей было 47, а ему 40. Через некоторое время после моего появления на свет мама встретила другого мужчину, расписалась с ним, родила еще одну девочку, Ариадну, и уехала с новой семьей жить за город. А меня оставила в Москве с бабушкой и ее мужем. Так что те стали для меня полноценными родителями.

— Расскажите, пожалуйста, о настоящих маме и папе.

— Мой отец — Михаил Ломакин. По первому образованию он актер, выпускник Щукинского училища. Но быстро забросил профессию, хотя прекрасно танцевал. А мама, Марианна Шапорина, переводчица с английского языка. Сейчас его преподает. Что же касается бабушки, до сих пор живу с ней, ей 81 и требуется уход. Она, к слову, представительница древнего рода. Юрий Шапорин, наш прадед, был советским композитором, педагогом, дирижером, народным артистом СССР, лауреатом трех Сталинских премий. Для первых исторических фильмов о Суворове и Кутузове музыку написал. Однажды ему пришла мысль предложить себя на пост председателя Союза композиторов. Юрий Александрович, появившийся на свет в 1887 году,  отправился туда, чтобы выдвинуть свою кандидатуру. Но выяснилось, что он не член партии, и тогда его пригласили на собрание. А там спросили: «Какая будет жизнь при коммунизме, когда мы его построим?» На что он ответил: «Будет почти так же хорошо, как при царе!» И с ним сразу попрощались.

— Почему вы не взяли фамилию Шапорина?

— Я считала, что правильнее носить фамилию отца, хотя он меня и не растил. Мы стали общаться, когда я уже была взрослой. Нынешняя жена папы — художник, занимается витражами и интерьерами, они вместе работают. А мама после развода с отцом моей сестры Ариадны, которая сейчас работает на телевидении, осталась одна.

— А с Валентином Смирнитским поддерживаете общение?

— Конечно! Он родной для меня человек. Жениться на женщине старше себя и воспитать ее крошечную внучку как родную дочь — на это, уверена, не каждый способен.  Тем более когда ты молодой, красивый и известный артист. Отцом, кстати, я его не сразу стала  называть. Всегда очень хотелось, но окликала или Валей, или Лелей. А когда в семь лет пошла в школу, спросила разрешения: «А можно я буду тебя папой звать?» Он не возражал. Очень меня любил, баловал. Без повода мог подарить сережки, колечко, цепочку, кофточку…


Брак Смирнитского с Ириной Коваленко рухнул после его съёмок в «Д`Артаньяне и трёх мушкетёрах». Узнав об амурных похождениях мужа, женщина подала на развод. Их сын Ваня остался на попечении двух бабушек: жил то у одной, то у другой. Фото из личного архива
Блины для собак

— На съемки фильмов Валентин Георгиевич вас брал?

— Да, мы с бабушкой, например, приезжали к нему в Таллин на площадку картины «Мушкетеры 20 лет спустя». А однажды отправилась в Болгарию, где кипела работа над какой-то другой лентой. Там я сразу же так сильно сгорела на солнце, что ничего не смогла посмотреть. Было ужасно больно и обидно. Но по возвращении в Москву папа компенсировал мои страдания походами в музеи и зоопарк. А еще помню, как однажды зимой он с бабушкой водил меня кататься на пони. Они стояли на морозе в смешных шапках, а я сидела на лошадке в леопардовой шубке, и мои варежки свешивались из рукавов на веревочке. А после моего выпускного вечера в школе Валя пригасил нас с бабушкой в ресторан, и мы втроем отметили получение аттестата. Вскоре грянул их развод. Я очень переживала.

— Момент, когда погиб родной сын актера Иван, помните?

— Очень отчетливо. Мне было 16 лет. Валентин Георгиевич уехал на гастроли в США, когда пришла страшная весть, что 26-летний Ваня умер от передозировки героина. На похороны отец приехать не успел и очень тяжело переживал всю эту ситуацию. Он же до этого очень много сил и денег потратил, чтобы снять сына с иглы. Казалось, все получилось, но Иван неожиданно сорвался. Уже во взрослом возрасте он успел покреститься, поэтому его смогли похоронить по православному обычаю.

— Вы дружили с ним?

— На дачу к нам иногда приезжал. И мы втроем — Иван, я и моя мама — ходили на речку купаться. Тогда на даче с нами жила моя пожилая бабушка, и Валентин Георгиевич очень трепетно о ней заботился, с утра всегда готовил ей кашу, пек блины, которые обожали и наши собаки — неаполитанец, кавказская овчарка и пудель.

Что же касается Вани, то, конечно, отец его не растил, но всегда присутствовал в жизни. Увы, не так много, как в моем детстве, но присутствовал. После гибели сына Валентин Георгиевич стал хвататься за любую работу, лишь бы отвлечься от горя.

— Отец знакомил вас со своими друзьями?

— Да, мы часто бывали в гостях у художника Сергея Алимова, а когда приезжали в Питер, останавливались у Михаила Боярского. Точнее, в свободной квартире, оставшейся ему от родителей. Я ходила на спектакли Михаила Сергеевича, общалась с его детьми Лизой и Сергеем.

— Сейчас Смирнитский женат на богатой женщине, которая на 17 лет его моложе. Они путешествуют по всему миру, купили дом в Испании. Вам с бабушкой не обидно?

— Нет. Мы очень ему за все благодарны. Бабушка особо никогда не страдала по этому поводу. Она мудрая женщина, маленькой девочкой в эвакуации жила, и война ее очень закалила. Так что те подарки, которые ей преподносила жизнь, с радостью принимала.


С нынешней женой Лидией, театральным продюсером, у народного артиста имеется не только домик в Подмосковье, но и небольшое поместье в Испании. Фото «PhotoXPress» и globallookpress.com
Крики Михалкова

— Вы работали художником на нескольких фильмах, в том числе у Никиты Михалкова на «Утомленных солнцем-2»…

— На картину к Никите Сергеевичу меня направили как практикантку от ВГИКа. В результате проработала декоратором на этом проекте три года.  Михалков — большой профессионал, и если на актеров он мог нещадно кричать, то к нам очень уважительно относился. Мы с художником Владимиром Арониным к Михалкову даже обедать ездили в усадьбу в Нижнем Новгороде, которая оказалась неподалеку от места съемок, а потом отправились рыбачить. Однажды, когда я попала в больницу, Никита Сергеевич сразу позвонил главврачу и договорился, чтобы меня перевели в отдельную палату. Режиссер очень трепетно относился и к Владимиру Аронину. Тот плохо себя чувствовал, так что Михалков лишний раз боялся его потревожить. Но вскоре Аронин умер.

— Всегда вам везло с режиссерами и коллегами на съемках?

— Бывали случаи, когда со мной не расплачивались за работу, потому что контора, которая снимала фильм, объявляла себя банкротом. В суд подавать себе дороже — на адвоката потратишь больше, чем потом получишь, вот и приходится забывать о долге. На съемках тоже не всегда шло гладко. Например, однажды потребовался портрет актрисы, точнее ее персонажа. Я нарисовала, вышло очень похоже, но ей категорически не понравилось, потому что она, дескать, видит себя намного моложе и красивее. Она долго меня отчитывала, что я плохо поработала. Я импульсивный человек и на критику всегда остро реагирую, так что тоже молчать не стала.